Южный ветер - Дуглас Норман - Страница 76

Тут их ожидало разочарование. Граф отзывался о прежних своих творениях, как о "прегрешениях юности", уверяя во все последующие времена, что связанная с ними нудная работа внушает ему неодолимое отвращение. Он называл себя старым мечтателем. Правда, к дому его примыкал сарайчик, гордо называемый студией. Граф показывал это ателье каждому из своих гостей. Внутри все покрывала пыль и паутина. Совершенно было ясно -- да и граф подтверждал это со сладкой улыбкой, что сарайчиком не пользовались лет двадцать, а то и долее.

Все это мистер ван Коппен знал.

Знал он и о полоске земли, которую старик сохранил за собой, распродавая наследственные владения. Она лежала в горах, милях в двадцати-тридцати от древнего города Локри. Сообщалось, что в последние годы крестьяне стали находить на этой земле осколки мраморных изваяний и черепки ваз. Многого эти вещи (все больше посуда) не стоили; разложенные по двору непентинского дома графа Каловеглиа, они преподносились в качестве сувениров любому гостю, проявившему к ним интерес. Граф не видел в этих вещицах особой ценности.

-- Из моего маленького имения в горах, -- обыкновенно говорил он. -- Умоляю, примите это в память о наслаждении, доставленном мне вашим визитом! О, имение совсем крошечное, несколько акров истощенной земли, в хорошие годы с нее удается получить немного масла и бочонок-другой вина. Не более того. Я сохраняю этот клочок земли, осколок моих прежних владений -ну, пожалуй, по сентиментальным причинам. Все же приятно чувствовать, что ты еще связан -- пусть даже тонкой нитью -- с землей своих предков. Каких либо богатств с этой земли определенно не получишь. С поверхности. Но вполне возможно, что нечто могло бы появиться из ее недр, при наличии достаточной энергии и средств для систематических раскопок. Те места так богаты останками эллинистической жизни! Сельские жители, вспахивая мои поля, часто натыкаются на пустяки подобного рода. Правда, была еще "Деметра", о которой вы может быть слышали, увы, сильно пострадавшая.

До нахождения "Локрийского фавна" единственным ценным предметом, который там удалось откопать, была оббитая каменная голова -- предположительно принадлежавшая Деметре. Проданная за несколько тысяч франков в одно парижское собрание, она в дальнейшем не привлекала к себе какого бы то ни было внимания. И разговора особого не заслуживала.

Впрочем, теперь, когда на свет появился ослепительный "Фавн", и мистер ван Коппен объявил о намерении приобрести его для своего музея, его эксперт-искусствовед, сэр Герберт Стрит -- выдающийся знаток, которого ван Коппен сманил из музея в Южном Кенсингтоне за вознаграждение, равное жалованию всего Кабинета министров -- счел своим долгом сравнить обезображенную "Деметру" с новой чудесной находкой. Сэр Герберт Стрит был человеком незаурядного тщеславия, но в то же время совестливым и в вопросах оценки произведений искусства достаточно надежным. Не каждый эксперт сделал бы то, что сделал он. В интересах своего нанимателя он не поленился съездить в Париж и внимательно изучить останки бедной "Деметры". Затем, осматривая в присутствии графа Каловеглиа "Локрийского фавна", он сделал чрезвычайно тонкое замечание:

-- Вам не кажется поразительным, граф, существование странного, трудноуловимого сходства между этим "Фавном" и "Деметрой"?

Услышав его слова, старик просиял.

-- Мой дорогой сэр Герберт, позвольте мне поздравить вас с подобной остротой артистического восприятия! По-моему, вы единственный кроме меня человек, до сей поры осознавший существование этого явного, хоть и неуследимого сходства. Мистер ван Коппен вполне может гордиться вашей проницательностью...

-- Благодарю вас, -- сказал чрезвычайно польщенный собеседник графа. -- Собственно, за это мне и платят. Но скажите, как бы вы могли объяснить это сходство?

-- Я перескажу вам мою гипотезу. Коротко говоря, я считаю, что эти работы вышли из одной мастерской.

