Вино фей (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 27

Неожиданно Черити вспомнила слова Лиззи о том, что Вирджиния очень изменилась с того воскресения, когда впервые увидела Клэверингов. Самой Черити во время их разговора с кузиной после визита Клэверингов тоже показалось, что Джин не такая, как всегда. Но до сих пор она была уверена, что это связано с тем, что Вирджиния, совсем не влюблённая в Филипа, решила, что брак с графом Клэверингом сулит ей много больше, чем брак с Филипом.

Но сейчас, вспомнив свой короткий и злой разговор с Джин и вдумавшись в слова Филипа, она поняла, что кое-что просмотрела. Вирджиния никогда не придавала особого значения словам и лгала легко, точнее легкомысленно, но похоже, на этот раз она сказала Филипу чистую правду.

Трезвый расчёт, если бы речь просто шла о более выгодном браке, велел бы ей, как верно заметил сэр Тимоти, не выпускать из рук воробья, пока не пойман орёл. В поступке же Вирджинии с расторжением только что заключённой помолвки — никакого расчёта не было. И если заключение помолвки Черити считала неразумным и поспешным, то её разрыв — опрометчивым, недальновидным и глупым.

Но сам поступок говорил о весьма многом. Неужто Вирджиния влюбилась в его сиятельство милорда Клэверинга? Черити снова задумалась. Раньше она бы сказала, что Вирджиния и любовь — вещи почти несовместимые. Но Черити знала только любовь-муку, любовь-жертву, любовь-заботу. «Что я могу дать тебе?» — этим единственно верным вопросом подлинной любви Джин никогда даже не задавалась. Она не была способна на жертвы и не готова думать о ком-то.

Но ведь есть и другая любовь, любовь-страсть, любовь-опьянение, любовь-безрассудство, и такая любовь вполне подходила Джин. И не исключено, что именно она сейчас обуревала Вирджинию, толкая на нелепые поступки. И разрыв с Филипом был, похоже, первым в череде этих глупых шагов.

Ох, быть беде. И ведь недаром раскололось это проклятое зеркало. Если бы Черити имела хотя бы некоторое влияние на кузину, она постаралась бы поговорить с Вирджинией, но она знала, что её слова будут восприняты в штыки и их просто не услышат. К тому же, она сказала бы только то, что уже пытался сказать Винсент, а раз так — в неё тоже полетела бы подушка, только и всего.

Сэр Тимоти вернулся от Кассиди бледный и несколько испуганный, однако близким он сказал, что вернул леди Изабелл её подарки невесте и объяснился с Бенджамином Кассиди.

Черити поняла, что он многого не договорил.

Глава 11. Свежие новости

Ползли, росли, сплетясь в клубки,

Слипались в комья слизняки

На слизистой воде.

Виясь, крутясь, кругом зажглась

Огнями смерти мгла.

Вода — бела, желта, красна,

Как масло в лампе колдуна,

Пылала и цвела.

На следующий день с самого утра всем в городе стало известно, что помолвка Филипа Кассиди и мисс Вирджинии Хейвуд расторгнута по обоюдному согласию сторон. И по этому поводу, как водится, немало судачили. Особенно язвительными были комментарии Элизабет Марвелл, которая, поминая своё пророчество у Стэнбриджей, прослыла сивиллой.

Стоуны уверяли, что никогда не верили в этот брак, Арбетноты тихо посмеивались. Стэнбриджи никак не комментировали происходящее, а Фортескью распустили мерзейшую сплетню: якобы Хейвуд вынужден был отказаться от помолвки, узнав, что дочка загуляла с мистером Крайтоном.

Этот слух обсуждался весьма широко, и нельзя сказать, что без удовольствия. Впрочем, так как мистера Крайтона тут не было, и подтвердить или опровергнуть эту версию было некому, некоторые стали говорить, что девица имела связь не с ним, а с грумом.

Также весьма широко были разнесены слова леди Рэнделл, которая как раз в этот день побывала вместе со своей племянницей у мадемуазель Мари Дидье, модистки, и встретила там миссис Марвелл. Та сообщила обеим леди о «недельной помолвке» и, конечно, не могла не намекнуть на причины разрыва. Леди Хэрриет изволила сказать в ответ, что «подобное поведение девицы не кажется ей разумным», и это сдержанное суждение передавали из уст в уста как приговор.

