Скарамуш. Возвращение Скарамуша - Сабатини Рафаэль - Страница 50

Это была первая часть будущей теории Андре-Луи, вторая же заключалась в следующем: идею Дане о тройном ложном выпаде можно развить таким образом, чтобы, рассчитав переводы в темп, объединить их в серию с кульминацией на четвертом, пятом или даже шестом переводе в темп. Иными словами, можно провести серию атак, провоцирующих ответные удары, которые парируют встречным ударом, причем ни один ответный удар не должен попасть в цель, – таким образом противника заставляют раскрыться. Нужно заранее продумать комбинацию так, чтобы противник, все время стремясь попасть в цель, незаметно для себя все больше раскрывался, и в конце концов, сделав выпад, покончить с ним неотразимым ударом.

В свое время Андре-Луи довольно прилично играл в шахматы, причем умел думать на несколько ходов вперед. Если применить эту способность к фехтованию, можно вызвать чуть ли не революцию в этом искусстве. Правда, и в теории ложных выпадов можно усмотреть некоторую аналогию с шахматной игрой, но у Дане все ограничивалось простыми ложными выпадами – одиночными, двойными и тройными. Однако даже тройной выпад примитивен по сравнению с методом, на котором Андре-Луи построил свою теорию.

Продолжая размышлять, он пришел к выводу, что держит в руках ключ к открытию. Ему не терпелось проверить свою теорию на практике.

В то утро Андре-Луи попался довольно способный ученик, против которого обычно было нелегко обороняться. Встав в позицию, Андре-Луи решил нанести удар на четвертом переводе, заранее рассчитав четыре выпада, которые должны к нему привести. Они соединили шпаги в терции, и Андре-Луи провел атаку, сделав батман и выпрямив руку. Как и следовало ожидать, последовал полуцентр, на который он быстро ответил выпадом в квинте. Противник снова нанес встречный удар, Андре-Луи вошел еще ниже и, когда ученик парировал именно так, как он и рассчитывал, сделал выпад, повернув острие в кварту, и нанес удар прямо в грудь. Это оказалось так легко, что Андре-Луи даже удивился.

Они начали снова. На этот раз Андре-Луи решил атаковать на пятом переводе, и опять это вышло без всякого труда. Тогда, еще усложнив задачу, он попробовал на шестом переводе, задумав комбинацию из пяти предварительных соединений. И снова все оказалось совсем просто.

Молодой человек рассмеялся, и в голосе его прозвучала легкая досада:

– Сегодня я разбит наголову.

– Вы сегодня не в форме, – вежливо заметил Андре-Луи и добавил, сильно рискуя, поскольку хотел проверить свою теорию до конца: – Я почти уверен, что нанесу вам удар именно так и тогда, как объявлю заранее.

– Ну уж это не выйдет! – возразил способный ученик, насмешливо взглянув на него.

– Давайте попробуем. Итак, на четвертом переводе в темп я коснусь вас. Вперед! Защищайтесь!

Все вышло так, как обещал Андре-Луи.

У молодого человека, считавшего Андре-Луи весьма посредственным фехтовальщиком, с которым можно размяться, пока занят учитель, широко раскрылись глаза от изумления. В порыве великодушия возбужденный Андре-Луи едва не раскрыл свою методу, которой позже суждено было распространиться во всех фехтовальных залах, но вовремя сдержался.

Днем академия опустела, и господин дез Ами позвал Андре-Луи на урок: иногда он еще занимался со своим помощником. Впервые за все время знакомства учитель получил от него прямой укол в первом же бою. Он рассмеялся, весьма довольный, так как был человеком великодушным:

– Ого! А вы быстро растете, мой друг.

Он все еще смеялся, правда уже не такой довольный, получив укол во втором бою. После этого учитель начал драться всерьез, и Андре-Луи получил три укола подряд. Скорость и точность господина дез Ами опрокинули теорию Андре-Луи, которая, не будучи подкреплена практикой, нуждалась в серьезной доработке.

Однако Андре-Луи считал, что правильность его теории доказана, и пока что удовольствовался этим. Оставалось усовершенствовать ее на практике, и этому-то он и отдался со всей страстью первооткрывателя. Он ограничил себя полудюжиной комбинаций, которые усердно отрабатывал, пока не достиг автоматизма, и проверял их безотказность на лучших учениках господина дез Ами.

