Белла (ЛП) - Грэм Уинстон - Страница 73

Она не знала о несчастном случае, но жалобно просила о финансовой помощи. Как она подчеркнула, муж завладел принадлежащим ей состоянием покойного мистера Поупа, вложил его в идиотскую шахту, сорил деньгами направо и налево, тратил их на азартные игры и женщин. Но теперь, хотя она владеет домом и живет в нем с кузиной и старшей падчерицей, она влезла в долги. Основная причина — расходы на недавней свадьбе младшей падчерицы Мод.

Мод вышла за мистера Дэвида Шаха, индийца, сына преуспевающего экспортера хлопка и его английской жены. Хотя Шахи были христианами, жили они в роскошном восточном стиле, и на свадьбу пришлось потратить значительную сумму, которая ей не по карману. А потому она пошла к ростовщикам, и теперь возникли большие трудности с погашением долга. Их семья теперь почти нищая. Селина обращается за помощью к Джорджу не ради себя, а ради внука, который не заслужил того, чтобы страдать от голода.

Джордж выбросил письмо. Спустя полчаса он направился к корзине для бумаг с убеждением, что нужно его либо сжечь, либо порвать на мелкие кусочки, чтобы никто из прислуги не прочитал; но когда вытащил, то снова прочитал и решил отложить и еще поразмыслить.

Прошло два дня. В банке разразился небольшой кризис из-за склонности Фредерика Ландера самостоятельно принимать важные решения.

А потом скончался Кэрри.

После похорон, назначенных на то время, когда сэр Джордж мог присутствовать, он возвращался в Кардью в открытом экипаже, рядом с красивой черноглазой женщиной, с которой решил провести остаток жизни.

Кончина Кэрри потрясла его сильнее, чем он ожидал.

Джордж искоса поглядывал на прямую осанку Харриет в траурном платье. Неудивительно, что она отлично смотрится в седле.

— На похороны явилось целое собрание, — заговорил Джордж.

— Да.

— Кэрри бы порадовало, что его так почитали и уважали.

— Или боялись.

— Невозможно бояться мертвеца.

— Надо же им сохранить благосклонность живого. Кстати, кто тот высокий человек у ворот? Похож на твоего стряпчего Гектора Трембата.

— Похож.

— Он был на похоронах? Мне показалось, он делал заметки.

— Ну да, он отмечал всех, кто пришел.

— Вот видишь. Совсем скоро он представит тебе черный список тех, кто не явился на похороны.

— Я рад, что присутствовал Тренгруз. А также Аллен Дэниэл.

Она промолчала. Джорджу хотелось сказать больше, но он никак не мог решиться. Они с Харриет никогда не говорили по душам. В отличие от Элизабет. Джордж был не особо близок с Харриет. Они разговаривали, но крайне редко Джордж делился с ней сокровенным. Неужели она совсем ничего не знает о сомнениях касательно происхождения Валентина? Разве такое возможно? Ведь за годы их брака кто-то все равно бы обмолвился о скандале! Но кто? Повсюду вокруг Нампары ходят слухи. Но разве они распространились дальше Нампары? Так уж далеко разнеслись сплетни, как ему кажется? Вероятно, в Труро ничего не знают. А Харриет никогда не ездила в Нампару.

— Харриет, я не говорил тебе, но на прошлой неделе я получил письмо от Селины.

— Как она поживает?

— В крайне бедственном положении. По ее словам. Явно уповает только на мою помощь.

— Ждет денег?

— Естественно.

— Ты вышлешь ей?

— А как ты посоветуешь?

Харриет рассмеялась.

— С каких пор ты советуешься со мной по поводу денег?

— Пожалуй, мне стоит делать это почаще.

— Тогда обязательно вышли ей денег. Мне всегда казалось, что она будет получать содержание. Но у тебя есть сын и внук. Залезь в свои закрома и отправь ей мешочек с золотом.

— Вышлю банковский перевод, — машинально ответил Джордж. А потом добавил: — Это не предмет для шуток.

— А разве о деньгах шутят?

— У тебя все темы о деньгах, других нет!

— Это потому, что ты очень щедр со мной.

Джордж бросил на нее взгляд, чтобы понять, шутит ли она. Но вроде не шутила.

Он так ничего и не сделал. Прошло две недели, а он так и не написал. Но однажды вечером взял перо и подготовил письмо. Не отправил его, а послал за Гектором Трембатом. Они проговорили почти час. Затем Джордж переписал письмо и отправил.

