У кошки девять жизней (СИ) - Бэйн Екатерина - Страница 1

1 глава. Родительская воля

Мы с отцом всегда жили слишком тихо, слишком скучно, чтобы с нами могло что-либо произойти. Никаких событий, никаких волнений, никаких происшествий, тишь да гладь, Божья благодать. В результате этого я вообразила себе, что вся жизнь похожа на это плавное, однообразное существование. Но это было не так. И узнать это мне пришлось в самом недалеком будущем. А пока мы жили, как обычно живут в деревне. У меня даже не было подруг за исключением дочери одного из соседей, с которой мы встречались только по торжественным случаям. Все остальное время я была одна, если не считать моей верной служанки Эмили, простой и ограниченной девицы, и разумеется, отца. Но с другой стороны, свободу деревенской жизни нельзя сравнить ни с чем. Все время я была предоставлена самой себе. Отец был слишком озабочен положением наших дел, все больше приходящих в упадок, чтобы интересоваться, чем я занималась. И последствия не замедлили сказаться. Я росла как сорная трава в поле, делала все, что хотела и никогда не встречала сопротивления. В результате этого воспитания, точнее, отсутствия всякого воспитания мои многочисленные учителя, проходящие бесконечной чередой через наш дом, стонали от моих выходок. Причем, стонали в прямом смысле этого слова. Я никогда не любила учиться. А если быть точной, не любила сидеть неподвижно и слушать очередного преподавателя, пытающегося вдолбить в мою голову хоть крупицу знаний. Я предпочитала читать все это самостоятельно, пропуская особенно неинтересные моменты. Я много читала, буквально глотала все книги, которые попадали мне в руки, так что моя голова была набита разнообразными и противоречивыми сведениями, почерпнутыми из книг. Что было, когда я пыталась использовать их на практике, можно себе представить. Как-то раз я нашла в библиотеке очень старую и полуразорванную книгу, которая едва не развалилась у меня в руках и впервые узнала о черной магии. Собственно говоря, книга была запрещенной и неизвестно, каким образом она попала в дом моих благопристойных родителей. Но если учесть, с каким рвением они занимались домашним хозяйством, то все становится понятным. Вероятно, книга завалялась в библиотеке с незапамятных времен, о чем говорил ее внешний вид и немедленная готовность обратиться в прах.

Итак, я прочла этот опус и тут же решила применить полученные знания на практике. Причем, я с презрением проигнорировала простенькие заклинания, они казались мне слишком легкими, и замахнулась сразу на вызов демона. Мне это показалось особенно значительным. