Лугару (СИ) - Лобусова Ирина - Страница 18

После этого Зине стало по-настоящему страшно. Это означало, что в НКВД приняли решение скрыть самоубийство Евгения. Возможно, даже спрятать труп. Неужели причина, по которой он решился на такое, действительно настолько ужасна? Что за история, в которую он попал? О смерти Евгения

Замлынского, кроме нее, не знает ни один человек, даже ближайшие друзья. Это просто не укладывалось у нее в голове!

Погруженная в свои мысли, Зина быстро шла к дому, ничего не замечая по сторонам. А там ее ждал сюрприз. Виктор Барг стоял прямо возле ее подъезда, сжимая в руках очередной букет, на этот раз это были ромашки.

— Добрый вечер! Это вам! — Барг протянул ей цветы. Зина едва не разрыдалась. Ее затрясло словно в лихорадке — сказалось страшное нервное напряжение последних дней.

— С вами все в порядке? — испугался Барг.

— Нет, не в порядке. Я страшно устала. Спать хочу.

— Извините… Я не надолго. Хотел вам сказать, что на субботу взял билеты в Оперный театр. Вы ведь свободны в субботу?

— Свободна… — выдохнула она, вообще не понимая, какой сейчас день недели и свободна ли она в субботу. Но это было не страшно. В крайнем случае, отпросится у Каца.

— Вам нужно отдохнуть. На вас лица нет.

Ей хотелось сказать, что не только лица, но и души. Вместо этого она схватила ромашки, буркнула что-то под нос и ушла. Виктор Барг растерянно смотрел ей вслед.

ГЛАВА 8

— Ну как жених? — с иронией глядя мимо Зины, посмеивался Кац.

— Борис Рафаилович! Лучше не начинайте! — строго сказала она, также с трудом сдерживая смех.

— Ой, раскраснелась красна девица! Прям смотреть любо…

— Ой, а у кого я училась хамить? Щас как отвечу… Мало не покажется! Вы же у меня сами учитель, — уже не сдерживаясь, рассмеялась Крестовская.

— Что, так плох? — засмеялся и Кац. — Ну, смотри, сама себя не обыграй! Барги — богатое семейство. Ты представляешь, сколько зарабатывает хороший ювелир?

— Это такой, по которому тюрьма плачет? — не удержалась Зина.

— Не обязательно. Насколько я знаю Виктора, он никогда не нарушал закон. Вот братик его — та еще шкура. Да и сестричка там та еще была…

— Была? — насторожилась Крестовская, ожидая услышать какую-нибудь жуткую историю.

— Была. Сейчас нет ее в Одессе, — с ходу разочаровал ее Кац. — Уехала крутить лямуры с высоким большевистским начальством… Ох и штучка! Она моложе Виктора, он у них самый старший.

— Сколько же их всего?

— Трое. Виктор, как я сказал, старший, Игорь — средний ребенок в семье и эта Лора — младшая. Во-обще-то она Лариса, но никто и никогда не называл ее так. Только как в Одессе — Лорой. Ох, Лора была избалована с детства. Ну, после смерти матери они ее и упустили. С деньгами там проблем не было никогда. Так что, моя дорогая, лучше тебе присмотреться к Виктору! Стоящая партия.

— Вашими бы устами!.. — хмыкнула Зина, переодеваясь в рабочий халат.

— А теперь, после вкусной конфетки с шоколадной подливкой, будет тебе доля кислого соуса…

— Гнилушки? — догадалась она, имея в виду уличные трупы, которые доставили несколько дней назад. Два из них были в жутком состоянии, и никто не хотел к ним прикасаться.

— Именно, — кивнул Кац, — тут по ним почему-то запрос пришел из органов. Неопознанные трупы. Надо сделать поверхностное вскрытие и все записать. Потом отправим.

— Ну, как всегда, — вздохнула Зина, прекрасно понимая специфику заполнения таких документов.

— И ты будешь все делать без меня, — продолжил «кислую подливку» Кац, — меня срочно вызывает начальство. Что им понадобилось, не знаю, но придется ехать. Так что предстоит тебе повозиться самой.

— Куда уж я денусь, — развела руками Зина.

— Да, и еще. Это не все приятные новости. Наш пожилой молящийся красавец снова не вышел на работу. Снова! Работает буквально раз через раз. Дождется, что я его выгоню!