Наконец примерно через неделю после последнего урока с Андре-Луи учитель снова позвал его пофехтовать.

Вновь получив укол в первом же бою, господин дез Ами призвал на помощь все свое искусство, но сегодня и это не помогло ему отбить стремительные атаки Андре-Луи.

После третьего укола учитель отступил назад и сорвал маску.

– Что это? – спросил он. Он был бледен, темные брови нахмурены. Никогда в жизни его самолюбие не было так уязвлено. – Вас научили тайному приему?

Он всегда хвастался, что знает о шпаге слишком много, чтобы верить чепухе о тайных приемах, но сейчас его убежденность была поколеблена.

– Нет, – ответил Андре-Луи. – Я много работал, к тому же иногда я фехтую, прибегая к помощи мозгов.

– Да, вижу. Ну что же, мой друг, я достаточно обучил вас. Я не собираюсь держать помощника, который сильнее меня.

– Вам это не угрожает, – с приятной улыбкой ответил Андре-Луи. – Вы фехтовали все утро и устали, а я сегодня был совсем мало занят и потому свеж. Вот единственный секрет моей случайной победы.

Тактичность Андре-Луи и добродушие господина дез Ами не дали делу зайти слишком далеко. Андре-Луи продолжал ежедневно совершенствовать свою теорию, превращая ее в безотказную методу, но, фехтуя с господином дез Ами, теперь заботился о том, чтобы на каждый его укол приходилось по крайней мере два укола учителя. Такова была его дань осторожности, но на большее он не шел, желая скрыть от учителя уровень своего мастерства – правда, не до конца.

И надо сказать, что Андре-Луи блестяще справился с задачей. Став весьма искусным фехтовальщиком, он был теперь правой рукой господина дез Ами, который гордился им как самым блестящим из своих учеников. А помощник учителя никогда не разрушал иллюзии последнего, помалкивая о том, что своими успехами гораздо больше обязан библиотеке господина дез Ами и собственному уму, нежели полученным урокам.

Глава II

Quos Deus vult perdere…[110]

И снова, как и в труппе Бине, Андре-Луи всем сердцем отдался новой профессии, которой вынужден был заняться и которая надежно укрыла его от преследования.

Благодаря этой профессии он наконец-то мог считать себя человеком действия – хотя по-прежнему придерживался иного мнения. Однако он не утратил склонности к размышлениям, а события, происходившие в Париже весной и летом 1789 года, давали для этого обильную пищу. Андре-Луи был в числе первых читателей одной из самых поразительных страниц в истории человечества, и в конце концов он вынужден был сделать вывод, что заблуждался и что правы такие экзальтированные, пылкие фанатики, как Вильморен.

Я подозреваю, что он гордился своими ошибками, приписывая их тому, что у него самого слишком трезвый и логичный ум, чтобы предугадать глубины человеческого безумия, теперь обнаружившиеся.

Андре-Луи наблюдал, как в ту весну в Париже усиливались голод и нищета, которые народ сносил с терпением, и размышлял о причинах бед. Франция притихла и замерла в ожидании. Ждали созыва Генеральных штатов, которые должны были исправить финансовое положение, устранить источники недовольства, исключить злоупотребления и освободить великую нацию от кабалы, в которой ее держало надменное меньшинство, составлявшее около четырех процентов населения. Ожидание породило застой в промышленности и торговле. Люди не хотели ни покупать, ни продавать, пока не станет ясно, какими средствами намерен гений швейцарского банкира господина Неккера вытянуть их из болота. А поскольку вся деятельность была парализована, мужчин выкидывали с работы, предоставляя им умирать с голоду вместе с женами и детьми.

Наблюдая все это, Андре-Луи мрачно улыбался. Пока что он оказался прав. Страдают всегда неимущие. Те, кто стремится сделать революцию, выборщики, – люди состоятельные. Это крупные буржуа и богатые торговцы. И в то время как эти люди, презирающие «чернь» и завидующие привилегированным, так много говорят о равенстве – под которым они подразумевают свое собственное равенство с дворянством, – неимущие погибают от нужды в своих убогих хижинах.