Игра королев - Даннет Дороти - Страница 71

— Погодите-ка, — резко прервал его Эрскин. — Леди Кристиан упала с лошади и разбилась насмерть.

— А откуда вы это знаете? — вкрадчиво спросил Лаудер.

Голос Эрскина сделался хриплым от гнева:

— Я знаю Крис лучше, чем кто бы то ни было из вас: она была моей невестой, и, не находись мы перед лицом закона, я вколотил бы вам обратно в глотку порочащие ее слова. Я видел Кроуфорда из Лаймонда сразу же после ее смерти — слышал, что он говорил, наблюдал, как он вел себя. Если бы я хоть на мгновение мог предположить, что это он убил Кристиан, Калтер не имел бы удовольствия сразиться с ним.

Генеральный прокурор выслушал эти слова, полные искренней скорби, и заметил мягко:

— Так в чем же тогда дело? Значит, господин Кроуфорд все же помчался спасать девушку наподобие верного паладина?

Тут, к своему изумлению, он услышал вкрадчивый голос сэра Дугласа:

— Давайте отбросим рыцарские побуждения, раз уж они так раздражают вас, и обратимся к фактам иного толка. Господин Кроуфорд в то время всячески стремился доказать, что он невиновен в более давних преступлениях, которых мы еще не касались. Но попытки его не увенчались успехом: я как раз сообщил ему, что человек, с помощью которого он мог бы доказать свою непричастность, умер. К тому времени он уже распустил свой отряд в надежде на встречу с этим человеком и испытал немалое потрясение от того, что мальчик, которому он покровительствовал, выдал его. В подобных обстоятельствах, побуждаемый отчаянием, он вполне мог решиться на такой шаг.

Генеральный прокурор поклонился без всякой насмешки:

— Тонкое замечание. И оно проливает новый свет на все дело. Стало быть, господин Кроуфорд потерял последнюю надежду обелить себя — какой ценою, это нам неизвестно — и предстать перед нами честным, преданным и стойким слугой отечества.

И что же остается ему, вы можете спросить, как не бежать в Англию, а прежде всего избавиться от этой нелепой девчонки, которая так много знала о его похождениях и, как на грех, тоже оказалась там? С другой стороны, можно надеяться, что секретная информация, которой он располагает, поможет добиться снисхождения от лорда Грея. А если даже и нет — хуже не будет. — Лаудер обвел взглядом потные, раскрасневшиеся от жары и напряжения лица всех двенадцати советников: и хитрые, и безразличные, и проницательные, и настороженные. — Человек, сидящий перед вами, отнюдь не прост. Обвинения, выдвинутые в его адрес, поражают своим разнообразием. Мы разобрали их все, за вычетом самых серьезных, и нужно иметь недюжинную отвагу, чтобы решиться сказать: это белое, а это черное. Он заявляет, будто его прошлые сношения с лордом Уортоном были заранее обдуманными и не нанесли ущерба Шотландии. Доказательств нет, но нельзя и безоговорочно утверждать обратное. Его действия в Аннане могли быть продиктованы добрыми, хотя и не понятными нам намерениями. Это мы тоже никогда не установим в точности.

Из корыстных побуждений или нет, но, кажется, он оказал определенную помощь короне во время знаменитого налета с угоном скота в Западной Марке. Таким же образом он оказал нам всем услугу в Хьюме — на этот раз исключительно ради собственной выгоды. В Хериоте он затеял опасную игру, опять-таки преследуя собственные цели. И его брат, и Бокклю с семейством были пешками в этой игре, хотя и не заметили этого, судя по тому, как великодушно они высказывались в пользу человека, направлявшего их порывы. В его отношениях с графом Ленноксом тоже нельзя ничего доказать, нельзя решить однозначно, виновен он или нет, но корыстные интересы вновь появляются на горизонте и, вероятно, все определяют.

Остается гексемская драма и все обстоятельства, предшествующие ей. На этот раз вырисовывается такая сложная картина, возможности столь многообразны, что установить истину, по моему мнению, можно одним-единственным способом.

Дабы узнать, что было у него на уме, когда он натягивал лук в Гексеме, следует обратиться к его прошлым поступкам, в которых отразились его истинные стремления, его истинное отношение к важнейшим нормам морали и этики — словом, те неуловимые качества, которые и определяют, живет ли человек ради насыщения утробы, либо ради вящей славы и блага отчизны, либо же служит Господу Богу своему.

