Детектив Марк Вентура (СИ) - Фиреон Михаил - Страница 136

— Нет! — со слезами на округленных от ужаса глазах взмолился человек в сером комбинезоне. Он был уже не молод, но еще и не стар. У него были растрепанные, опаленные волосы, поверх которых темнели поднятые на лоб, оснащенные боковой защитой глаз, очки. Его одежда была грязной и обгорелой, по левому боку вся в крови. Левая рука с перебитым запястьем, безвольно висела плетью.

— Не надо! — страшно и громко, во весь голос закричал он, отшатнулся от своих палачей — пощадите!

— Поджигатель! Убийца! Гори! — яростно и зло крикнул из толпы какой-то мужчина. Его голос подхватили и другие, стоящие на темных улицах и по краю площади жители слободы.

— А о чем ты думал, когда сам людей жег? Исповедуешься потом, и будет тебе? — доверительно и одновременно безразлично спросил приговоренного сержант и свалил его на камни мостовой ударом ноги. Похоже, было, что он целился в лицо, но поднять сапог выше, чем позволил доспех он не сумел. Пленник тяжело задышал, раскрыв рот, молча и испуганно заплакал, начал отползать на локтях, то и дело дергаясь, со всхлипами, пытаясь схватиться за камни пальцами перебитой руки. К нему неторопливо подошел рыцарь с огнеметом и наставил свою трубу ему в живот, нажал на скобу, повел потоком огня перед собой снизу вверх. Несколько секунд — от тяжелого удара реактивной струи сын коменданта не сразу понял что горит, но как почувствовал, только успел вскрикнуть, как захлебнулся хрипом пережженного горла и затих горящей грудой на камнях мостовой. Целыми остались только руки и сапоги.

— Слишком большая температура, быстро сгорел — покачал головой один из рыцарей.

— В аду догорит — мрачно кивнул сержант в ответ.

За сыном коменданта последовала очередь оставшихся двоих старшин — сенешаля поместья коменданта и начальника бухгалтерии. На этот раз рыцарь с огнеметом не оплошал, как с первым пленником. Но барон Тинвег только покачал головой, дал коня в галоп и ударом меча по голове свалил убегающую прочь горящую фигуру, милосердно прекратив страдания приговоренного к смерти. Второго, бьющегося на камнях мостовой в бесплодной попытке потушиться, добил копьем сержант. Тем временем оруженосцы графа Прицци собрали и погрузили на носилки механическую куклу, перемазались в черно-синей искусственной крови, укрыли ее от лишних глаз какой-то грязной ветошью. Отогнали в проулок домочадцев коменданта, начали решать, кого отослать по домам к родственникам, кого забрать в Гирту. Над площадью воцарилась страшная тишина, нарушаемая только треском пожарища, тихим плачем и бряцанием упряжи лошадей. Люди притихли, все глаза в мстительном и жестоком напряжении уставились на ошеломленного коменданта Солько, что лишившись дара речи, безмолвно наблюдал за расправой над своими приближенными и сыном. Граф Прицци стоял перед ним, задумчиво смотрел перед собой, словно раздумывая, какую казнь придумать ему так, чтобы она была достаточно жестокой и мучительной.

Держащий пленника рыцарь, по виду Фарканто, отпустил его, отошел в сторону и теперь просто стоял рядом. В его руках тускло блестел обнаженный меч.

— Меня тоже сожжешь? — поднялся с колен уже никем не удерживаемый комендант, вздохнул и обеими руками оправил полы своей грязной, испачканной в копоти и крови мантии. Забегал глазами по площади, как будто ища поддержки у собравшихся в тенях окрестных домов людей. Близость смерти придала ему силы духа. Испуганным, но упрямым взглядом он выжидающе смотрел в личину маски графа Прицци. Но тот ничего не ответил, приподнял маску обеими руками и плюнул коменданту в лицо, от чего тот отшатнулся, как будто бы ему дали пощечину.

— Огнемет — кивнул, приказал командор Лилового клуба, отошел в сторону и сделал предупредительный жест барону Тинвегу, чтобы не вмешивался. По толпе побежали одобрительные возгласы. Через минуту все было кончено. Детектив и его спутницы, что молча наблюдали издалека эту сцену, еще какое-то время смотрели, как отдавая последние распоряжения пожарным и полицейским, люди графа Прицци собирают оружие, поудобнее устраивают на телеги своих раненых, грузят убитых. Как обсуждают что-то с капитаном Глотте, что задержался с частью своих людей, и все это время, не вмешиваясь, тоже наблюдал за происходящим действом, потом один за одним вскакивают в седла, приказывая своим дружинам и взводам двигаться следом, уезжают в сторону Гирты.