— Что с ним? Может, с дочерью плохо? Или внуки заболели…

— Как же! Религиозный праздник у него какой-то! И работать ему в этот день запрещается. Особенно к мертвым прикасаться.

— Ох нарвется, — мрачно прокомментировала Крестовская, — его посадят рано или поздно за это мракобесие. Мы, конечно, не настучим. А вот соседи, те могут. Добрых людей в мире хватает…

— Я это ему говорил, и не раз, — вздохнул Кац, — но это старость. В старости люди не меняются и не умеют проявлять гибкость, адаптироваться к новым условиям. Оттого в старости человек становится только хуже, и без вариантов.

— Ага. Если в молодости был дурак, то в старости это будет старый дурак, — хмыкнула Зина.

— Точно — согласился Кац, — и, так как наш старый дурак не вышел на работу, а дежурство твое совпало с его, придется довольствоваться тебе спящим красавцем. Но и тут тебя ждет сюрприз…

— Что еще? — едва не взвыла она.

— Парень-то наш еще не работал с гнилушками, — невесело усмехнулся Борис Рафаилович, — так что в первый раз его ждет такое удовольствие… Неизвестно, как он на него отреагирует. Себя-то помнишь?

Зина помнила. В первый раз, когда она увидела гнилой труп, голова ее закружилась настолько, что она едва не потеряла сознание и вцепилась в стол. К счастью, тогда она стояла напротив Каца и смогла отойти. Это было железное правило: ассистент, второй врач, если присутствует при вскрытии, и санитар, который готовит тело к вскрытию, а затем моет органы, тело, инструменты и стол, стоят всегда напротив патологоанатома, чтобы не сковывать его движения.

Тогда Зине казалось, что она сама умирает. Но потом — через несколько вскрытий — это чувство

прошло. И теперь на ужасное зрелище Крестовская реагировала лишь с точки зрения профессионального интереса.

— За что вы меня так? — театрально закатила она глаза. — Старик в религии, молодой будет в отрубе… А вы в райкоме! Мне самой опять все делать! Почему нельзя взять на работу нормальных людей?

— Потому, что нормальные люди идти работать в морг не хотят! И потом, разве это от нас с тобою зависит? — печально покачал головой Кац. — Моя бы воля, я бы всех тут разогнал, одну тебя оставил. Сделал бы зарплату повыше, и пошли бы люди. Смогли бы выбирать. Вышвырнули бы шваль — алкоголиков и всякий непотреб. Но нет. Ничего не выйдет. А на такой работе, как наша, должны держать деньги. Иначе никто не удержится.

— Мы же как-то удержались, — мрачно сказала Зинаида и тут же пожалела о своих словах, ведь это была неправда. Оба — и она, и Кац — мечтали о лучшем, а в результате оказались здесь.

— Не по своей воле, — печально ответил Борис Рафаилович и резюмировал весь разговор: — В общем, я уехал. Одна надежда на тебя. Очень жду быстрых записанных результатов. И не дави на парня. Сама знаешь.

В прозекторской, как и положено — было холодно. Ярко светили белые лампы. Запах чувствовался особенно остро, и немудрено: на столе уже лежало подготовленное санитаром тело, которое предстояло вскрывать первым. Санитар — молоденький студент — раскладывал инструменты.

Зина подошла к телу и стала надиктовывать для записей протокола осмотра. Санитар моментально побелел. Было видно, что записывает из последних сил. Лицо его перекосилось и стало терять все оттенки цвета — до тех пор, пока не стало белее стен. И было понятно от чего: уж слишком страшно выглядело тело, лежащее перед ними.

Это был человек старше 50 лет. Мужчина. И по цвету сохранившейся кожи Зина определила алкоголика. Пока было непонятно, от чего он умер. Но вся левая половина его тела буквально сгнила. Запах не могли перебить даже медикаменты, которыми его обработали перед вскрытием.

Студент зашатался и затрясся. Буквы, появляющиеся из-под пера, заплясали. Он пытался держаться изо всех сил, но не смог. Когда Зина начала делать первые разрезы, его вдруг скрутило пополам, а из белого лицо стало зеленым.

— Пошел вон отсюда! — дико заорала она, раздраженная всем на свете, а не только бедным студентом или жалким, никому не нужным бродягой, лежащим под ее ножом. Студент, закрыв рот рукой, выполз из прозекторской. Через минуту стало слышно, как в коридоре его рвет.