Рекуперация (СИ) - Яловецкий Вадим Викторович - Страница 32

   - Вить, ну разыщем беглеца. А что дальше? Даст стрекоча и ищи ветра в поле. Вон конторские не могут нащупать, а мы, дилетанты, чем лучше?

   Чистяков оторвался от своих дум, снизил скорость и отчётливо процедил, словно читал лекцию по физике школьнику-несмышлёнышу:

   - Соболев нужен науке! Соболев знает нюансы, мне неподвластные. Сбежит - найдём, но думаю, что сумею его убедить. Мои аргументы: возвращение в науку и спокойная жизнь. Взамен - отказ от дурацких амбиций, совместная деятельность под моим началом. Вроде всё ясно. Увезём старлея в Питер, поживёт на даче жены какое-то время. А мы с тобой попробуем убедить Серебрякова в нецелесообразности давать делу ход. Пусть тот в свою очередь объяснит московскому начальству в, что государственные интересы превыше уголовного преследования. Но если Соболев и получит срок, то на льготных условиях и под нашим надзором. Ведь светлая голова, такими Иосиф Виссарионович с Лаврентием Палычем не разбрасывались, чем нынешние хуже?

   - Так зачем вообще было городить огород: подставлять его? Жил бы и жил, а бомба просто не взорвалась, ведь её обезвредили в это раз.

   - Вот именно - в этот раз, а в следующий? Провести с амбициозным учёным профилактическую беседу, мол Виктор Сергеевич не надо взрывать лабораторию, давайте по мирному. Но ты же понимаешь, это работа психотерапевта. А вот после такой шоковой терапии, как разоблачение и взятие с поличным, сто раз подумает чудить или нет. А ведь я инициатор, а мне бы сразу повернуть перед Серебряковым эту историю и доказательно объяснить необходимость Соболева для будущего советской науки. А следовательно не затевать уголовное дело и прессовать учёного. И что в итоге? Я сам виноват, не продумал всех вариантов - дурак, одним словом.

   Оба задумались. Петрушевский мысленно повторил последнее предложение и согласился с Чистяковым. Затем в слух подытожил:

   - Жизнь - бесконечное преодоление препятствий, создаваемые нами. Отсюда и расхожее мнение: на ошибках учимся.

   - Послушай, философ, не хочешь пересесть за руль? Тверь проехали, скоро Москва, я устаю от монотонной дороги и сосредоточится без баранки легче.

   Молча доехали до Зеленограда. Петрушевский вспомнил, что за городом начиналось плотное скопление машин, переходящих в пробки аж до МКАД. Сейчас же, летом 1972 года, машин значительно меньше, иномарок нет, лишь родные "Волги", "Москвичи" да "Запорожцы" - "горбатые" и более позднии "ушастые". Смешно, но тому прежнему Петрушевскому, это казалось естественным. Он никогда не забудет, как в его классе появился новый ученик. Плечистый и крепко сбитый подросток - продолжатель известной цирковой династии гимнастов. Как после уроков, Петрушевский, покорённый джинсами и битловскими сапожками новичка, провожал того до гостиницы "Европейская", где отец Матвея снимал номер. Как подросток из другой артистической среды, небрежно подошёл к припаркованному "Шевроле Импала" и переговорил с папой, сидящим за рулём. Рядом мельтешила кучка любопытных, разглядывавших чудо американского автопрома. Да, тогда в шестьдесят восьмом, это действительно было чудо! Сейчас разве чем-то подобным удивишь Петрушевского, сменившего несколько иномарок,эх...

   Немало поколесив по московским улицам, они наконец выбрались на финишную прямую - Новохорошёвское шоссе. Чистяков вновь взглянул на клочок бумаги с адресом Печугина Матвея Юрьевича, деда школьного друга Соболева. Петрушевский, кивнул на записку, спросил:

   - Не понадобилась Мосгорсправка?

   - Нет, спасибо тебе за подсказку, ученики Серебрякова из будущего помогли. Вот ведь парадокс, пока держишь информацию в памяти всё ясно, стоит перенести на бумагу мозг словно отключает теперь ненужные данные, у тебя так не бывает? Записывал вчера вечером после "перезагрузки". Ладно, давай искать дом номер три, корпус два.

