Зауряд-врач (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 35

Началось…

– Веди! – кивнул я.

По мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж и прошли широким коридором. Стены его были отделаны дубовыми панелями, на полу – такой же паркет. Кучеряво люди живут! Лакей распахнул передо мной дверь, я вошел в большую комнату. Это, в самом деле, оказалась библиотека. Высоченные шкафы с книгами тянулись к потолку. Ничего себе! Не знал, что олигархи любят читать. В моем мире они этим не увлекались. Яхты, дорогие автомобили, футбольные клубы… Или книги – антураж?

Кроме шкафов в библиотеке обнаружился кожаный диван и такие же кресла. Они окружали небольшой стол с инкрустированной перламутром столешницей. В одном из кресел восседал Поляков. При виде меня он приподнялся.

– Проходите, Валериан Витольдович, присаживайтесь!

Я последовал приглашению. Возникший ниоткуда лакей сгрузил на стол серебряный поднос с бокалами и пузатой бутылкой.

– Коньяк, сигару? – Поляков открыл крышку украшенной резьбой деревянной шкатулки. Внутри нее, как патроны в магазине, лежали сигары. Крупнокалиберные такие.

– Благодарю. Можно рому?

Поляков глянул на лакея. Тот исчез и явился с бутылкой. Извлек пробку и плеснул в бокал янтарной жидкости. Я пригубил. Класс! Не Гавана Либре[2], конечно, но не хуже. В роме я разбираюсь – любитель. Мне его пациенты дарили – знали о вкусах доктора…

Я взял сигару и отрезал кончик специальной гильотинкой – она оказалась на столе. Лакей поднес огня мне, затем Полякову. Мы закурили. Я обмакнул кончик сигары в бокал, сунул ее в рот и втянул порцию ароматного дыма. Выпустил его кольцами. Поляков наблюдал за мной с интересом. В его взгляде я разглядел одобрение. Это с чего? Явился молодой нахал, потребовал себе отдельного напитка, дым кольцами пускает перед лицом олигарха… В моем мире меня б уже вывели, и хорошо, если без членовредительства. Не то, чтобы я хамил, но некоторую развязность себе позволил. Не люблю прогибаться перед денежными мешками.

– Мы с вами толком не познакомились, Валериан Витольдович, – начал Поляков. – Как-то не случилось. Представлюсь: коммерции советник Давид Соломонович Поляков.

– Зауряд-врач Валериан Витольдович Довнар-Подляский, – кивнул я.

– И это все? – улыбнулся он. – А как же шляхтич гербов Брама, Друцк и Лис?

– Это заслуга предков. Я всего лишь зауряд-врач. Один из тысяч.

– Приятно видеть скромного человека, но вы не правы, Валериан Витольдович. Эти ордена, – он указал на мою грудь, – свидетельствуют о том, что вы не посрамили род. Странная штука жизнь, – развел он руками, – шляхтич, родовитый как король, получает орден, который дает право на потомственное дворянство, а другой, кому он жизненно необходим, пребывает в низком достоинстве.

– Если б ордена раздавали по потребности, они б утратили свое назначение. Никто не стал бы стремиться к подвигам или ревностной службе.

– Вы не по годам мудры, – улыбнулся Поляков. – Странно слышать это от молодого человека.

Опять прокол…

– Дочь сказала, что вы не хотите принимать от нас награды. Почему?

– Вы поблагодарили меня в письме. Этого достаточно. Нельзя награждать за естественный поступок.

– А вот сейчас вы говорите, как молодой человек. Мудрый не отказался бы от шанса.

– Какого, например?

– Насколько знаю из газет, вы не завершили образования. Когда война кончится, потребуется диплом. Без него не дадут разрешения практиковать. Знаю, что вы не богаты и мог бы помочь. Любой университет за границей по вашему выбору.

Умен, Давид Соломонович, ох, как умен! Знает, что предложить.

– В этом нет нужды. Мне обещали диплом российского университета. Выдадут без экзаменов.

– Гм! – он посмотрел на меня с интересом. – Как вам удалось договориться?

– Предложили после показательной операции в госпитале. Сам не просил.

– Удивили вы меня, Валериан Витольдович. Не знал, что вы столь талантливы. В вашем возрасте проводить показательные операции…

Это он еще про главнокомандующего не знает.

– Чем собираетесь заняться после войны?

– Она еще не окончилась.

