Убийство на Неглинной - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 22

– Пусть будет водка. Тем более с соответствующей закусью. Страсть как солененького захотелось…

Рафалович выглядел весьма респектабельно. В темном двубортном костюме, при скромном галстуке и того же сиреневого цвета платочке в верхнем кармашке пиджака он вполне сходил за стандартно известного профессора – вообще профессора, неважно, каких наук. И даже греко-израильский нос его выглядел солидно.

Он был радушен, но в меру. Сразу подошедший бесшумный официант, предупредительно обернув запотевшую бутылку водки салфеткой, разлил по рюмкам, приветливо кашлянул и удалился, предоставив гостям самим заниматься своим делом.

Рюмки были подняты и выпиты без необходимой в других ситуациях торжественности, но с достоинством: «Ваше здоровье… благодарю, ваше…» Придавив лимонной долькой маленький кусочек семги, Ефим Юльевич отправил его в рот и почти незаметным движением отложил вилку.

– Кушайте, прошу вас, господа. У вас же весь божий день всухомятку. А от подобной пищи обязательно портятся желудок и характер.

– Вы говорите как профессионал, – улыбнулся Гоголев.

– А то? Я вам скажу: если бы не благословенные, но, увы, слишком короткие нэповские годы, когда мой уважаемый папаша успел дать подходящую закалку быстро растущему организму своего сына, где бы я был с той баландой, которой меня весьма охотно кормило уже государство! Не знаете? Так вот, и я тоже не знаю. Кушайте, кушайте на здоровье!

И Турецкий с Гоголевым с большим удовольствием отдавали должное «русскому» столу Рафаловича. А старик тонко чувствовал атмосферу, слегка балагурил, вспоминая прошлое, но все это звучало, как смешные байки из чужой жизни, к которой сам он не имел ни малейшего отношения. И когда с закусками было, в общем, покончено, а три необходимых, так сказать, официальных рюмочки уютно улеглись, где им было положено, укрытые причудливым ковром, сотканным из многочисленных даров российских рек и лесов, Ефим Юльевич, видимо, решил, что преамбула удалась и можно сделать краткий перерыв для мужского разговора. Он замолчал и с выжидательным интересом посмотрел на одного, а затем на другого своего гостя.

Турецкий с самого начала понял, что никакая хитрость со стариком не пройдет: он видит все на два аршина под ногами собеседника. И потому решил «открыть забрало».

– Знаете, конечно, анекдот про две новости – плохую и хорошую? – и после того, как старик с улыбкой кивнул, сказал: – Начну, как положено, с плохой. На телефонной приставке бывшего вашего «вице» оказалась запись, скажем так, монолога одного хулигана. Обычное дело – матерщина и угрозы «глушануть козла», как выражается некоторая часть современной молодежи. Все бы, как говорится, ничего, да есть закавыка, Ефим Юльевич. Запись произведена примерно за час до убийства Михайлова, а голос хулигана я узнал. Опять, понимаете ли, известный вам Рыжий. Прямо не знаю, что делать.

– Вы в этом твердо уверены? – без всякого юмора спросил старик.

– Я прихватил копию записи. Прошу, – Александр Борисович протянул Рафаловичу кассету, куда была переписана «речь». – Можете сами прослушать на досуге. Хотя, уверяю, удовольствия она вам не доставит. Так мне кажется. Но вот вопрос в этой связи: картинка-то складывается очень нехорошая, поскольку дискредитирует уверения, – Турецкий посмотрел в упор на старика, – некоторых людей, на мой взгляд, заслуживавших, как мне было сказано нашим общим знакомым, доверия. Что посоветуете, Ефим Юльевич?

Рафалович взял кассету, повертел ее перед глазами, зачем-то посмотрел на просвет и сунул в боковой карман пиджака.

– Вернемся к этому вопросу чуть позже. Я должен обдумать ответ.

– Хорошо, – кивнул Гоголев, и старик быстро, с легким прищуром взглянул на него. – Но имейте в виду – оригинал этого текста уже приобщен к делу.