Подобных качеств мы не обнаружили сегодня и не обнаружим в тех делах, которые разбирали. Чтобы раскрыть всю подоплеку, мы должны углубиться в прошлое, в те ужасные, невыразимые преступления, в которых Фрэнсис Кроуфорд обвинялся шесть лет тому назад и за которые ныне призван держать ответ. К ним я и предлагаю перейти.

Судебный пристав, направленный лордом Калтером, торопливо пересек комнату, склонился над Арджиллом и что-то ему сказал. Председатель возвысил голос.

— Что? О… разумеется. Никто не собирается подвергать опасности… — И, подвернув рукава, граф постучал по столу. — Заседание переносится на час. Отдохните пока, господин Лаудер.

Генеральный прокурор проследил за направлением его взгляда, поклонился и сел. К нему подошел сэр Джеймс Фулис.

— Старый дурень — он что, ослеп? Вот уже с полчаса, как парню нехорошо, — довольно проговорил Лаудер.

Судейские и стража окружили узника плотной стеной — и все же прокурор мог видеть, как Лаймонд опустил голову на скрещенные руки и застыл так, демонстрируя публике прекрасно подстриженный затылок и великолепный кружевной воротник.

Комната звенела от гама. Все — и советники, и свидетели — повскакали с мест, разглаживая и оправляя мантии, с шелестом разворачивая бумаги. Они разбились на группки, все еще завороженные суровыми откровениями дня: никто не хотел уходить, не досмотрев представления до конца.

Минуты через две Лаймонд вцепился в подлокотники кресла и встал на ноги. Минутный упадок сил, догадался Лаудер, был для него страшным унижением: в лице узника до сих пор не было ни кровинки. Тем не менее он отвесил Арджиллу глубокий, безупречный поклон и тут же стремительным шагом удалился.

— Вот это ум, — заметил Лаудер, складывая очки и выбрасывая перо в корзину для бумаг. — Будь я молоденькой девушкой — сам бы влюбился без памяти.

Фулис из Колинтона поймал взгляд Оксенганга и с усмешкой сказал Лаудеру:

— Ну эту маленькую сцену он хорошо рассчитал.

— Он рассчитал? — Генеральный прокурор стянул с себя насквозь промокшую мантию и направился во двор глотнуть свежего воздуха. — Он рассчитал? Не будь дураком, Джейми.

Уилл Скотт долго сидел неподвижно. Когда он стал наконец подниматься, чья-то тяжелая рука стукнула его по затылку. Уилл обернулся и увидел отца.

— Ты что, язык проглотил? — осведомился Бокклю. — До сего момента во всем Эдинбурге только тебя и слышно было!

Уилл ответил с обидой:

— Лаудер дважды заткнул мне рот, но больше у него не выйдет. Я, черт возьми…

— Дьявол, тебе что, особое приглашение требуется? Ори громче, парень, и никто тебе рта не заткнет. — Он улыбнулся, что-то припоминая. — Твой хозяин, однако, стакнулся с Джорджем Дугласом. Доказательств у него нет, но благодаря Дугласу и прокурор не может ничего решить.

— Какая разница? — мрачно проговорил Скотт. — Его потопят первоначальным обвинением. Там-то у них есть доказательство.

Бокклю проворчал, изучая лицо сына:

— Видывал я, как Генри Лаудер имел доказательств сверх головы и все же проигрывал дело. — Слова его звучали неискренне. — Ну ладно: пойду домой перекусить. А ты, если будешь с Калтером, спроси у него насчет кобылки. Если я выручу что-нибудь за этого парня Палмера, то, может быть, все же куплю ее.

Скотт кивнул головой и двинулся было прочь, но вдруг спохватился:

— За Палмера?

Бокклю усмехнулся:

— Да, за высокородного и преславного сэра Томаса Палмера, инженера. Ты что, не знал? Я захватил его в прошлом месяце, во время налета.

— И где же он?

— В замке, вместе с остальными пленными. Их там полно, я слышал. А тебе зачем?

— Просто так, — заявил Скотт и выбежал на улицу столь стремительно, что шпага его застучала о дверные створки.