Некромант - Корнев Павел Николаевич - Страница 38

Делопроизводство в Сваами велось на североимперском, и очень быстро я убедился, что меня не пытаются обмануть.

Точнее, дурят на совершенно законных основаниях. Это не порадовало.

— И еще, сеньор! — холодно произнес меняла, буравя меня недобрым взглядом черных глаз. — Обращение монет иностранной чеканки на территории герцогства запрещено, всякий приезжий обязан сдать их при первой же возможности. Я сомневаюсь, что вы располагаете только двумя талерами. Мне стоит звать стражу?

Я подышал на перстни и навел блеск, потерев их о камзол.

Выход перекрывали два охранника, пока прорвусь через них, точно набегут зеваки. А хозяин пусть и сарцианин, но входит в цех золотых дел мастеров, стражники им точно прикормлены. Расклад препаршивейший. Зря оскорбил менялу, но если уж начал, то нет резона останавливаться на полпути.

Не понадобились медитации, не возникло нужды в осторожном погружении в транс. За эту зиму я изрядно натренировал свои не столь уж и выдающиеся способности, хватило одного лишь усилия воли, чтобы лавка на миг раскрасилась тонами, для которых не придумано названий ни в одном языке мира. И ярче всего в окружающей серости высветилась вышивка жакета менялы; некий искусный умелец вложил в замысловатые символы заклинание от морока и сглаза. Эфирное тело хозяина лавки виднелось смазанным и нечетким.

Это могло стать проблемой для деревенской ведьмы и даже затруднить работу лицензированному колдуну, но никак не мне. Ментальное воздействие — вещь несравнимо более тонкая. Зачастую в колдовстве даже не возникало нужды. Выявил слабое место и бей!

— Как вам Ольс? — поинтересовался я, откинувшись на спинку стула, и хозяин лавки едва заметно вздрогнул, выбитый неожиданным вопросом из колеи. Я не дал ему времени собраться с мыслями и продолжил: — В империи ваших соплеменников не жалуют, рад видеть, что здесь все иначе.

— О чем вы? Что вы плетете?!

— Ваш сын — полукровка, верно? А разве ограниченность черни не заставляет их ненавидеть полукровок, как ненавидят они все отличное и непонятное? Мальчик бегает по улицам совсем один. Кто знает, что может с ним случиться? Местные его знают, а приезжие? Те, которые перекати-поле без гроша за душой? Отчаявшиеся люди так злы, так жестоки…

Злые слова угодили точно в цель, заставили собеседника встревожиться и привели в смятение мысли.

Он с яростью глянул на меня; я ответил взглядом, полным ледяного спокойствия, не забывая при этом контролировать положение подручных хозяина лавки. Наконец по смуглому виску менялы покатилась капля пота, он судорожно сглотнул и коротко выдохнул:

— Подите прочь!

Я поднялся и начал без всякой спешки собирать со стола медные фердинги.

— Убирайтесь немедленно! — хриплым шепотом повторил меняла.

Так я и поступил, но, покинув лавку, уходить с рыночной площади не стал и спокойно прошелся меж торговых рядов, купил лесных орехов в медовой глазури, а после задумчиво побренчал в кулаке полученной сдачей: половиной фердинга и тремя сенти, как водится, медными.

Медяки переходили из рук в руки словно полноценные монеты; их принимали без всяких пререканий, разве что с каким-то оттенком обреченности. А вот расчеты серебром неизменно сопровождались яростным торгом. Горожане крайне неохотно расставались с мелкими, будто чешуйки, сенти, гнутыми фердингами и марками, неизменно сточенными по краям. Монеты старой чеканки ценились куда выше медяков равного достоинства.

Вымыв у лошадиной поилки липкие от медовой глазури руки, я дошел до заранее примеченного заведения цирюльника и жестами велел подровнять бородку и состричь изрядно отросшие за зиму волосы. После придирчиво оглядел себя в протянутое зеркало, пожалуй, даже излишне придирчиво. Встревоженный цирюльник что-то залопотал на местном наречии, но беспокоился он напрасно. Я ободряюще похлопал его по плечу и расплатился медью.

