Китайская бирюза (СИ) - Стожкова Нина - Страница 34

– Ой, нетушки, только без меня. Я, пожалуй, отдохну в гостинице под кондиционером, – сладко потянулся Петр, когда они с Линой вошли в номер, и без сил рухнул в кресло. – События последних суток меня ну прямо доконали. Он нежно поцеловал Лину в мочку уха. – Если тебе, дорогая, так хочется исторических и культурных впечатлений, езжай туда со своим стилистом одна. Слава Богу, любимую женщину можно отпускать с этим типом куда угодно, причем совершенно безбоязненно. Заодно, может быть, выведаешь у него что-нибудь ценное… Мне показалось, что Кристиан – парень скрытный и рассказал нам отнюдь не все. В общем, ступай, не заставляй его ждать. Я же вижу, что ты не намерена отступать… – Петр усмехнулся и снова чмокнул Лину, теперь уже в затылок. Она почувствовала, как по спине побежали сладкие мурашки, но неохотно отстранилась от мужа

– А, может, все-таки останешься? – вдруг спросил Петр жену почти жалобно.

Лина вновь прижалась к нему всем телом, нежно поцеловала в свежевыбритую щеку, однако отрицательно покачала головой.

– Если бы не мое опрометчивое обещание оставить тебе в браке свободу действий, ни за что бы тебя одну с мужчиной, даже сомнительной ориентации, не отпустил…, – сказал Петр и шутливо погрозил жене пальцем. – Вырвала у меня эту клятву в минуту слабости. Вы женщины – сплошное коварство, хотя порой – просто прелесть что такое!

– Ну да, а вы, мужчины, – ну просто моногамные ангелы! – захихикала Лина. Во время этой шутливой перепалки она успела сменить утреннюю футболку с потемневшими от пота подмышками на изящную розовую кофточку, джинсы – на белые брюки и поправить макияж, «поплывший» от утренней жары.

– Ну ты, Лин, как на свидание собираешься, – недовольно проворчал Петр и отвернулся к окну. – Могла бы и скромнее одеться.

– Здрассьте, приехали! Нашел к кому ревновать, – звонко рассмеялась Лина, – к художнику нетрадиционной ориентации! Вот насмешил! Да его, если хочешь знать, женщины интересуют меньше, чем меня наш ученый китаист! С таким же успехом ты можешь ревновать меня к Мао, до сих пор лежащему в Мавзолее на площади Тяньаньмэнь. – И она взглянула на Петра с такой любовью и нежностью, что муж махнул рукой и отправился в постель – досыпать.

Когда Лина спустилась в холл, Кристиан уже сидел в кресле и читал газету. Красавец тоже переоделся и теперь выглядел по-походному в джинсы и темно-синей футболке. У его ног, обутых в дорогие кроссовки, пристроился черный рюкзачок какой-то известной торговой марки.

– Идем в поход? – лукаво спросила Лина.

– Мало ли что может пригодиться в пути! Кажется, я предусмотрел почти все, – пояснил спутник. Он неохотно оторвался от книжки, взглянул на Лину и восхищенно присвистнул:

– Давненько я не гулял по городу со столь эффектной дамой! Что ж, надеюсь, вам будет не скучно в компании скромного художника?

Лина поспешно принялась делать комплименты его наряду, Кристиан жестом остановил ее вежливые словоизлияния, и модная парочка наконец тронулась в путь…

Кап, кап, кап…

Лина с трудом разлепила глаза и попыталась пошевелить пальцами правой руки. Рука повиновалась плохо. Спину сковал ледяной холод. Она нащупала опору левой рукой и поняла, что лежит на каменном полу посреди большой полутемной комнаты. Рядом по нефритовым чашам фонтана струится вода. Кап, кап, кап… Нестерпимо душно пахнут большие белые цветы в синей напольной вазе.

Она попыталась осторожно встать и вновь со стоном рухнула на пол… Нет, надо попробовать по-другому. Лина медленно подтянула ноги к животу и перевалилась на другой бок. Черт, как больно! Она застонала. Тупая ноющая боль, родившись в затылке, разлилась по всему телу. Лина попыталась припомнить, как она здесь оказалась, но события дня упрямо отказывались выстраиваться в логическую цепочку. Вот они с Кристианом выходят из гостиницы, оживленно болтая, вот едут куда-то на такси… А что дальше? Провал, черная дыра, пустота. Она попыталась поднять голову и опять уронила ее, стукнувшись затылком о каменные плиты… Лина скосила глаза. Боже, она же почти ничего не видит! Внезапно Лина наткнулась локтем на какой-то предмет. Очки! Ее очки! Какое счастье, что стекла не разбились! Она нацепила их на нос и огляделась. Теперь «картинка» была относительно четкой. В полумраке зала что-то сверкнуло. Лина сощурилась и едва не вскрикнула. Почти в упор на нее смотрели два огромных изумрудных глаза. Золотая статуя Будды, грозно возвышавшаяся на помосте в глубине комнаты, уставилась на незваную гостью, не мигая.