– Я понял. Вернемся к нашим баранам. Итак, вас интересует, что мог накопать за неполный рабочий день один старый и почти немощный старик? – К Рафаловичу возвращалось чувство юмора. А может, оно и не покидало его? – Так я скажу: кое-что накопал-таки. Слушайте, как говорится, сюда… – Турецкий с Гоголевым переглянулись. – Нужный вам Сергей Митрофанович Новиков, семьдесят первого, если не ошибаюсь, года рождения и происхождения местного, питерского, после смерти матери в семнадцатилетнем возрасте выехал в Москву на подвиги. Ну вы помните: Горбачев, перестройка, общество «Память», Россия – русским и все тому подобное. Восьмидесятые – начало девяностых. Это уже стало скучно. Но юноша нашел свое призвание – «Бей жидов!». Но так как в столице этот номер не проходил и все кончалось одними угрозами, он с друзьями-приятелями отправился на юг, в Молдавию. Какая разница, кого бить? Это я так, вы меня понимаете, за него думаю. Может быть, у него что-то было иначе. Обратно в Москву вернулся с головным ранением уже немного другой человек. Он, извините, покушал крови. Истинные патриоты, среди которых он находился, были во время вот той страшной стрельбы в вашем, – старик ткнул пальцем в Турецкого, – Белом доме. Если вы, молодые люди, читали газеты, то помните, что стреляли по живым мишеням с обеих сторон, причем ни одного снайпера из Белого дома так и не взяли. Они все ушли. Помните, рассказывали? Подвалы, подземные ходы, люки на Красной площади – сказки, одним словом. Но ведь ушли? Этот Новиков появился в родном доме сразу после той стрельбы. Нет, лично я ничего не хочу сказать о нем плохого, я его не знал. Его принял к себе в «Марс» Юра Кожухаров, кличка, извините, Кожа. Ну да, особого ума тут не надо, – ухмыльнулся Рафалович и исподлобья оглядел слушателей. – Я думаю, вам уже интересно? Ну да, и у меня когда-то была кликуха, знаете какая? Фима. Так вот, у Юры Новиков прошел хорошую школу и даже получил персональную лицензию охранника-телохранителя. «Марс» перестал существовать три года назад, народ ушел в другие, как они говорят, ЧОПы – частные охранные предприятия, большинство по своей квалификации стали личками, то есть личными телохранителями. Новикова, кстати, так говорят, взял к себе сам Михайлов. Все с этой стороны.

– А что, есть и другая? – с улыбкой спросил Турецкий. Его интересовали не только сама информация, но и забавляла форма ее подачи.

– И я таки думаю, что именно другая сторона дела вам будет нужней. Ну так вот, недавно, недели две назад, Новиков взял себе недельный отпуск и ездил в Москву. После возвращения неоднократно встречался и пьянствовал с ребятишками Касыма. Виктор Петрович знает, про кого речь, – уточнил он Турецкому. – Напоминаю тем, кто забыл, что все, касаемое «Марса», имело свое происхождение среди «завязавших» тамбовских. Так что теперь свой интерес вы вполне можете иметь среди наших бывших заклятых друзей, чтоб им ни дна ни покрышки. Да, и еще один момент. Как мне стало сегодня известно… – Рафалович снова обвел взглядом своих гостей. Из моих личных источников… Новиков приказал всем нам долго жить? Или не так?

– Абсолютная истина. Как и то, что мы здесь сидим, – подтвердил Турецкий.

– Тогда, может быть, говоря о хорошей вести, вы имели в виду эту? – Старик сложил губы в иронической ухмылке.

– Скажу так, – ушел от прямого ответа Турецкий, – этот факт и облегчил, в некоторой степени, нам поиск, и затруднил, ибо лишил, как мне сейчас совершенно ясно, самого важного свидетеля. Трудно эту весть назвать хорошей, Ефим Юльевич.

– Так что ж вы тогда имели в виду?

– Я подумал так, что в связи с получением нехорошей вести… Вы, надеюсь, передали этому нахальному Рыжему, что я его извинил? И ему действительно было приятно, да?… Так вот, я полагал, что первую весть с лихвой компенсирует вторая: у вас есть великолепная возможность убедить любое лицо, которое вдруг заинтересуется этим вопросом, в своей абсолютной непричастности к данному делу. Разве это такая уж плохая весть?

– А вы очень хитрый молодой человек, – без улыбки сказал Рафалович. – Я должен подумать и над этим… Вы, надеюсь, не обидитесь, если я вас на минутку оставлю? Я хочу сделать пару звонков. Жизнь есть бизнес! А моя жизнь – тот еще бизнес! – Он подмигнул, поднимаясь из-за стола. – Кушайте. Я сейчас прикажу подавать горячее…