Шоу непокорных - Баркер Хейли - Страница 35

Судя по перешептыванию вокруг меня, остальные артисты пребывают в таком же недоумении, как и я.

Проходит минута, а затем, в дверях, словно призрак, появляется Сильвио Сабатини — белый и жуткий как смерть.

— О! — произносит он, обводя нас взглядом. — У животных время кормежки. — Его взгляд задерживается на мне, и он театрально хлопает в ладоши. — Бейнс! — приказывает он. — Подойди сюда!

Я не двигаюсь с места. Что мне делать? Что ему от меня нужно?

— Давай, не стесняйся. Поживее, мой мальчик.

На меня устремляются десятки глаз. Я нехотя выхожу из очереди.

— Как прошла ночь? Надеюсь, ты полон впечатлений. — От блеска в его голубых глазах по спине пробегают мурашки. — Не переживай, мой друг, тебе не придется есть вместе с цирковыми животными.

Он жестом указывает на застеленный белоснежной скатертью стол:

— Позавтракаем? Прошу тебя, присаживайся.

Я оглядываюсь на остальных. И тотчас ощущаю волну ненависти и негодования, исходящую от половины из них, и несколько сочувствующих взглядов.

Двери сарая снова распахиваются, и входят четверо людей, которых я раньше не видел. На них зеленые комбинезоны — это цвет формы для прислуги, — и они приносят еду. На сей раз это не корм для животных, а настоящая еда, вкусная. Мой рот наполняется слюной, мой желудок резкой болью реагирует на аромат колбасы, яичницы, бекона, теплого хлеба, ароматных фруктов, свежего кофе, которые появляются на столе.

Я не ел ничего подобного с тех пор, как сбежал из дома.

Я снова смотрю на артистов. Они молча наблюдают за мной.

— Нет, спасибо, — говорю я. — Мне не хочется.

Я поворачиваюсь и возвращаюсь в очередь под смех Сильвио.

— О, как замечательно! Я только выиграл небольшое пари с самим собой! Я точно предсказал твою реакцию. Сильвио, друг мой, сказал я себе. Бенедикт Бейнс обожает изображать из себя героя, обожает якшаться с Отбросами. Итак, Бенедикт, как я говорил вчера, твое маленькое шоу лояльности никого не обманет. Давай выйдем на улицу и поговорим, идет? — Он кивает охранникам. — Давайте, — говорит он. — Как вам было сказано.

Охранник хватает кого-то из очереди — это Шон — и вытаскивает из сарая. Одновременно еще два охранника делают шаг вперед и довольно грубо выводят меня на поле. Через пару секунд в дверном проеме появляется Сильвио и направляется к нам.

Он стоит между нами, поглаживая свою трость, затем морщит лоб и смахивает мнимую грязь, вытаскивает из кармана платок и вытирает им трость. И тут же резко делает шаг вперед и тычет ею Шону в ребра.

— Прекрати! — кричу я и бросаюсь к нему, но охранники отталкивают меня назад.

Сильвио с улыбкой оборачивается ко мне, не переставая, однако, упираться тростью в Шона.

— Стой! Пожалуйста, прекрати! Я сделаю все, что ты хочешь!

Сильвио опускает трость. Шон валится на землю, прижимая руку к боку.

— Ах, вот это я и хотел услышать! Должен признаться, ты слегка оскорбил мои чувства, Бенедикт Бейнс. Я думал, ты сочтешь за честь позавтракать вместе со мной.

— Если я сяду завтракать с тобой, ты прекратишь это? Ты оставишь его в покое, оставишь в покое их всех? — спрашиваю я с отчаянием в голосе. Внутри меня паника и страх смешиваются с голодом. Меня мутит. Не будь мой желудок пуст, меня бы точно вырвало.

— Разумеется, — ухмыляется Сильвио. — По крайней мере, пока.

— Ну, хорошо, — говорю я. — Как только ему будет оказана помощь. — Я пытаюсь приблизиться к Шону, но охранники оттаскивают меня прочь.

— Ох, какие мы чувствительные! К твоему сведению, завтра он и мне нужен живым! Уведите его, пусть его немного подлатают! — приказывает Сабатини охранникам, после чего толкает меня в сарай.

— Куда он подевался? — кричит Эммануил. — Где Шон?

Сильвио резко поворачивается к нему:

— Как ты смеешь без спроса открывать рот? Где сейчас этот парень, тебя не касается. А тебе, Бенедикт, я предлагаю поесть: в ближайшее время второй такой возможности не будет. Ну, так как?

