Путь (СИ) - Yagger Егор "Yagger" - Страница 42

— Вот так я возвращаю долги друзьям, вот так… Что же, Джек, вот ты и докатился! Ты предал всё, во что верил, предал друзей, и за спасение собственной жизни отблагодаришь злом. Чёрт, ну почему я не послушал Михаила? Как же, возвышение человечества, могущество расы, бла-бла-бла… что дальше? Ты предашь это самое человечество? Себя ты уже предал, себя и друзей! Всё, во что ты верил, оказалось пустышкой — красивой картинкой, за которой скрывается жадный оскал корпораций. И дороги обратно нет… Тебя найдут. Если за пешкой-Грейсоном так охотятся, и ведь, рано или поздно, его найдут, то тебя — будет искать вся галактика. Сука… Блять… Ничего, Джек Харпер ещё побарахтается! Как же, решили всё свалить на меня? Не-ет… Как говорил Мишка: «Хуй вам!» Я ещё спляшу на ваших могилах и плюну на памятники! Я сам буду хозяином Цербера! Сам, единолично!

Глава 11. Сбывшийся сон

Женька (Мендуар, 22 августа 2366 г.)

Хмурое небо затянуто плотными серыми облаками и сыплет мелкой моросью. Такая погода стоит уже неделю. Почва промокла, и на каждом шагу хлюпает под ботинками. Бегу десять километров с выкладкой (хоть деда сейчас нет, тренировки никто не прекратил), рядом бегут Наин и Ферон. Тяжёлое дыхание, шлёпающие звуки шагов, за спиной пристёгнут на магнитных захватах верный «НК330», взятый у деда, и рюкзак с дежурным набором: аптечка, тесак, бинокль, бельё и комплект личной гигиены. На бедре — мой «Коготь» в ножнах, на поясе — чехол с термоклипсами и чуть больший контейнер с биметаллической пудрой. Вес, вроде, небольшой, но после почти восьми километров уже напоминает о себе. Вдалеке, сквозь туман и дождь, проявляется дом — там душ и завтрак.

Подбегая, видим Дениса и Лёшку — они отрабатывают бой на ножах. Мелькают руки, тела двигаются так, как будто у братьев больше суставов, чем есть на самом деле — Тольятова школа. От тяжёлого десантного ножа с молекулярной заточкой в опытных руках не спасёт в ближнем бою даже средняя броня. Удар в стык пластин — и ты труп, ведь кинетический щит пропускает такие удары. Пробегаем мимо. Братья салютуют нам ножами. Они выглядят, как тигры, только один в синюю, а другой — в зелёную полоску. Бегущие, и я в том числе, подымают в ответ правую руку. Вот и дом. Ребята разбегаются к байкам и разлетаются по домам; Джинни, сделав прыжок через забор, убегает к себе.

Мы с Наин, улыбнувшись друг другу, вместе идём к нам. Дома стоит приятный запах сырников — мамочки расстарались. Они сидят рядом за столом, рассматривая какой-то новый журнал в датападе. На столе — большущее блюдо с сырниками и розетка со сметаной. Странно, но у турианцев, на Палавене, молочные продукты не в почёте, а здесь они их, тем не менее, уплетают с удовольствием. Вообще, наши турианцы, с Мендуара, в среднем сильнее, выше и тяжелее своих сородичей. Причину еще ищут, но, похоже, дело в другом рационе питания — здесь он очень близок к человеческому, за исключением лишь нескольких видов продуктов, токсичных для них. Птицами взлетаем с Наин наверх и, быстро скинув снарягу, лезем в душ. Моя маленькая душевая уже тесна для нас, но сейчас не до того, надо быстро помыться — и за стол. Голодные проглоты, в виде братьев, могут умять все сырники запросто… нам не жалко, но если будем ждать, пока приготовят ещё, то истечем слюнями. Выпадаем из душевой, берём в шкафу бельё — у меня, как и у Наин, есть запасное для сестры. Берём халаты, благо они у нас одинаковые, идём вниз. Мимо пролетает, завывая сиреной, Иван и уносится на кухню. Оттуда маминым голосом летит такое знакомое:

— Младший необученный! Стоять, кру-угом! Выйди и зайди, как положено.

Пока младший выполняет распоряжение матушки, мы спокойно заходим на кухню, здороваемся и садимся за стол.

— Вот, брал бы пример с сестёр! Спокойно зашли, спокойно сели, а у тебя вечно шило в одном месте.

Ванька сидит с румянцем на щеках и смущением в чувствах, а матери веселятся в душе, но не подают вида.