Белла натягивала чулки, когда в дверь постучали. Гостей она не ждала, но предположила, что это Морис не сумел удержаться.

Увидев, кто перед ней, то взвизгнула от радости.

— Папа! Папа!

Сперва она обняла отца, а потом сам Росс сгреб ее медвежьей хваткой.

— Папа! Как здорово! Ох, я так рада! Такая неожиданность! Мне прямо не верится! Неужели ты и правда здесь? Как здесь оказался? Это так чудесно!

— Да вот, проезжал мимо и решил тебя разыскать.

— Ох, папа! Ты все шутишь! До чего же приятно! Как ты узнал? Как догадался? Откуда ты? Это прямо сон какой-то!

— Увидел объявление, когда въехал в город. Я опоздал?

— Нет, сегодня вечером представление! А может, еще и завтра.

— Тогда я надеюсь раздобыть билет.

— Они распроданы. Но Морис это уладит. Мама с тобой?

— Нет, дала это поручение мне.

— Ох, Боже мой, я не смогу сегодня петь, если ты станешь слушать.

— Мне бы хотелось тебе поверить, но при всем желании не получится.

Белла взяла его за руку и потянула в комнату.

— Ох, папа, ты знаешь меня как облупленную. Но все равно...

— Вряд ли я полностью понимаю тебя, с тех пока как ты стала женщиной.

— Когда это я стала?

— Около шестнадцати лет назад.

Белла восторженно расхохоталась. Росс не заметил ни намека на скрытность в ее приветствии. Она налила ему выпить, извиняясь за беспорядок в комнате, спросила, когда он уехал из Нампары, где остановился, как все поживают, и восклицала, что здесь ему все обрадуются и почтут за честь с ним познакомиться.

Уже пять часов. Через полчаса ей пора отправляться в театр.

— Сначала, — заявила Белла, — я напишу записку Морису, скажу, чтобы он нашел тебе место. Посыльный передаст.

Пока Белла царапала записку, Росс оглядел ее. При каждой новой встрече он замечал в ней перемены. Теперь на ней много грима. Блестящие волосы зачесаны и прибраны, большие глаза, длинные ноги виднеются из-под подобранной юбки. Ее жесты всегда отличались легкой экстравагантностью, теперь они приобрели элегантность, выдержанность. Бог ты мой, думал Росс, она актриса! Становится примадонной!

Когда записку отнесли, Белла сделала ему бутерброд с сыром и жадно умяла свой.

— Какого мнения вы все обо мне? Мне выпал в жизни шанс, и я им воспользовалась, но понятно, что негоже так поступать. Что ты думаешь обо мне, папа? А мама? Ее страшно это потрясло?

— Как родители, — ответил Росс после некоторого раздумья, — мы всегда излишне потакали своим детям. Тебе это известно. Тебя следовало хорошенько лупить ручкой от метлы или чем-нибудь покрепче. Но мы решили так не поступать и теперь пожинаем плоды.

— Ты сказал, что мама послала тебя с поручением. Дорогой папа, поручение связано со мной?

— Да. Забрать тебя домой.

Белла медленно выдохнула.

— Ох. Так я и думала.

— Выше нос. Тебе восемнадцать. Мой родительский авторитет не носит непререкаемый характер.

— Но твой родительский авторитет, — Белла поковыряла палец, — зиждется не... на палке. А исходит из любви. Поэтому труднее ему сопротивляться.

— Сколько ты пробудешь здесь? Когда закончатся спектакли?

— Ох, во вторник. Но у нас такой успех, что Морис думает поехать в Париж.

В этот момент упомянутый мужчина появился в дверях. Он переоделся для театра в черную визитку с черной бархатной бабочкой на шее.

Он вошел неуверенно, быстро улыбнулся Белле и учтиво поклонился Россу, который встал и протянул французу руку.

Английский подвел Мориса, и после нескольких фраз они заговорили на французском.

Годы еще не согнули Росса, и он возвышался над молодым человеком. Высокие скулы, светлые глаза, шрам — сильно напоминающий шрам, полученный на дуэли — придавали его облику гораздо больше внушительности, чем он желал выказывать; но несколько замечаний Росса, брошенных с улыбкой, вскоре разрядили обстановку. Морис спросил, не возражает ли он сидеть в ложе мэра с парой почетных персон, которые придут на спектакль вечером. Один из них — месье Огюст Пине, близкий друг Россини, он отчитается перед композитором в Риме, где тот сейчас находится. Вполне возможно, сказал Морис, что постановка поедет в Париж, в театр «Грамон».