Проклятие – миньон - Коростышевская Татьяна "фантазерка" - Страница 7

Святые бубенчики, какие эпичные болваны населяют Ардеру! Проигнорировав полный ужаса взгляд, я сама схватила великана за белоснежную гриву и заставила его склонить голову.

– Это шейный позвонок, – негромко сказал ван Харт.

Я сделала вид, что не слышу.

– Второй от основания черепа.

Считать позвонки мне не пришлось, потому что на два пальца ниже и правее на коже лорда Виклунда был вытатуирован простецкий крестик, на который и предписывалось нажимать в случае незапланированного впадения вышеозначенного лорда в боевое безумие. На всякий случай я понажимала туда раз пятьдесят и давила бы еще, если бы Виклунд не стал отбиваться.

– Чудесно, – сказала я, опускаясь на помост, – теперь у нас на одну тайну меньше. Нам осталось выяснить, кто поджег нашу казарму и…

Проснулась я часов через пятнадцать, когда его лордейшество Мармадюк изволил о нас вспомнить и призвать для допроса, и проспала бы и семнадцать, но к несчастью, именно с меня его шутейшество решил начать.

Меня протащили коридором и втолкнули в соседнюю камеру, где не было скелета у стены, зато были дощатый стол и кресло, накрытое шкурой, в котором устроился лорд Мармадюк, и табурет, на котором, видимо, предполагалось разместить допрашиваемого. А еще там была жаровня с раскаленными щипцами на ней и толстенный мужик в маске неподалеку. Палач? В программу увеселения входят пытки?

– Для начала, граф Шерези… – Шут запнулся, с удивлением наблюдая мои действия.

Наскоро поклонившись, я оббежала камеру по периметру, обогнула палача, толкнула дверь, скрытую в дальней стене и юркнула за нее. Какие, к фаханам, щипцы, если граф Шерези не посещал места уединения уже… Ой-ой-ой… Какое счастье, что даже столь специализированные помещения Ардеры оборудованы этими самыми местами, и какое счастье, что для пущего уединения на дверях есть засовы с внутренней стороны. А какое массивное дверное полотно! Какие крепкие петли! Они чуть поскрипывали от мощных толчков снаружи, но и не думали ломаться.

– Терпение, любезные лорды! – проорала я. – Через минуту я буду готов ответить на все ваши вопросы!

– Ты собираешься выходить, Цветочек? – донесся до меня голос Мармадюка.

– Какой хороший вопрос. – Я одобрительно похлопала мокрыми ладонями: в комнатенке обнаружились также умывальный таз, кувшин и стопка чистых полотенец, поэтому, решив проблемы неотложные, я умылась не без удовольствия, марая полотенца копотью. – Мой ответ – нет!

– Но почему?

– А этот вопрос сложен и однозначно ответить на него я пока не могу. Ну, пожалуй, во-первых, подозреваю, что вы, мой лорд, намереваясь меня запугать и лишить способности к сопротивлению, собираетесь подвергнуть меня пыткам или…

– Ты боишься?

– Да!

– Меня?

– В основном – жирдяя в маске.

Воцарившаяся в камере тишина меня слегка встревожила, я прислонилась ухом к двери. Бормотание, тяжелые шаги, скрип, шаги удаляются.

– Выходи, Почечуйник.

Я откинула засов:

– А он точно ушел?

– Кто? Герцог Турень? Можешь быть уверен, после такого-то оскорбления.

– Я принял достойного лорда за палача, – повинилась я и, доковыляв до табурета, без сил на него опустилась.

Было неловко. Ну с чего я решила, что передо мной палач? Потому что толстый? Так это не обязательно, наверное. Наоборот, говорят, что полные более добродушны. А бывают ли добродушные палачи? Наверное, да. Может, они на работе работают, топором машут до седьмого пота, а потом приходят домой, целуют жену, ребятишек своих приветливо… топорищем… Я тряхнула головой. Что-то мысли разбегаются вовсе не в нужном направлении. При чем здесь вообще палачи?

Мармадюк между тем подошел к жаровне, поворошил в ней щипцами, выкатил на край растрескавшийся от жара каштан:

– Будешь?

– С удовольствием!

