Лейб-хирург (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 27

В этом мире не случилось императора Петра I, и что в результате? Первой мировой войны нет. Той самой бойни, в которой погибли свыше 20 миллионов человек, а еще 55 миллионов получили ранения. В результате войны распались четыре империи, а передел их территорий послужил запалом для следующей войны. Число жертв которой по сравнению с первой выросло в разы. Первая Мировая многое изменила в моем мире. Например, положила конец рыцарским правилам ведения войны. На ней впервые применили отравляющие газы…

Стоп! Я ничего не слышал здесь о газах, а ведь появление их вполне возможно. Не удивлюсь, если тевтоны додумались, в химии они традиционно сильны. Что я знаю об отравляющих веществах? Это вы военного врача спрашиваете, которого учили бороться с последствиями их применения? Правда, использовать навыки не довелось. Боевая химия — это скорее психологическое оружие. Почему так? Потому что боевые свойства в этом времени никакие. В результате применения немцами хлора, погибали четыре процента отравленных, еще часть пострадавших становилась инвалидами. А вот меры противодействия простейшие. Во-первых: избегать низких мест, где скапливается тяжелый хлор. Он, к слову, активно связывается водой, окислами и металлами, и быстро теряет отравляющие свойства. Можно обойтись и без противогаза — достаточно влажной повязки на лице. Фосген серьезнее, но у него действие замедленное, отравленные успевают обить атаку противника. Да и выпускают его вместе с хлором, поскольку фосген — тяжелее, и нужен легкий газ, чтобы отнести его к противнику. Иприт… Не думаю, что до него додумались, в моем мире он появился позднее. Зато психологическое воздействие на врага газы производили сильное. Завидев желто-зеленые облака хлора, солдаты выскакивали из траншей и драпали в тыл. В моем времени появились более смертоносные отравляющие вещества, но и они стали чем-то вроде атомной бомбы, которой все махают, но никто не применяет, потому что себе дороже. Боевая химия исполняла роль пугала. Достаточно вспомнить пробирку Колина Пауэлла, которая послужила поводом для вторжения США в Ирак. Никакой отравы в пробирке не было, как и химического оружия у Саддама Хусейна. Зато у него была нефть, много нефти, что и решило судьбу диктатора.

Решено — готовлю записку императрице. Бумага, самописка… Первым делом гриф: «Совершенно секретно, только в августейшие руки»…

Глава 8

— Вы позволите, сэр?

— Заходите, Джеймс. Принесли новости? По вашему лицу вижу, что хорошие. Угадал?

— Да, сэр! Взгляните на этот документ!

— Немецкий язык? Я им не владею. Что это?

— По вашему совету, сэр, я обратился к германским коллегам с просьбой поискать сведения о лейб-хирурге русской императрицы Довнар-Подляским. И они раскопали его обязательство сотрудничать с германским Генеральным штабом. Написано собственноручно. Вы были правы, сэр: нашелся скелет в шкафу. Я восхищен вашей мудростью!

— Опыт, дорогой Джеймс, всего лишь опыт. Это оригинал?

— Разумеется, сэр! Копии в таких делах не годятся.

— Замечательно, Джеймс! Довнар-Подляский у нас в кармане, завербовать его проще пустяка. Жених наследницы престола, будущий принц-консорт станет нашим агентом. Блестящий результат! Вы заслужили награду, Джеймс!

— Это была ваша идея, сэр!

— Не буду отрицать. Но именно вы обратили внимание на новую фигуру при русском дворе. Так что не умаляйте своих заслуг, Джеймс! Принесите мне обязательство Довнар-Подляского работать в интересах Британии, и я направлю в Форин офис представление о награде. Она будет весомой.

— Сделаю, сэр!

— Жду вас с этой новостью.

И вот с чего людям неймется? Сижу, никого трогаю, жду, когда обед принесут. Есть я предпочитаю дома: не потому, что дешевле, просто Агафья замечательно готовит. Но обедаю в ресторане: он рядом с клиникой, где я пробую применить свой дар в излечении чахоточных детей. Здесь туберкулез — бич Божий, смертельная болезнь, страшнее рака в моем времени. Лечить его не умеют — нет нужных лекарств и методик. Я предложил свои услуги, в клинике согласилось: когда нет надежды, уповают на чудо. Судя по рентгеновским снимкам, свечение помогает. Легкие больных на фото в белых точках. Это значит, что каверны известкуются, патологический процесс остановлен. Да и чувствуют себя детки хорошо: пропадает кашель, хрипы и кровохарканье. Появляется аппетит — у меня тоже. После сеансов жрать хочу, что сил нет. Ехать домой долго, бегу в ресторан.

