Новый Михаил (СИ) - Бабкин Владимир Викторович - Страница 5

5

ГЛАВА 3. НЕБЕСНЫЙ ТИХОХОД

ГАТЧИНА 27 февраля (12 марта) 1917 года.

Едва машина завернула за угол дворца в глаза брызнул свет солнца. Зажмурившись, я впитывал в себя его тепло. Тоска понемногу отпускала и я уже спокойнее глянул в окно автомобиля. Снег прекратился и погода стремительно улучшалась. Ветер разорвал тучи и местами стало видно северное небо. Да и на душе стало как–то веселее…

Внезапно тревожная мысль кольнула сознание.

— Николай Николаевич, а графиня с Георгием как–же? Им же нельзя здесь оставаться!

Джонсон иронично покосился на меня.

— Да уж о них–то точно позаботились. Или считаете, что ваш прадед мог пойти на опыт не озаботившись судьбой своей семьи?

— Мне непонятна ваша ирония, Николай Николаевич. Я спрашиваю абсолютно серьезно.

Джонсон нехотя ответил:

— Они сегодня отправляются в Ревель, вместе с Врангелем. Он везет туда также свою семью. А оттуда графиня отправится в Стокгольм.

— Надеюсь прадед позаботился о том, чтобы они не бедствовали?

Джонсон вспыхнул.

— Послушайте вы, Михаил Александрович, или как вас там на самом деле! К чему эта игра? Ведь я абсолютно уверен в том, что вам безразлична судьба графини и Георгия! Вам вообще безразличны мы все! У вас на уме лишь деньги! Я не могу поверить, что у такого светлого и благородного человека, как Великий Князь Михаил Александрович, могут быть такие потомки!

— Да ну вас… — Буркнул я и, насупившись, отвернулся к окну.

Вот еще напыщенный индюк!

Машина тем временем въехала на привокзальную площадь. Вид паровоза и вагонов за ним неожиданно снова улучшил мое настроение. Наверное, впервые в этом времени, я почувствовал особое отличие от привычного мне мира. Гатчинский дворец, старинное (естественно по моим субъективным меркам) авто, даже люди в одежде начала XX века, как–то не шокировали сознание. Возможно свою роль сыграла память самого прадеда и многие понятия были мне знакомы на подсознательном уровне. Не знаю. Но вот именно вид окутанного дымом и паром паровоза окончательно замкнул в моем сознании логическую цепь — я в 1917 году и теперь это мой мир. Мой. Причем, очевидно, навсегда. А значит будем устраиваться в этом мире с наилучшим комфортом. Ничего, разлюбезный Николай Николаевич, ничего. Я еще удивлю вас. Только вот вырвемся отсюда.

Обозрев колоритных извозчиков, которые чем–то грелись у своих саней, и сравнив их с таксистами моего времени, я хмыкнул и вслед за Джонсоном вышел из машины на морозный воздух. Николай Николаевич, кивнув в сторону вагонов, пошел вперед с чемоданом. Я позволил себе идти налегке, ввиду того, что был сопровождаем шофером, который собственно и нес мои вещи. Хорошо быть большим начальником! Интересно, а чай сейчас в вагонах предлагают? Наверняка. Сомневаюсь я, что полковник Знамеровский организовал нам места в общем вагоне. Так что выше голову, Киса, поедем с комфортом!

И в моей голове явственно разлилась благостная картина теплого купе, горячего чая в серебряном подстаканнике, зимние пейзажи за окном. Все это так захватило мое сознание, что я не сразу обратил внимание, что Николай Николаевич внезапно остановился и смотрит куда–то в сторону.

От здания вокзала в нашу сторону спешил человек в военной форме. «Память» услужливо подсказала мне, что сей субъект и есть полковник Знамеровский. Очевидно хочет лично проводить высоких пассажиров, наговорить кучу любезностей и прогнуться лишний раз перед Великим Князем.

Едва я уже собирался придать лицу подобающее фразе «Прогиб засчитан!» выражение, как вдруг заметил тревогу на лице Знамеровского.

— Здравия желаю Ваше Императорское Высочество! — Знамеровский козырнув произнес это хоть и отчетливо, но явно стараясь не привлекать внимания к нашей компании.

— Здравствуйте, полковник. Вы решили нас провести?