Дружба между Вирджинией Хейвуд и Сесили Кассиди в течение дня, последовавшего за разрывом помолвки, обратилась в прах. Сесили уверяла всех, что никогда не простит эту бесстыжую вертихвостку Джин Хейвуд, которая клялась её брату в сердечной привязанности, однако любви этой легкомысленной кокетки и пустой ветреницы хватило ровно на неделю.

Эти упрёки Сесили повторяла всем знакомым, но Черити, слыша их, не могла не подумать, что Сесили в своих упрёках бывшей подруге корила её не столько из-за обиды за брата, сколько используя этот разрыв как повод посильнее опорочить соперницу в глазах общества. Мисс Кассиди приписывала поступку Вирджинии самые низменные мотивы: пошлое честолюбие и откровенную жадность в погоне за его сиятельством графом Клэверингом.

И нельзя сказать, чтобы её расчёт не оправдался. Инициатива разрыва, как было известно всем, принадлежала Вирджинии Хейвуд, все знали, что произошло всё это аккурат после приезда графа Клэверинга, опять же, ни для кого не было тайной, что граф — богач и красавец. Что же тут и подумать-то было?

Или все-таки мистер Крайтон? Или грум? Мисс Кассиди этих версий тоже не отвергала, даже горячо обсуждала, говорила, что, коли так, она готова признать, что постыдившись вступить в брак с её дорогим братом, эта распутная девица поступила честно. Но тут же задавалась вопросом, место ли таким особам в приличном обществе?

Однако все эти догадки и пересуды внезапно смолкли, ибо их перебила новость страшная и пугающая.

Лакей мистера Крайтона, отпущенный хозяином к родственникам, вернулся в дом с некоторым опозданием, поторопился убрать комнаты, встретился с кухаркой, которая пришла к поздно, ибо не получала указание подать завтрак и обед, зная, что мистер Крайтон был зван к Фортескью. Она приготовила ужин, но мистер Крайтон на ужин не пришёл. Лакей, Джеймс Тиккер, не знал, где он может быть, но, так как господин нередко отлучался, он ничего не заподозрил, и по-настоящему обеспокоился только на следующий день. Вернее сказать, обеспокоился не он, а аккурат кухарка, брат которой служил кучером в похоронном бюро и возил на погост катафалки. Запах покойников миссис Бакли прекрасно знала. Она и указала недотёпе Тиккеру, что из спальни господина смердит мертвечиной.

Тиккер, когда-то в детстве нюхнувший сдуру неразбавленную уксусную кислоту, с тех пор мог безмятежно стоять около нужников и самых смрадных выгребных ям, даже не морщась. Сейчас он тоже ничего не ощущал, но послушавшись кухарку, открыл в спальне хозяина туалетную комнату, хоть обычно вход ему туда был запрещён господином.

Кухарка отпрянула в ужасе от тела, распластанного в луже зловонной рвоты, а онемевший Тиккер тупо разглядывал покойника, потом наклонился и пощупал пульс. У него был никудышный нюх, но нюансы температуры лакей различал.

Рука мистера Крайтона была ледяной.

Слуги вызвали полицию, но исполнительный лакей успел накануне выбросить бутылку из-под коньяка и вымыть стакан, и потому ни осмотр помещения, ни осмотр трупа ничего не дали.

Вызванный доктор Кардифф подтвердил, что покойный был его пациентом, страдал болезнью желудка, но образ жизни вёл прескверный. Он не слушал его рекомендаций, отказывался есть овсянку и пить молоко, не бросил курить, и продолжал употреблять коньяк и бренди, а после жаловался на боли в желудке. Он, Кардифф, много раз говорил мистеру Крайтону, что тот доиграется — и вот вам, пожалуйста.

Вскрытие, правда, озадачило врача, обнаружив не только запущенную болезнь, поразившую желудок и печень, но и явные симптомы употребления чего-то неизвестного ему. Но определить вещество врач не мог, предположив только, что мистер Крайтон мог стать жертвой поддельного бренди: о том, что в страну, вопреки продуманной тарифной политике кабинета министров, то и дело пытаются провезти с континента не сертифицированный дешёвый коньяк, то и дело писали все газеты.