– Победа не за горами. Как фабрикант, причастный к военным поставкам, могу в этом заверить. На фронт потоком идет оружие и боеприпасы. Дивизии и полки пополняются солдатами и офицерами. Я сужу об этом по запросам на обмундирование и обувь. Они выросли многократно.

Болтун находка для шпиона. Хорошо, что в моем теле не донор.

– Мы разгромим супостата. И тогда встанет вопрос: а что дальше? Вас непременно демобилизуют. С дипломом вы можете стать военным врачом, но это означает прозябание в отдаленном гарнизоне в каком-нибудь захолустье. Сомневаюсь, что у вас есть связи для получения места в Минске. Про Москву и вовсе молчу.

Толстый такой намек. Соблазняет, ирод! Только я не барышня.

– Не готов строить планы, Давид Соломонович. Как вы верно заметили: идет война. А на ней, случаются, убивают. Дважды я выжил чудом, в третий раз может не повезти. Благодарю за ром, сигару и чудесный вечер. Мне пора.

Я положил сигару в пепельницу и встал.

– Сядьте! – повысил голос Поляков. – Мы не договорили.

На слуг своих будешь кричать! Я не успел это сказать, как в дверь ворвалась Лиза.

– Папа! Изе плохо! Послали за врачом. Но сейчас вечер, и пока его найдут… Я вспомнила о Валериане Витольдовиче.

Вовремя она.

– Идемте, Елизавета Давидовна!

Мы спустились на первый этаж. В углу зала обнаружилась толпа. Я бесцеремонно растолкал гостей. На составленных стульях лежал знакомый мне подросток. Возле него топтались родители. Мордух стоял растерянно, а жена его что-то причитала. Я невежливо отодвинул ее в сторону и склонился над пациентом. Так. Кожа бледная, лицо мокрое от пота, дышит часто, но в сознании. Зрачки расширены. Взял запястье – пульс учащен. Склонился к лицу – запаха ацетона нет, а вот алкоголя присутствует. Все ясно. Гипогликемическая кома легкой степени. Точнее не определю – я не эндокринолог. И причина понятна. Десерт еще не подавали – сладкого пацан не ел. За столом, наверное, на рыбку фаршированную нажимал, да еще винца под шумок хлебнул. Алкоголь привел к снижению уровня сахара в крови.

– Отойдите все! Остаются только родители. Больному нужен воздух.

Толпа недовольно заколыхалась – любопытно ведь, но послушно перетекла в другой конец зала. Лиза осталась. Я повернулся к ней.

– Прикажите принести стакан воды и кусочек сахара. Можно меда. Быстро!

Лиза повторила приказ слуге. Тот метнулся к дверям. Воду и мед в вазочке принесли практически мгновенно.

– Ешь, Изя!

Мордух шагнул ближе и приподнял сына. Я зачерпнул ложечкой из вазочки янтарный мед и вложил ее в открытый рот мальчика, затем дал запить. Не прошло и минуты, как кожа Изи стала розоветь. Он высвободился из рук отца и сел самостоятельно. Полез в карман, достал носовой платок и стал вытирать лицо. Мордух облегченно вздохнул

– Что это было, доктор?

– Гипогликемическая кома. Недостаток сахара в крови.

– Это лечится?

– Да. Нужно показать его хорошему врачу-диетологу. А пока не давайте ему жирной пищи. И больше сладкого! Варенье, чай, конфеты.

– Правда? – оживился Изя.

– Мы лишали его сладкого, – пробурчал Мордух и зло посмотрел на жену. – Не слушался.

– Воспитывайте другими методами. Например, ремнем (Изя поскучнел), но сладкого не лишайте. Иначе болезнь будет прогрессировать. Она может пройти сама по себе. Со сладким, впрочем, не переборщите. Все есть яд и все есть лекарство, как говорил Авиценна. Диетолог скажет точнее.

– Благодарю, доктор! – поклонился Мордух. – Можно вас на минуту?

Он взял меня под локоть и отвел в сторону.

– Сколько я должен за лечение?

– Нисколько. Я здесь гость.

– Но вы спасли Изю!

– Только помог. Денег не возьму.

– Вы благородный человек, – сказал Мордух. – Извините за неловкий вопрос, в вашем роду были евреи?

– Сомневаюсь.

– Очень похожи. И внешне, – он окинул меня взглядом, – и талантом. С одного взгляда определить болезнь и помочь мальчику… После войны, если решите практиковать в Минске, разыщите меня. Полагаю, договоримся.