Убить в себе жалость - Нестеров Михаил Петрович - Страница 88

С другой стороны, эксперту проще остаться на стороне майора Полынова, но все тот же Маргелов сообщит, что не принимал от Григоряна никакой книги, а изъял ее, согласно протоколу, с места происшествия.

Пора прощаться, но Полынов продолжал лихорадочно анализировать ситуацию. Григорян передал книгу через водителя Маргелова, в кабинете в ту пору уже отсутствовал бывший помощник следователя, а жаль, — все эти факты Полынов почерпнул из разговора с Григоряном по пути к нему домой и обратно.

— Поговорим? — неожиданно предложил Маргелов. — Как говорится, без протокола.

Скорее всего машинально Полынов согласился, наклонив светловолосую голову.

— Так вот, — начал следователь, — на определенном этапе я помогал Ширяевой в расследовании, которое она вела. Если хотите, злоупотреблял своим положением, допуская Валентину к материалам следствия. Не скрою, что и она помогла мне. Жаль, что оба мы не смогли довести дела до конца.

— То есть, вы признаете, что Ширяеву могли убить?

— Для меня это очевидно. Меня предупредили, так что следующая очередь моя.

— И вы перестраховались, — заметил Полынов.

— Нет, я сдержал слово, которое дал Валентине. Я не знаю, что вы доложите начальству, но посоветовал бы…

— Спасибо, я найду что сказать. — Невольно Полынов покосился на сейф, где покоилась книга о групповой психотерапии.

69

Встреча с Рожновым произошла в офисе. В этот раз в беседе принимала участие Ирина Архипова. Она привычно расположилась в кресле, в первые минуты переводя взгляд с начальника на Олега Шустова. В дальнейшем интерес к разговору пропал, и Ирина со скучающим видом посматривала в окно.

Рожнову совсем необязательно было докладывать Олегу о результатах проверки — главная часть разговора еще впереди. И Архипова покинет кабинет, когда Рожнов перейдет к последнему обсуждению деталей предстоящей операции. Сейчас помощник Рожнова находилась в кабинете потому, что принимала участие в оперативно-розыскной работе; также ее присутствие говорило об открытости начальника.

Так уж устроен был бывший контрразведчик. Он понимал, что ни Архипова, ни Шустов не смогут заподозрить его в двойной игре, но искусственно создавал так называемый запас прочности. Игра в открытую на данном этапе была ему необходима.

Во время беседы он часто ссылался на Архипову: вот эту, мол, часть задания, выполняла Ирина. Взгляд на женщину, утвердительный кивок, и разговор возобновлялся.

Все-таки убийство, думал Олег. Он и раньше не сомневался, а сейчас Рожнов буквально доказал, что Валентину Ширяеву действительно убили. Не его дело осуждать следователя Маргелова, тот поступил не по понятиям, собственная безопасность стояла на первом месте. Хорошо это или плохо — это от претензий самого Маргелова, к жизни в первую очередь.

Изредка Олег бросал взгляды на Архипову, подумывая о том, что, когда она покинет кабинет, он расскажет полковнику о Сергее Белоногове. Родившееся было подозрение к Рожнову таяло по мере объяснений деталей сфабрикованного дела о самоубийстве Валентины Ширяевой. Как загипнотизированный он слушал начальника: несколько предложений, вопрошающий кивок, в ответ — утвердительный жест Архиповой, и все сначала.

Этому предшествовал разговор с товарищами.

Они собрались в квартире Шустова полным составом — четыре человека, пятого уже не было в живых. Как и следовало ожидать, Белоногов переживал смерть приятеля больше других. Вот Костерин — тот абсолютно равнодушен, хотя знает, что и его может постигнуть участь Яцкевича. Оганесян больше молчит, бросая на товарищей короткие взгляды и изредка покачивая головой. Сам Олег напряжен до предела, но умело скрывает свое состояние.

Беседа с Рожновым ничего не дала, Олег вернулся из Москвы злой. Он пытался выведать у начальника, кто тот человек, которого убрал Андрей, не надеясь, однако, на признание полковника. Гадать не приходилось: Яцкевича убрали люди, так или иначе связанные с Мигуновым. Выходит, Андрей не совсем чисто сработал — а вот в это верилось с трудом, скорее всего сам Рожнов где-то допустил промах, на скорую руку подготовив операцию. Оправданий от него не дождешься. А нужны ли они? Хотя бы Олегу или Норику Оганесяну? Не нужны они и самому Андрею, теперь ему вообще ничего не понадобится, кроме обычных ритуальных услуг.