В зеркало я гляделся не столько из желания оценить работу мастера, сколько стремясь оценить происходящее за спиной. Предосторожность оказалась отнюдь не излишней: среди покупателей удалось заметить подручного менялы — того самого сарцианина, что стоял со мной на крыльце.

Никак не выказав обеспокоенности, я зашагал меж рядов, затем свернул на соседнюю улочку, а там спешно юркнул в боковой проход меж домами, темный и узкий. Встав в нише дверного проема, я вытянул заткнутый за ремень магический жезл и на пробу несколько раз крутанул его в правой руке.

Послышались быстрые шаги, мелькнула тень, и в проход заскочил мой преследователь. Вид пустого переулка привел молодчика в неописуемое изумление, а в следующее мгновение я выскользнул из своего укрытия и резким ударом врезал сарцианину жезлом по горлу. Преследователь схватился обеими руками за шею, выпучил глаза и повалился на колени. На ближайшее время ему определенно стало не до меня.

Я вышел из переулка, сунул жезл под плащ и поспешил к воротам Верхнего города.

И без того впустую потерял добрую половину дня, пора уже заняться делами.

ГЛАВА 2

От стен Верхнего города веяло древностью. Сами крепостные сооружения выстроили, по имперским меркам, не так давно, а вот каменные блоки обтесали без малого тысячелетие назад; сюда их перевезли, разобрав старинную цитадель у перевала. В одном месте мне даже удалось заметить выбитое на камне тележное колесо со сломанными спицами: то ли некий солярный знак, то ли один из старейших прообразов святого символа. Спиц было семь.

Некогда Верхний город Ольса был сторожевой крепостью, часть его укреплений вырубили прямо в скале. Внутрь вели единственные ворота, за которыми начинался тоннель с глухими стенами и темными провалами бойниц в потолке. В случае осады защитники могли в свое удовольствие лить через них на врагов расплавленный свинец и кипящее масло, засыпать стрелами и камнями.

Вход в тоннель караулили гвардейцы в до блеска надраенных кирасах и шлемах, тут же крутилось четверо неприметных типов в цивильном платье. Кого-то из пытавшихся пройти этим путем горожан останавливали для расспросов, кого-то и вовсе без лишних разговоров поворачивали назад. У меня вид оказался представительным, на меня внимания не обратили.

Я прошел тоннель и озадаченно огляделся. Вокруг возвышались глухие каменные стены — если от подножия холма были прекрасно видны шпили и золоченые звезды кафедрального собора, то здесь они прятались за соседними строениями. Пришлось бродить по узеньким улочкам, выспрашивая дорогу у встречных. И это было совсем некстати — мало того что меня почти никто не понимал, так еще и серая хмарь в небе понемногу сгущалась, непогода все сильнее накатывала на город, окутывала его низкими облаками и посыпала моросью.

Ну и конечно же арки, крутые лестницы, переходы и галереи. Отыскать главный городской храм оказалось непросто, да и потом я еще с четверть часа рыскал по округе в поисках резиденции его высокопреосвященства архиепископа Ольского и всего Сваами Фредрика. И ведь располагался четырехэтажный особняк с отделанным мраморной плиткой фасадом и арочными проемами окон буквально в двух шагах, а наткнулся на него почти случайно.

У входа в резиденцию стояли два гвардейца в цветах герцога, еще парочка их сослуживцев прохаживалась в отдалении. Здешний архиепископ обладал лишь духовной властью, собственных наемников он не содержал.

Особняк встретил тишиной. Там не заламывали руки встревоженные просители, не суетились клерки и растрепанные писари, не носились сломя голову мальчишки-посыльные. Священнослужители и монахи следовали по своим делам без всякой спешки, в просторных коридорах с высокими потолками царило поразительное спокойствие.

Прежде чем я успел толком оглядеться, рядом невесть откуда возник священник в простой черной сутане.

— Чем-то могу помочь, сын мой? — спросил он.

— Подскажите, отче, с кем следует поговорить касательно аудиенции у его высокопреосвященства?

Мой вопрос удивления не вызвал, священник указал на одну из дверей.