   Что собирается делать Чистяков непонятно. То ли по почкам бить коллегу и руки заламывать, то ли беседы говорить, а может придётся бегать за скачущим словно заяц бывшим куратором. Но может статься, Соболев сам накидает тумаков и укажет направление пинком под зад. В цивилизованном мире принято договариваться, у Коли наверняка заготовлены веские аргументы. А дальше? Петрушевский держал вопросы при себе, сперва надо выяснить, а здесь ли прячется беглец, а там видно будет. Москва после десятичасового путешествия, выглядела буднично и бесцветно. Петрушевский свернул на улицу Демьяна Бедного и припарковался у зелёного массива, сквозь который проглядывали панельные пятиэтажки. Где-то здесь может прятаться физик-диверсант.

   - Дима, тебя не пугает перспектива заночевать в машине? Времени на поиск гостиницы у нас нет. Затаримся в продуктовом, из удобств кусты, - Чистяков театрально повёл рукой в сторону густой растительности, окаймлявшей дворик жилой застройки района. Ну, что размялись, теперь ищем логово дедушки Печугина.

   Петрушевский заржал - шутка Чистякова разрядила нервную обстановку. Долго искать панельную пятиэтажку не пришлось. Потоптались у парадной и решительно открыли дверь. Искомая квартира находилась на третьем этаже. На звонок никто не отвечал. На часах без четверти пять, время когда люди возвращаются с работы. Уже собрались уходить, как распахнулась дверь напротив, на лестничную площадку вышел небритый детина. Расписанные татуированными перстнями пальцы, крепко сжимали мусорное ведро.

   - К Пече? Так они с кентом с утра намылились куда-то, а дед во дворе "козла забивает".

   - Благодарствую, братишка, - опередив Чистякова, приблатнённо ответил Петрушевский, игнорируя удивлённый взгляд напарника, - когда вернутся не в курсе?

   - Не, лучше у деда спроси, знаешь его? Отзовётся на погоняло Мятый.

   Вышли во двор искать Мятого. Доминошники кучковались в углу двора вокруг обитого оцинкованным железом стола, нещадно дымя и матерясь при очередном ударе костяшкой. Подошли. Под выкрик "Рыба!", увлечённые игроки разочарованно выдохнули и обратили внимание на молча стоявших чужаков .

   - Вам чего, мужики? - обратился пожилой небритый мужичок в накинутом на голое тело засаленном пиджаке и той же свежести кепке на лысой голове. На груди видна татуировка Ленина, под портретом читалась наколка "В.О.Р". Глаза подозрительно щурились, внешний вид парочки явно не внушал доверия. Петрушевский отметил про себя "мы интеллигенция, таких рабочий класс не жалует, ничего сейчас развеем первое впечатление". Он сделал шаг вперёд и независимо и уверенно произнёс:

   - Привет рабочему классу! Ищем Мятого, есть базар до него.

   Игроки как по команде повернулись к обладателю портрета "вождя октябрьской революции".

   - Юрьич, это не тебя? - поинтересовался один из игравших, перемешивая домино.

   Юрьич поднялся, шагнул к Дмитрию.

   - Коли базар, давай отойдём.

   Зашагал вперёд не оборачиваясь. Петрушевский ничему не удивлялся, ведь в его богатой биографии будет шестилетний срок в колонии усиленного режима. Он знал из будущей жизни привычки и обычаи зоны. Самое интересное, что о судимости знал и Соболев и Серебряков, просто эта тема не поднималась. После "воскрешения" Соболева, эта часть жизни вновь восстановилась в памяти офицеров КГБ. Сценарий своего падения и ареста Петрушевский знал, но до события ещё много лет, а там будет видно стоит ли менять свою историю или потратить шесть лет жизни за решёткой. Вопрос непростой, далеко не философский, а прикладной, ведь менять трагические вехи собственного бытия, чревато радикальными трансформациями биографии. Надо там, в тиши лаборатории по соседству с сестричкой Клото, посоветоваться с тучным начальником, который что-то говорил о программе временных алгоритмов, заложенную в мощном компьютере. А сейчас будущее светило науки стушевалось и передало инициативу более подготовленному в вопросах специфического общения напарнику.