Сорочку было все равно уже не спасти, поэтому, принимая угощение, я раскатала манжету до самых кончиков пальцев. Ощутив во рту маслянистую каштановую мякоть, я поняла, насколько была голодна. Сейчас бы чего-нибудь посущественнее пожевать: хлеба и мяса, можно и без хлеба, но с вином или даже не с вином. Пить захотелось до обморока, о чем я и сообщила лорду-шуту самым решительным образом, закашлявшись и колотя себя по груди.

Его лордейшество, видимо, на такое развитие допроса не рассчитывал, поэтому, быстро посмотрев по сторонам, принес мне из смежной комнатенки умывальный кувшин, в котором еще оставалась вода, уже через минуту перелившаяся в мое исстрадавшееся горло.

– Спрашивайте, – милостиво разрешила я, отдуваясь.

– А ты ни о чем спросить не хочешь?

– А мне будет позволено?

– А почему бы и нет?

– Может, потому, что допрашивают именно меня, а не вас?

Мармадюк вздохнул, признавая поражение в игре «Отвечай вопросом на вопрос, пока собеседник не дойдет до белого каления»:

– Тогда для начала поведай мне об этом предмете.

Я проследила взглядом, обнаружив на столешнице свою волшебную стрелу.

– А вот герцог Турень, – начала я осторожно переводить беседу в безопасное русло, – это же батюшка достойного лорда Анри, моего соратника по черному крылу? И тучность у них, видимо, передается по наследству из поколения в поколение? То-то мне стать достойного лорда показалась до боли знакомой…

Мармадюк покачал головой и указал подбородком на стол. Я замолчала, лихорадочно придумывая варианты ответов. Про королеву я сказать не могу, просто не могу. Я поклялась! А дворянское слово, знаете ли, дорогого стоит. Но промолчать – тоже не выход. Так я выставлю себя воришкой, дворянского звания попросту недостойным.

– Это стрела, мой лорд, – промолвила я наконец.

Мармадюк поморщился, я продолжила.

– Судя по всему, вы допросили служанку, которой я вверил сей артефакт…

– Чья на ней кровь?

– Немного моей, но… – Я сглотнула, во рту было сухо и горько. – Когда я вышел от вас, мой лорд, на меня напали. От смерти меня спасла эта стрела.

– Кто нападал?

– Не знаю, когда мне удалось освободиться, разбойник скрылся. Но это произошло не впервые, меня уже избивали похожим образом.

Покашливая и сглатывая, я поведала лорду-шуту об обоих своих сражениях.

Интереса в черных глазах Мармадюка не читалось, он кивнул почти рассеяно, тронул кончиком пальцев древко, затем задумчиво произнес:

– Эта информация неплохо сосчитается с той, что нам уже удалось узнать. Эта стрела, любезный Цветочек, названа была ее создателем – «последний довод».

– Вы имеете в виду канцлера Этельбора? Великого колдуна?

– Именно. Подразумевалось, что в безвыходной, смертельной ситуации капелька крови владельца высвободит всю волшебную силу, скрытую в стреле, и направит ее против врага. Последний довод…

– И мой враг…

– Жан Батист де Краон, чей труп мы обнаружили несколькими часами ранее за дровяным сараем у миньонских казарм.

Я вспомнила лорда де Краона, краснокамзольного миньона, с которым пересекалась от силы раза полтора в жизни.

– Он мертв?

– Мертвее некуда. Последние доводы, знаешь ли, примерно так и выглядят.

– Мне показалось, что в этот раз меня хотели не проучить, а именно лишить жизни. Я не знал обо всех свойствах этого артефакта, лишь о том, что стрела всегда попадает точно в цель. Мне сказали только об этом…

Слова звучали довольно жалко, ими я пыталась задавить чувство вины. Я убила человека. По незнанию или по неосторожности, но суть дела от этого не менялась.

– О желаниях де Краона ты теперь никогда не узнаешь. – Мармадюк, кажется, сознательно сыпал мне соль на раны. – А теперь о главном: кто дал тебе стрелу Этельбора и научил ею пользоваться?

Внутренности скрутило неожиданным спазмом, я схватилась за живот.

– Этого я не могу вам сказать!

– Четверть часа, Цветочек. – На столешнице появились песочные часы.

– Простите?

– Соображай быстрее, граф. У меня нет времени на твои детские увертки, и, как человек старой школы, я вынужден был прибегнуть к жестким мерам. Тебя нисколько не насторожило угощение во время допроса?