И вот, значит, сделал заказ, официант салатик принес — тот самый «Оливье», который здесь без вареной колбасы. Только нацелился вилкой подцепить, как у столика нарисовался этот тип. По морде видно, что не русский. Лицо лошадиное, все в веснушках, уши оттопырены, а сам рыжий. Причем, не такой, как я, весь из себя красивый, а с волосами цвета красной меди. И одет не по русской моде.

— Господин Довнар-Подляский, вы позволите?

Точно иностранец, говорит с акцентом.

— Не позволю, — отвечаю, — не видите, кушаю?

— Я все же присяду, — нагло заявляет тип и плюхается на свободный стул. — Извините, что помешал вашему аппетиту, но другой возможности поговорить наедине нет. Вы постоянно заняты. Я приходил к вам домой вечером, но лакей не впустил и отказался доложить обо мне, потребовав, чтобы я назвал имя и цель визита.

Правильно! Это я Никодима настропалил, а то ходят разные, покровительства ищут. Нашли ходатая при дворе, ёпть! Я к вечеру устаю, что сил нет. Тут бы бросить кости на диван и отдохнуть, но лезут, сволочи! Кому отпрыска от призыва в армию уберечь, кому о месте в присутствии похлопотать. Причем, даже сомнений нет, что имеют право просить. Деньги суют… Вот и приказал Никодиму заворачивать подобных типов. А будут сопротивляться — гнать в шею, призывая на помощь Ахмета. У него черенки для лопат толстые и бьют больно…

— Зря вы притащились, господин, не знаю вашего имени! Да и знать не хочу. Я не хлопочу о посторонних лицах. Не способствую заключению договоров на поставку в казну, не покупаю изобретения и идеи.

— Я по другому делу. Смею думать, интересному для вас.

Поднимаю бровь. В самом деле?

— Для начала взгляните на это.

Альбинос лезет в принесенную с собой папку, достает из нее большой конверт и сует его мне. Конверт совсем тонкий и не заклеен, не похоже, что в нем деньги. Извлекаю из него большую фотографию, вернее, фотокопию некого документа. Снимок четкий, текст читается легко. Язык — немецкий. Переведем. «Я, подданный Российской империи Валериан Довнар-Подляский, добровольно даю обязательство сотрудничать с германским Генеральным штабом по вопросам, представляющим для него интерес. Дата, подпись…» Вынырнул приветик из прошлого! Этот тип немец? Не похоже, акцент другой. Немцы выговаривают слова жестко, и «р» у них твердая. Сую фотографию в конверт и кладу на свободный стул.

— Кого вы представляете, господин?..

— Джеймс. Зовите меня так. Отвечаю на ваш вопрос: британское правительство.

— Откуда у британцев документ из германского Генерального штаба? Или только фотокопия?

— Об источнике умолчу, а вот оригинал имеется. Копия — мера предосторожности. Вдруг вы решите документ разорвать, — ухмыляется он. — Что до первого вопроса, то замечу, что у нашей разведки обширные связи.

— Думаю, что не только у разведки. Британия в этой войне дружит с Германией против России. Я прав?

— Не будем о политике, господин Довнар-Подляский! Это не моя компетенция. Вернемся к нашим баранам, то есть обязательству, которое вы имели неосторожность написать во время учебы в Берлине. Согласитесь, что стоит попасть этому документу в руки русских властей, как у вас будут неприятности.

— И вы согласны от них уберечь? Взамен на полезные услуги?

— Приятно иметь дело с умным человеком. Именно так, господин Довнар-Подляский!

— И вы уверены, что я соглашусь?

— У вас нет выбора.

А вот хрен на ны! Выбор всегда есть. Типа нужно гнать, но так, чтобы фотокопия осталась у меня. Значит, нужен скандаль. Предложение прозвучало, и оно до глубины души возмутило молодого лесбияна. Хватаю салатницу с «Оливье» и впечатываю ее в рожу британца. Ну, как, вкусно? А теперь мизинчик взять на болевой (мы это умеем), правой рукой схватить за загривок и мордой об стол. Или фейсом об тейбл, если тебе так приятнее. Раз, два, три! Звенят, падая на пол, столовые приборы. Я тебя научу, нагл! Будешь русских за километр обходить!