— Нет, Ваше Императорское Высочество. Я хотел бы отговорить вас от поездки.

Мы с Джонсоном переглянулись.

— В чем дело, полковник?

— Я располагаю информацией об ожидаемом блокировании мятежниками железнодорожного сообщения в радиусе двухсот верст от Питера. Таким образом они собираются воспрепятствовать подвозу надежных частей в столицу.

Я кивнул.

— У меня есть эта информация. Но разве они будут блокировать пассажирское сообщение?

Знамеровский покачал головой.

— Сочувствующие мятежникам железнодорожники блокируют все колеи товарными составами и создадут пробки. Есть вероятность, что этот состав застрянет где–то в зимнем лесу. Есть также информация о том, что отряды мятежников будут проверять все пассажирские поезда в поисках добычи. А Ваше Императорское Высочество для них будет лакомым куском. Я скажу более. Сохранить ваше инкогнито при отъезде невозможно и кто–нибудь донесет мятежникам о вашей поездке и поезд могут остановить уже целенаправленно. Поэтому я и спешил вас предупредить.

Крепко жму Знамеровскому руку, хотя чувствую, как земля уходит у меня из под ног.

— Спасибо. Я этого не забуду. Но, как нам добраться до Ставки? Это крайне важно! Мне нужно срочно прибыть к Государю.

Знамеровский пожимает плечами.

— Разве что по воздуху.

Удивленно смотрю на него и пытаюсь понять шутит он или нет. Но видя мою реакцию на помощь приходит Джонсон.

— Ваше Императорское Высочество, полковник Знамеровский очевидно говорит об офицерской воздухоплавательной школе. — Николай Николаевич показал рукой куда–то за вагоны. — Там есть аэропланы. Тот же «Илья Муромец», например.

С трудом подавил возглас изумления. Вот баляба! А ведь сама мысль о возможности путешествия по воздуху в этом времени мне даже в голову не пришла! Да и не знал я, честно говоря, что в Гатчине был аэродром. Тем более с гигантскими машинами типа «Ильи Муромца»! Да это же спасение! Сколько там лететь до Могилева? Ерунда! Даже в это время дорога займет всего несколько часов!

Окончательно повеселев я тепло простился с Знамеровским и мы пошли обратно к машине.

* * *

ПЕТРОГРАД 27 февраля (12 марта) 1917 года. ХРОНИКА СОБЫТИЙ

К 13 часам дня восставшие солдаты запасных батальонов Волынского, Литовского и Преображенского полков громили казармы жандармских рот. Полицейские, которые пытались призвать анархическую толпу к порядку, либо просто попадались им на пути, были избиты, а некоторые и застрелены на месте. На Литейном проспекте мятежные солдаты соединились с восставшими рабочими Петроградского орудийного и патронного заводов. Толпой солдат и рабочих был захвачен Арсенал. Оружие бесконтрольно распределялось среди восставших.

* * *

ГАТЧИНА 27 февраля (12 марта) 1917 года

Наша машина отъехала от здания вокзала и свернув направо поехала по улице параллельной железнодорожному полотну.

Наклонившись к Джонсону тихо спрашиваю:

— Далеко до летного поля?

Тот нехотя отозвался.

— Нет, не очень. Сейчас проедем по Конюшенной, а затем свернем на Александровскую слободу.

Он замолчал, а затем неожиданно спросил:

— А в ваше время большие аэропланы?

Киваю.

— Человек на пятьсот пассажиров.

Николай Николаевич покачал головой. А затем с внезапной гордостью добавил:

— Ну, «Илья Муромец», конечно, поменьше будет, но сейчас это самый большой аэроплан в мире.

Но вашего покорного слугу его патриотический угар волновал мало и я задал единственный интересовавший меня вопрос:

— А он до Могилева долетит?

— Не знаю, я ж не пилот. Но из Питера в Киев «Илья Муромец» летал.

Прикинув расстояние от Питера до Киева я с удовлетворением кивнул. Ну, если до Киева долетал, то до Могилева раз плюнуть. Была бы только у них машина готовая к полету. А то приедем, а там ни одного аэроплана. Вот это будет облом!

Тем временем, проехав по Александровской слободе, автомобиль въехал на большое поле. По периметру обширного пространства стояли капитальные строения летной школы, корпуса ангаров, а в отдалении из–за леска показалось здание церкви.