-- Из одной мастерской?! Вы меня изумляете.

-- Да, во всяком случае, они принадлежат к одной школе или обязаны своим появлением на свет некоему общему источнику вдохновения. Об истории даже такого великого города, как Локри, мы знаем прискорбно мало, но исходя из некоторых намеков, встречающихся у Пиндара и Демосфена, дозволено, как мне кажется, вывести, что здесь могли -- и даже обязаны были -иметься свои превосходные, ныне забытые мастера, распространявшие определенные приемы работы, определенные пристрастия по части формы и обращения с материалом, что вполне естественно привело к возникновению своего рода традиции. Чем и объясняется сходство, с такой проницательностью подмеченное вами в двух этих творениях. Вот что имел я в виду, говоря об одной мастерской. Ну, как вам моя теория?

-- По-моему, что она весьма удовлетворительным образом объясняет обнаруженный нами факт, -- с глубокой убежденностью ответил эксперт.

Все это мистер ван Коппен знал.

Но верил лишь в половину...

-- Так о чем вы говорили, граф?

Итальянец оторвал глаза от изысканных очертаний "Локрийского фавна" и улыбнулся сначала своему визави, а затем мистеру Херду, который, несколько раз с одобрительным выражением обойдя статуэтку, наконец присел.

-- Я собирался рассказать вам еще об одном соображении, несколько позже пришедшем в голову нам с сэром Гербертом Стритом, человеком, кстати сказать, необычайной тонкости ума. Мы согласились с ним, что и "Деметра", и "Фавн" несомненно созданы в Локри. "Ну хорошо, -- сказал он, -- это ясно, но как они оказались в горах, на вашей земле, в двадцати пяти милях от города?" Признаюсь, поначалу его вопрос поставил меня в тупик. Ибо насколько мне известно, ничто не свидетельствует о былом существовании в этих местах большого поселения эллинов. Но тут меня осенило, что здесь вполне могла находиться вилла, а то и две -- да в сущности, если судить по разнообразным древним вещицам, найденным в моих крохотных владениях, и должна была находиться. Это навело меня на мысль, что обе реликвии были привезены сюда намеренно.

-- Привезены?

-- Привезены. Ибо хотя лето в Локри переносится куда легче, чем здешнее, в самом разгаре его там должно быть довольно жарко, между тем как мои виноградники расположены на прохладных высотах...

-- Что-то вроде климатического курорта, хотите вы сказать?

-- Вот именно. Вам не кажется, что люди богатые должны были владеть домами и там, и тут? Древние, как вы знаете, отличались такой чувствительностью к изменениям температуры, что в летнее время путешествовали лишь по ночам, а некоторые из наиболее закаленных их военачальников приказывали сооружать для себя во время походов подземные жилища. Я могу, например, представить себе молодого и пылкого поклонника прекрасного, жившего в те дни, когда Пифагор излагал свое учение под сверкающими колоннадами Кротона, когда флотилии Метапонта бороздили синие ионийские воды, когда Сибарис преподавал миру уроки безмятежной жизни, -- я почти вижу этого юношу, -- с энтузиазмом продолжал он, -- бегущего из жаркого равнинного города на эти прохладные высоты и -- поскольку он пылает всепоглощающей страстью к красоте -- берущего с собой одну или две, всего одну или две любимых бронзы, с которыми он не может и никогда не позволит себе расстаться -- о нет, даже на краткое лето, ибо в горном уединении они будут услаждать его взор и вдохновлять душу. Эти люди, сколько я понимаю, обладали чувством, которого полностью лишены их потомки -- чувством утешения, счастливого соучастия, даруемого произведениями искусства. Впоследствии это чувство было уничтожено. Из всех наших современников одни японцы еще питают подобную искреннюю любовь, заставляющую их не расставаться с проникнутыми красотой творениями, прижимать эти творения к груди, будто драгоценных друзей; мы же, живущие в мире отвратительного уродства, явственно стали побаиваться ясных, но полных упрека обликов этих творений. Ах, мистер ван Коппен, то был век утонченности, золотой век! Ныне -- ныне мы возим с собой лишь наши заботы.