Неожиданность (СИ) - Попов Борис - Страница 140

— Давай попробуем, — согласился Матвей, — может быть и проскочит. А то если ей чего не нравится, меня может без соли сожрать! И вечно укоряет нашим компаньонством. А вон Филипп уже сам хозяином стал, а у Евдокии муж…, а у Настасьи… Один я неловкий дурак! Аж зло берет! А если брякну, что просто так попрусь на край света с тобой — сгноит, как пить дать сгноит. Только ведь вышибут нас отсюда со дня на день бояре. Ленка мне все вечера расписывает, как у ее батюшки мне в приказчиках будет хорошо.

— Извини, Матвей, совсем забыл тебе сказать — я тоже боярином оказался, и как ни странно, тем же Мишиничем. Я младший сын Твердохлеба.

— Ты же, вроде, сам в немалых годах, и приезжий из далекого города?

— Я князю жизнь спас, а его боярин с нами пойдет. Вот он и сходил к Твердохлебу и чем-то его заинтересовал. В результате — я боярин, владелец этой лесопилки и куска Вечерки вокруг нее с лесом и землями. Могу подарить кому угодно.

— Лихо!

— Кстати, — спросил я Смелого, как его кликали в ушкуйных атаманах, — ты не надумал, кого можно оставить в пильщиках вместо тебя?

— Все наши в постоянных походах, бросать никто это дело и не думает. Жалко отец у меня сильно болен, он бы в самый раз подошел!

— А что с ним? Изранен, как твой побратим?

— Да нет, бог миловал. Плющит его неведомая болезнь в районе поясницы. Как нагнется, умаивает дикая боль в спине. Поднять чего-нибудь, тяжелее кружки с водой, просто невозможно.

— И давно это у него?

— Да уж года три, как началось.

— А к лекарям ходили?

— От их настоев из травок и компрессов только хуже стало.

— Ведуны глядели?

— Глядели. Сказали — черная полоса и проводили. Недавно костоправ пытался помочь: за голову дергал, на спине у отца прыгал, поясницу ему мял — только хуже стало.

— Попытаюсь твоему отцу помочь.

— Ты костоправ?

— Нет, но может чего с волхвами вместе придумаю. Его где можно найти?

— Днем на рынке, в лавке, вечером дома.

— А живете вы где-то возле Ермолая?

— Соседний дом.

Елена позвала нас обедать. Перед едой сообщил ей новость о моем боярстве и переходе в мою собственность лесопилки и окрестных просторов.

— А с нами теперь что будет? — спросила Лена, — выпрешь да наемников возьмешь?

— Куда это я друзей выпру? Как сидели на Вечерке, так и будете сидеть.

За это решили выпить. Хозяйка достала бутылку настойки — Данила подарил, налила нам по рюмке. Сама из-за беременности не стала. После этого беседа и еда пошли веселей. Пора!

— Мне через месяц, по поручению отца, в Царьград ехать.

— Зачем?

— Этого сказать не могу, дело тайное, боярское. Мне с собой верный человек нужен, решительный, смелый, ловкий в бою. Зову вот Матвея, он пока думает.

— Никуда он не поедет! Виданое ли дело, переться невесть куда!

Предчувствия меня не обманули. Пора бросать крючок с наживкой.

— Если Матвей поедет, вся лесопилка будет ваша. Лавка, где Ермолай торгует, останется на двоих — мне доски на кареты там брать удобно.

— Вся лесопилка? (Клюет!)

— Вся!

— А за дом деньги вычтешь?

— Да бог с тобой! Живите счастливо!

Елена повернулась к супругу:

— Матвей! (Подсекай!) Надо ехать!

Супруг попытался для вида повилять, поотказываться, но дальнейшие разборки были решительными и жестокими. Лена вскочила и начала шуметь.

— Ты совсем дурак на своей пилораме стал? Хозяином станешь! Отец за руку с тобой начнет здороваться! Подсобники по имени-отчеству звать будут! Я купчиха стану! Уважаемые будем люди. А сейчас что? Ты пильщик, я простая пилильщица. Ниже приказчиков стоим!

— Бери выше, — строго сказал я, — будете житые люди! Земли большой участок под вами ходить будет, она тоже ваша станет — я отдам. И это не маленький клинышек под огородик, а, как у иных бояр вотчина — пятьдесят верст хоть в какую сторону от Вечерки езжай. На земле — реки десять верст, лес, поля. Полно зверья, птицы, рыбы, пчел, деревьев. Можешь в аренду под пахоту поля сдать, лес и реку под промыслы, на Вечерке еще хоть десять лесопилок и мельниц ставь. Хоть паши, хоть пляши! И все, все, все это, — ваше!

Житые люди в Новгороде были по правам, как более поздние дворяне — чуть-чуть стояли ниже бояр и гораздо выше купеческого сословия.

Елена упала на табурет. Она ошалело озиралась, словно оглядывая необъятные просторы принадлежащей ей, и только ей земли. Уже не отец будет решать, подавать ли зятю руку, а зять, по доброте душевной, может ласково потрепать тестя-купчишку по плечу или подать пару пальцев для пожатия! Вопрос был решен сразу и окончательно.

— Вы когда выезжаете? Что-то может вам в дорогу сложить?

Мнение мужа, на фоне вновь открывшихся обстоятельств и красоты будущего величия, Лену абсолютно не интересовало. Езжай и точка!

Для большего эффекта спросил Матвея:

— Так ты едешь?

— Едет, едет, — торопливо заверила хозяйка.

Бывший ушкуйник только развел руками.

Вот и ладненько!

— Выезжаем через месяц, — начал объяснять я Матвею. — До Смоленска на конях добираться будем. Лошади новые, им к всаднику привычка нужна. Пригнал тебе вороного жеребца, объезжай, приучай к себе. Каждый день желательно проскакать на нем подальше. Приучайся с коня спрыгнуть с седла и опять запрыгнуть на ходу. Это нужно, чтобы лошадь отдохнула от твоего веса, — дорога уж очень дальняя будет, а останавливаться лишнего времени не будет. На коне сейчас мешок овса приторочен — им и сеном кормить станешь. Овса фунтов по десять в день подаешь. Да одним им одним не корми, в ближайшей деревне купи ячменя, морковки, сена. Поить не забывай. Пошли глядеть.

— Пошли!

Вышли втроем.

— Каков красавец! — залюбовался пильщик. — А как звать?

— Ворон.

— Мрачное имечко. А переименовать можно?

— Он теперь твой, что хочешь, то и делай.

— На время похода?

— На всю жизнь.

— Здорово!

Елена, узнав, что животина теперь тоже ее, живо интересовалась, чем еще можно кормить лошадку.

Обсудили одежду для похода. Опытный ушкуйник был экипирован полностью: теплый кафтан, непромокаемая для дождя епанча, высокие, по пах, сапоги, хорошая шапка. Бывший ушкуйник тут же объяснил, что сукно на епанче смазывается олифой, а кожа на сапогах воском — и водонепроницаемость обеспечена. Вернулись в избу, выпили еще по рюмочке. Уютно, но надо ехать в город.

Прискакал в Новгород еще сытым. Решил сразу разобраться в болезни отца Матвея. Заскочил на рынок к Ермолаю и поинтересовался, где тут лавка бати ушкуйника.

— А зачем она тебе?

— Хочу хозяина повидать, поговорить надо.

— Он третий день из избы не выходит, сковало его полностью. Когда встанет — неизвестно. Если очень нужен, домой к ним и езжай. Помнишь, где я живу?

— Конечно.

— Двор дяди Путяты через забор. Собаки у них нет, иди смело.

Легко нашел нужное жилище. Пошумел у калитки — ни ответа, ни привета. Привязал Вихря на дворе, прошел в дом. Путята лежал в дальней комнате. Справный мужчина лет сорока пяти, крепыш. Лежит неподвижно, боится, видимо, от болей пошевелиться. Вяло спросил:

— Воровать зашел? Тащи, все, что можно! Я по любому не встану.

Да, похоже, насчет качества моей одежки боярин-постельничий был прав. Надо знакомиться, а то подсунусь сдури поближе в лечебно-диагностических целях и получу подарок между глаз от лежачего больного.

— Я — Владимир, друг вашего сына, гулял с тобой вместе на его свадьбе.

Путята пригляделся, рыкнул.

— Ты тот поганец, что его на лесопилку с ушкуя сманил! Самого молодого атамана!

— Тот, тот, — не стал отпираться я.

— И чего приперся?

— Тебя из лавки сманивать.

Блеск в глазах у пациента погас.

— До ближайшего погоста можешь сманить. Только не взыщи — волоки сам. Я от болей уж и шевелиться бросил. Не ем третий день, жена только губы смачивает.

— Сниму сейчас боли, выслушаешь меня спокойно?

— Дерзай. Только дело это дохлое.