Только тут, как будто загипнотизированный зрелищем детектив обратил внимание, что Мариса сняла свою маску и чтобы не видеть происходящего, уткнулась ему в плечо лицом. Принцесса давно отпустила его руку и исчезла в толпе, Вертура было испугался, что потерял ее, но она вернулась к ним, подошла, ловко лавируя между стоящих вокруг людей, одной рукой придерживая низко надвинутый на маску капюшон, другой прижимая к груди меч.

— Едем обратно — просто сказала она и взяла своих спутников под локти, повела в ту сторону, где они оставили своих лошадей.

Вокруг в темноте плакали дети, которых, опасаясь пожара, матери вывели из окрестных домов. Тревожно переговаривались женщины, басовито и отрывисто обсуждали происшествие мужчины. Говорили о расправе, о том, что комендант и его сын получили по заслугам. Из их разговоров Вертура узнал, что вначале они много стреляли в людей графа из окон, но с выключением стабилизаторов прекратили, а потом выбежали из горящего дома в надежде скрыться в суматохе, поливая все вокруг, и дома, и попавших под удар наивно подумавших что все закончилось, вышедших посмотреть зевак, огнем, чтобы скрыться за ним, пока всадники не налетели на них и не растоптали их отряд лошадьми.

Спрашивали друг у друга, целы ли друзья и родные. По улицам ходили, смотрели, кто пострадал доктор и районный смотритель. Пожарные заглядывали в подворотни, заходили в подъезды, проверяли квартиры, лестницы и крыши, не горит ли где. Подгоняли свои фургоны, тушили пожар в особняке.

Чтобы не пересекаться с людьми графа Прицци, Вертура, Мариса и принцесса Вероника возвращались той же улицей, которой и приехали, но теперь, к некоторому удивлению детектива, здесь ничего не напоминало о пережитом совсем недавно наваждении. Люди в масках или просто с повязанными на лица тряпками, выглядывали из окон, выходили из домов, посмотреть все ли завершилось. На колокольне, на площади редко и тяжело звонил колокол, то там, то тут слышались разговоры и обсуждения, доносились возгласы напуганных происшествием детей.

С центральной площади городка возвращались те, кто уже убедился, что ничего нового уже не будет, и лучше не попадаться на глаза сменившим людей графа, драгунам из ночной стражи Гирты. На мосту через канал несли вахту, приподнимая маски, курили трое незнакомых детективу лиловых рыцарей и несколько ополченцев с серыми нарукавниками местной дружины. Засада, что ждала в поле, была снята. Судя по всему, всем был дан отбой, и без лишних вопросов вахтенные выпустили всадников из слободы.

— Он был мерзавцем? Заслужил такой смерти? — наконец-то решился и спросил детектив.

— Аарон Солько? Не более чем человеком, который ставил свои деньги и власть превыше всего остального в жизни — как-то печально рассудила, ответила принцесса Вероника. И прибавила задумчиво — нет, он не был мерзавцем. Он был обычным дельцом, богачом, политиком. Занимался коммерцией, имел свои слабости, пороки и прихоти. Крал из казны, содержал притоны и кабаки, убивал тех, кто мешал его интересам, искал прибыли и выгод, развлекался, но иногда даже жертвовал деньги приютам, нищим и церкви. Многие считали его уважаемым и справедливым человеком. У него даже были какие-то свои благородство, совесть и принципы… — принцесса сделала паузу, ее голос изменился теперь в нем сквозили злость и неприкрытое презрение — но я не верю, ни в благородство, ни в совесть, ни в принципы. Все они заканчиваются там, где начинаются власть и деньги. Я верю в то, что есть люди, которые боятся Бога и которые оставляют Его на потом, пытаются доказать себе и всем, что Ему все равно или Его вообще нет. Одной рукой они подписывают неправедные законы и указы, устраивают войны, совершают служебный подлог, обворовывают, подставляют, обманывают людей. А другой крестятся, строят храмы и дают пару медяков больным и нищим, думая, что искупают этим то зло, которое они творят, и Бог им все простит. Не выйдет. Есть те, кто живут по заповедям, а есть беспринципные дряни без царя в голове. Среднего не дано. Он был из тех, кто считал, что потом покается когда-нибудь в старости, соборуется в забытых грешках, когда будет лежать на смертном одре в окружении скорбящих внуков и детей, может отдаст часть своих денег на монастырь. Скажет как говорят они все: «Ну время же такое было». Или «Без этого мне было бы нечем кормить семью и детей» или «Если бы не я, то все тоже самое делал бы кто-нибудь другой». И все согласятся с ним, простят ему эти грешки, потому что он был уважаемым, полезным и хорошим человеком. Проводят в последний путь, будут поминать его только добрым словом, напишут в газеты, может даже добавят в учебники как талантливого политика, промышленника и успешного экономиста, принесшего процветание своей земле. Тот с огнеметом, Атли, был его сыном. Они похищали и скупали людей, забирали кровь, извлекали органы, чтобы сэкономить на покупке реплицированных компонентов. Они ели человеческое мясо, но теперь они сами мертвы. Дальше судьей им будет только Господь.