Я быстро выхожу вперед и, чувствуя на себе взгляды всех остальных, сажусь на один из стульев. Сабатини садится напротив и наливает мне стакан свежевыжатого сока.

В сарае воцаряется звенящая тишина. Ее нарушает лишь позвякивание кубиков льда в стакане и негромкое фырканье лошадей.

— Твое здоровье! — Он поднимает свой бокал. — А теперь давай. — Его улыбка меркнет. — Ешь.

Я смотрю на тарелку еды передо мной. Я чувствую, как все смотрят на меня.

— Ты меня слышал, — тихо говорит Сабатини, а потом снова шипит: — Ешь!

Я беру тяжелый нож и вилку и разрезаю яичницу. Верх у нее жидкий, недожаренный, и, несмотря на голод, мой желудок снова бунтует.

Я соскребаю яичницу с вилки и вместо нее режу тост. Кладу кусочек в рот. Жую. Глотаю. Режу бекон. Жую. Глотаю.

Сильвио напротив меня тоже ест, с аппетитом причмокивая и вытирая рот салфеткой после каждого проглоченного куска.

— О, какой прекрасный завтрак! Вкусно так, что пальчики оближешь, ты согласен? — Он злорадно улыбается артистам. Те снова молча встали в очередь. Один за другим, они опускаются на колени и зачерпывают из корыта пригоршни тошнотворного варева.

Ты один из нас, только что сказал Эммануил. Может, и был, а теперь уже нет. Сильвио постарался. Он пригласил меня к себе за стол не для того, чтобы сделать мне приятно, а для того, чтобы отделить меня от остальных, чтобы меня никогда здесь не признали за своего, чтобы меня ненавидели. Он подчеркивает мой статус, заставляя их есть как животных, в то время как я сижу и трапезничаю с ним рядом. Он прекрасно знает, что делает.

Я не могу рисковать, иначе он отыграется на ком-то другом. Я должен послушно выполнять его требования. И мы завтракаем. Артисты цирка — из их корыта, Сильвио и я — за столом, который ломится от яств. Я сижу, низко опустив голову, и все равно чувствую, как их острые, словно кинжалы взгляды впиваются мне в спину.

Режу. Жую. Глотаю.

Режу. Жую. Глотаю.

Что мне еще остается?

Хошико

Рано утром я рывком сажусь в постели, разбуженная приглушенными голосами, которые доносятся снаружи. Джек и Грета тоже не спят. Мы с опаской переглядываемся.

Медленно-медленно картонная стена сдвигается на миллиметр, и на меня смотрят два маленьких темных глаза, а потом исчезают. Через секунду они появляются снова, затем под ними возникает еще одна пара, и обе смотрят в узкую щелку.

— Это она, — шепчет голос. — Говори!

— Нет, ты говори! — отвечает другой. Теперь мы все улыбаемся. Это всего лишь пара детей. Слава богу.

Грета наклоняется вперед, лицом к трещине, и глаза вновь исчезают.

— Они нас заметили! — шепчет один из голосов. — Ты мог бы и заговорить.

Через секунду картонка снова сдвигается, на этот раз чуть дальше. Перед нами мальчик и девочка. Они смотрят на нас с любопытством и опаской. Похоже, они одного возраста, судя по их виду, им лет восемь-девять. Это явно брат и сестра; у них темные, блестящие глаза, одинаковые улыбки и худенькие, жилистые тела.

— Говори! — Девчушка подталкивает мальчика. Он в свою очередь подталкивает ее.

— Нет, ты!

Это начинает действовать на нервы.

— Ну, хорошо, мы вас увидели, не пора ли что-то сказать? Кто вы такие? — спрашиваю я. — И что вам нужно?

Они переглядываются. Наконец, девчушка открывает рот:

— Ты ведь Хошико? Та самая канатоходка?

Я киваю.

— И ты знаешь Бенедикта Бейнса?

Я снова киваю.

Они в очередной раз переглядываются.

На несколько секунд воцаряется молчание, затем девочка глубоко вздыхает и говорит снова:

— Я — Нила, а это — Нихал. Бенедикт Бейнс знает нашу маму. Ее зовут Прия, Прия Патель, и мы хотим узнать, где она.

Бен

Для такого коротышки, как Сильвио, у него нереальный аппетит. Стол ломится от деликатесов. Он методично, по порядку, пробует все. Время от времени делая паузу, но лишь для того, чтобы напомнить мне: