Страсти по Анне - Данович Дина - Страница 3

— Кем мне еще быть с таким именем? — невесело шутила Вирсавия Андреевна. — Либо женой старика, либо вдовой. Видно, так на роду написано…

Общество попыталось приписать ей многочисленных любовников, но сама Аверинцева смеялась:

— К белому грязь не липнет.

Помнится, я как-то сказала, что ее фразу можно истолковать двояко, и она внимательно взглянула на меня и ответила:

— Подумать только, какая проницательность!..

Я ехала домой от портнихи, и заметила суматоху у дома Вирсавии Андреевны. Зная взбалмошный нрав Аверинцевой, я решила поинтересоваться, что происходит, и отправила Таню спросить у прислуги.

Таня пришла недоумевающая.

— Вирсавия Андреевна скоро должны приехать из столицы. Вместе с ней ожидают еще кого-то.

— Странно, — сказала я сама себе.

Но тут к дому подъехал экипаж Аверинцевой, и появилась разрумяненная Вирсавия Андреевна. Увидев меня, она слабо улыбнулась.

— Добрый день, моя дорогая Анна Николаевна.

— Добрый день! С приездом!

— Ах, не надо мне напоминать о дороге! Я едва не умерла — холодно, скверно, сквозит…

После ее неоконченной фразы из экипажа Вирсавии Андреевны выбрался бородатый мужик и бесцеремонно заявил ей:

— Ну, иди, матушка, показывай свои хоромы… И Аверинцева поспешила попрощаться со мною.

— Простите меня, моя дорогая Анна Николаевна, но мне надо отдохнуть с дороги. И потом, вы видите, что я не одна…

С удивлением я взглянула на странного спутника Вирсавии Андреевны и не смогла отвести от него взгляда: настолько гипнотизировали его страшные черные глаза.

— Кто она? — спросил Аверинцеву бородатый мужик, рассматривая меня.

— Анна Николаевна, — нехотя отозвалась Аверинцева, — мы с ней очень дружны.

— Так зови и ее. Вон она как озябла.

Мы с Вирсавией Андреевной невольно переглянулись, а мужик тем временем зашагал к дверям.

— Господи, Вирсавия Андреевна, кто это? — с ужасом спросила я.

— Идемте, Анна Николаевна, — умоляюще прошептала Аверинцева. — Всего несколько минут!.. Мне бы не хотелось его обижать!..

— Что?!. — шепотом воскликнула я. — Не могу поверить, что это говорите вы…

— Прошу вас!.. Всего несколько минут!.. — повторила она. — Он едет на богомолье… У меня всего на ночь… Я бы хотела принять его так, чтобы он остался доволен.

Неожиданно для себя я попала на обед. Мы с Аверинцевой ждали за столом ее странного гостя, Вирсавия Андреевна делилась последними новостями из столицы. Вскоре пришел и гость. Черные его волосы были зачесаны назад и блестели. От него странно пахло, и этот запах заставил меня вздрогнуть — так пахло из сундука моей старой няньки, — и я почувствовала себя опять слабой, маленькой и беспомощной.

— Здравствуй, голубушка, — сказал он мне ласково.

«Он — юродивый», — подумала я.

— Сейчас обедать будем, отец Григорий, — Вирсавия Андреевна подала знак прислуге.

— Э, нет, — сказал отец Григорий с улыбкой, — ты пойди, сама мне подай кушанье. Из твоих-то рук оно и слаще для меня будет. Иди, милая, иди.

И Аверинцева поднялась из-за стола.

«Что происходит? — подумалось мне. — Я сплю, и мне снится странный сон. Вирсавия Андреевна прислуживает страшному мужику».

И он словно услышал мои мысли.

— А что такого, что она прислуживает мужику? Мужик-то — он Божий человек. — И он вонзился в меня своими волчьими глазами.

И я не могла ни пошевелиться, ни сказать что-то, только молила Бога скорее бы выйти вон. Между тем пришла Вирсавия Андреевна, неумело держа перед собой тарелку горячих русских щей.

Отец Григорий кивнул.

— Ставь, — сказал. — А ты, — обратился он ко мне, — водки налей.

И тут я поняла, что не могу его ослушаться. Когда я протянула ему стакан, полный почти до краев, он перехватил мою руку, принял водку свободной рукой, а мою руку удержал.

— Да ты ледяная вся, — сказал с улыбкой, заглядывая мне в глаза, но мне казалось, будто он смотрит прямо в душу.

От его прикосновения мне сделалось дурно, словно я натолкнулась на невидимую стену. Дрожь прошлась по моему телу, колени ослабели, пальцы невольно сжались.

— Нет, нет, — пролепетала я. — Здесь тепло — После улицы я уже согрелась…

Он отпустил меня, принялся неряшливо и поспешно есть. Аверинцева посмотрела на меня, и во всем ее облике читалось отчаяние.

Обед был нескончаемым, я плохо помню, о чем говорил отец Григорий, но он говорил много, много ел и пил водку. Несколько раз я пыталась уйти, но он меня останавливал.

Наконец, за меня начала просить Вирсавия Андреевна.

— Простите, отец Григорий, но Анну Николаевну ждет супруг.

Он поднял глаза на меня, в его взгляде не было ни капли хмеля, одна только темнота — беспросветная, сильная.

— Муж, значит? Какой тебе муж? Ты же ледяная внучка. Снегурочка! Слышала сказку? — и он рассмеялся. — Какой ледяной девке муж?.. Тебя сначала оживить надо! Ты девка еще, а не баба. Ну, ступай.

И я ушла поспешно из столовой, словно с камнем в сердце. Аверинцева последовала за мною.

— Простите меня, Анна Николаевна, — прошептала она. — Простите! Этой встречи не должно было быть! Я не знала, что вы окажетесь здесь… Если понадобится, я все вам объясню!

— Матушка, — позвал из столовой Аверинцеву ее странный гость, — что же ты меня одного оставила?..

Вирсавия Андреевна испуганно оглянулась.

— Иду, отец Григорий! — отозвалась она поспешно. И сказала мне. — Мне надо идти. Прощайте!

— Кто он? — еще раз спросила я у Вирсавии Андреевны.

— Распутин.

Тогда я еще не слышала о загадочной фигуре старца, но его слова надолго остались в моей памяти, как и его глаза, которые вообще невозможно было забыть. Во всем его облике читалась уверенность и первобытная сила.

В ту ночь я не могла уснуть: все время мне казалось, что он смотрит на меня. Но самое ужасное было в том, что я пыталась не раз опровергнуть его слова — доказать самой себе, что он не прав. Да так и не смогла.

Глава 2

Полковник Москвин встретил меня не очень приветливо. Указал на кресло, попросил прощения и на несколько минут уткнулся в свои бумаги. Я расправила на коленях узкую юбку и раскрыла томик стихов, который был со мной, потому что я предполагала, что мне придется ждать. Москвин покосился на меня, но я сделала вид, что ничего не замечаю, продолжила чтение. Полковник вздохнул, а через полминуты он отложил все дела.

Я улыбнулась ему.

— Искренне думала, что придется ждать много дольше.

— Как можно!.. Итак, чем могу служить? Я улыбнулась еще раз.

— Понимаю, насколько глупо прозвучит моя просьба, но, уверена, вы великодушно не откажете мне!

Москвин серьезно откинулся в кресле, пощипывая ус.

— Внимательно слушаю вас, мадам.

— Не могли бы вы разрешить юнкеру Николаю Тимиреву вакацию? На два дня.

Я встала, поднялся и полковник. Я прошла к окну, скучная казарменная обстановка угнетала меня. Мне хотелось скорее вернуться домой и продолжить подготовку к празднику.

— Поймите, мадам, для внеурочной вакации необходимы веские причины.

— Боюсь, что у меня нет веских причин, простите! Однако… — Я сделала паузу. — Господи, ну вы же понимаете, что я не буду вам лгать и придумывать похороны троюродной тетушки. Я буду с вами предельно откровенна — я скучаю по брату, а сегодня день моих именин!

Полковник, очевидно, не понимал, что происходит, зачем я здесь — болтаю глупости и еще что-то требую от него.

— С днем ангела вас, — растерянно сказал он.

— Ах! — Я прошлась мимо него туда и обратно. — Господин полковник, вы даже не представляете, как легко сделать женщину счастливой!

Москвин нахмурился, а я продолжила.

— Мне для счастья необходимы всего несколько часов с братом, вернее, чтобы он побыл со мной до завтра. Все в ваших руках, господин полковник. На все есть ваша непререкаемая воля. Одно ваше слово — и я счастлива, — серьезно сказала я, прикасаясь к его локтю.