– За что ты меня караешь, Золотой Будда? – с укором спросила Лина и всхлипнула. Ее голос прозвучал в пустом молельном зале гулко и одновременно беспомощно. – Ты же, Будда, друг и защитник всех отверженных, ты не имеешь права быть злым! Ты, терпимый и веселый бог, принимаешь в свои объятья детей всех вероисповеданий, учишь их все прощать и довольствоваться малым… У меня была не очень сладкая жизнь, она уже наполовину прожита, и вот теперь, когда я наконец стала счастливой, обрела новую любовь, семью и душевный покой, ты решил погубить меня… Ты не имеешь права так поступать со мной, главное буддийское божество! Это низко, подло и жестоко! Я не боюсь тебя, всевидящий святой!

Длинный солнечный луч пробился сквозь решетки окна, и Лине показалось, что правый глаз Будды медленно закрылся. Божество словно дало ей понять: она услышана.

Лина с упорством начинающей фигуристки, шлепнувшейся на лед, раз за разом пыталась подняться. Руки и ноги не слушались, сами разъезжались в стороны, она скользила по полу и падала снова и снова. Наконец ей удалось встать на четвереньки, и женщина, помогая себе руками, села на пол. Интересно, сколько она здесь пролежала? Час? Два? А, может быть, всю ночь? Похоже, сквозь решетку в зал пробиваются рассветные лучи солнца. Все очень странно… Почему ей трудно сосредоточиться? Мысли постоянно путаются и ускользают. Как она попала в это восточное святилище? Почему покорно позволила себя здесь запереть? Кто и почему хочет избавиться от нее? Она хотела крикнуть:

– За чтоооо? – но вместе этого еле слышно захрипела.

Лина вновь почувствовала резкую боль в руке и поднесла ее к глазам. На внутренней стороне локтя, на самом сгибе виднелось еле-заметное красное пятнышко.

«Похоже, мне вкололи какой-то сильный наркотик или снотворное, – догадалась пленница. – Вот только когда, в какой момент? И, главное – кто? Вспомнить бы, это сейчас самое главное…».

Надо соображать быстрее. Скоро откроется дверь, и … Кто окажется за ней? Монахи? Верующие? Или тот злодей, что привел ее сюда? Кто он? Во всяком случае, кто бы он ни был, нужно сразу сбить его с толку, не дать увести себя на заклание, как телушку на веревке. Нельзя позволить сделать себе повторный, возможно, уже смертельный укол. Боже, и кому она, не очень молодая и совсем не богатая женщина, могла помешать здесь, в Пекине?

– Ты слышишь меня, золотой Будда! – крикнула Лина, но ее голос опять сорвался на хрип, и она, опомнившись, заговорила быстрым шепотом. – Знаешь, Будда, открою тебе тайну. Мой ангел-хранитель, моя Святая Ангелина всегда помогает мне…. Но сейчас она осталась за дверью твоего храма. Здесь вся надежда на тебя. Помоги мне, Будда, ты же знаешь, что Бог един! Обещаю, я стану еще добрее и терпимее к людям. Я всегда буду делиться с ними своим временем, своим душевным теплом, ну и деньгами, если потребуется…

Будда молча и надменно взирал на женскую фигурку, простиравшую к нему с пола в отчаянии руки.

Лина собрала последние усилия, подползла к двери и, ухватившись за косяк, с трудом поднялась на ноги. Продолжая опираться о дверь, узница всем телом навалилась на нее – та оказалась заперта. Что делать? Когда створки распахнутся, будет поздно. Слишком поздно…

Внезапно послышались гулкие шаги…

Лина лихорадочно огляделась. Поблизости – ничего подходящего для защиты от невидимых врагов… Разве только вот это…

Опасность придала ей сил. Пленница вытащила из большой китайской вазы белые лилии, пристроила их у подножия Будды и, обхватив вазу двумя руками, притаилась за резной колонной. Только бы сердце не стучало так громко! Надо затаить дыхание. Еще секунда! Вот сейчас…