Яцкевича нашли недалеко от того места, где он разобрался с клиентом, рядом лежал пистолет "Макаров" для бесшумной стрельбы. Убрал Андрея профессионал, сомневаться не приходилось, но вот обычного в таких случаях контрольного выстрела убийца не сделал. Почему — ответов много, и один из них: убийца терпеливо или нет, но дождался, когда Андрей умрет, так как полученная рана говорила о том, что он мог прожить еще десять-пятнадцать минут. За это время мог произойти разговор между Андреем и… Это, конечно, домыслы, но такой факт мог иметь место, и так или иначе заинтересовал полковника, и он поделился своими соображениями с Шустовым.

Что мог ответить Олег? Ищи, сказал он, это твое дело искать. Потом, мол, шепнешь на ушко, а мы сами разберемся. Сказал — и тут же понял, что не следовало сообщать об этом полковнику. Тот только минуту ходил хмурый, потом оттаял, понял, что слова, сказанные Олегом, сиюминутны, через день-два от них не останется и следа. И сам Олег разве не понял этого?

Однако время еще не притупило зарожденную смертью товарища боль. Бойцы и собрались на квартире командира, чтобы выговориться. Олег мог дать руку на отсечение, что все слова о мщении — лишь вынужденная показуха, последняя дань, что ли, погибшему товарищу.

Такие настроения напрочь отсутствуют в регулярных спецподразделениях, а в отряде Шустова им самое место. Только вот глядя на Белоногова, хочется немедля откомандировать его в регулярное войско.

— Сядь! — прикрикнул на него Олег. — Чего ты мечешься?

— Неужели мы ничего не сможем сделать? — глаза Сергея источали жалость, глядя на него можно был подумать, что он вот-вот разрыдается.

— У тебя есть предложение? — зло осведомился хозяин.

— Погоди, Олег, — остановил его Норик, — дай человеку высказаться.

Шустов махнул рукой: высказывайтесь. И мысленно посоветовал армянину первым взять слово: как же он, такой опытный, не заметил "хвост" за машиной Мигунова. Это одна из причин, по которой могли выйти на Андрея. Но в таком случае с минуты на минуту должны "прийти" и за Оганесяном.

Олег послал на Норика подозрительный взгляд, который прятался за нахмуренными бровями.

Уйдя в себя, он краем уха слышал обрывки фраз, Норик "с пристрастием" допрашивал Белоногова: во сколько Андрей ушел от него, не говорил ли чего… Даже прозвучал нелепый в данной ситуации вопрос, не угрожал ли кто Андрею. Откуда Белоногову знать об этом? Если кто и угрожал, то в первую очередь он бы обратился напрямую к нему, Олегу, или "достучался" бы до Рожнова. Яцкевич не дурак, дело свое изучил хорошо, помнил все предостережения, назубок изучил сложные правила игры, установленные в отряде.

И вот совершенно неожиданно Олега оторвал от собственных мыслей голос Сергея Белоногова. Что он там говорит?.. Неужели Андрею и впрямь угрожали, а он поведал об этом Бельчонку, но утаил от командира? Нет, на Андрея это не похоже.

— Кто? — это уже Шустов, перебивая Оганесяна, задал вопрос Белоногову.

— Какой-то Вася, — ответил Сергей, неотрывно глядя на командира, — по кличке Олимпийский.

— Олимпийскими бывают только "Мишки", — усмехнулся Оганесян, хохотнув невольно в короткие аккуратно подстриженные усики.

Шустов нахмурился. Сделав вид, что закашлялся, он вышел на кухню и открыл кран.

Что, черт возьми, происходит, думал он. К чему Андрею понадобилось упоминать это прозвище, которое, кроме него и дочери, никто не знает. Теперь вот в курсе Белоногов. Никто не знает, кроме… Неужели Яцкевич мог так вот тяжеловесно пошутить? Нет, не мог, особенно вчера, когда его настроение читалось с листа, а сам Шустов во время разговора с Андреем не раз пытался убедить себя, что собеседник его обладает тонким чувством черного юмора.