— Мама шутит, младший! — говорю и обнимаю брата. Он смотрит на меня, я улыбаюсь. В его чувствах мелькает обида, сменяющаяся возмущением маминым коварством.

— Мама! — восклицает он. — Это правда? — дружный смех разносится по кухне.

— Ешь давай, неугомонный, — отвечает мама.

Только собираюсь заняться сырниками, как чувствую лёгкую обиду и слышу сбоку голос:

— А меня? — рядом стоит Сэй и внимательно смотрит на меня.

— Что «тебя», Кнопка?

— Как «что»? Обнять и поцеловать! — сгребаю мелкую в охапку, сажаю на колени и, после обязательного поцелуя, начинаем дружно есть сырники, которые с невероятной скоростью исчезают с блюда. Недавно стала ловить себя на том, что мне очень нравится возиться с мелкими. Сэй почти сразу заметила мою слабость и начала вить из меня верёвки, а я ей это позволяю, даже самой удивительно… эх-х, сколько мне открытий чудных…

— Чем собираетесь заниматься дальше? — спрашивает Каади.

— На охоту пойду, только отца дождусь. Надо калибровку карабину сделать — что-то разлёт большой стал.

— Большой — это сколько?

— 0,25 на восемьсот метров основным и 0,15 на полтора километра крупным.

— Но это же нормально! У армейских систем, по-моему, больше? Или я не права?

— Права, мамочка, но у меня не армейская система, и некалиброванный ствол подвержен износу, а это влечёт за собой ещё больший разлёт. Так что лучше калибровать стволы почаще, тогда на дольше хватит карабина. Да и стрелять лучше издалека, там у меня преимущество. Можно сделать несколько выстрелов подряд.

— Тебя погода не пугает? — спрашивает Наин.

— Нормальная погода. Дождя нет, а в предгорьях и на плоскогорье почва каменистая — там не промокну. Очень хочу третью шкуру снуфла для шубы, а близко остался только молодняк, у них шкура чёрно-серая. Пойду искать чёрно-коричневую, как две другие.

— Ну, дело твоё, мы лучше дома в карты поиграем.

— Вы же меня не зовёте!

— Так с тобой не интересно, ты всё время выигрываешь…

Есть такое преимущество у меня — используя абсолютную память, я уже через пять минут знала на память все рубашки у карт в колоде, ведь, несмотря на почти полную идентичность, мельчайшие штрихи есть у любой вещи. Мне достаточно. Один раз даже съездила с отцом в преферанс клуб, выиграла и там, причём у всех. Народ проникся… И больше играть меня не звали.

Из прихожей слышны голоса братьев. Заглянув к нам, эти «тигры» полосатые уматывают в душ, по пути обсуждая какие-то подробности собственного спарринга. В воздухе мелькает тень — и во двор опускается летун. Отцы прилетели.

— Что тут у нас? — интересуется Михаил, заходя в кухню и при этом потирая руки. — О, сырнички, прелесть какая, обожаю!

— Поддерживаю, — говорит Дакар и плюхается на стул, тот под ним жалобно скрипит.

— Оны, такыэ фкуфные. — говорит с набитым ртом Сэй с моих колен. Доедает сырник и, отдуваясь, наваливается на меня, провожая взглядом сырники, поедаемые отцами.

— Уфф. Больше не могу, не лезут, нет места в животе… — бухтит сестра, потирая своё раздувшееся брюшко.

— Иди умойся, чудушко, — ссаживаю Сэй с колен и отправляю в уборную. — Вся моська в сметане — ты, Сэй, как будто лицо в неё макнула.

— Ничего я не макала! Но всё так вкусно, что просто оторваться невозможно, — тихо бормоча, младшая уходит в сторону уборной. Слышно пиликанье замка, некоторое время тот сопротивляется, но всё равно сдаётся под натиском ловких пальчиков. Пшикает дверь и раздаётся возмущённый вопль Лёшки:

— Сэй? Ты как вошла?!

— Не ругайся, Лёша, ну мне же умыться надо. А ты закрылся.

— Сэй, я вообще-то принимаю душ и без одежды! Что за бесцеремонность, мелкая?!

— Ой, да ладно, Лёшечка, чего я там не видела?

— Мелкая, да ты вообще!..

Кухню сотрясает смех. Наша Сэй — это что-то! Концентрация непосредственности и бесцеремонности. Надо умыться, а ванная занята? Фигня — откроем и зайдём. Подумаешь, там старший брат, чего такого? Вскрыть замок — пустяки, раз и готово. Шесть лет ребёнку, а замки щёлкает на раз-два-три. Кулхацкер мелкий…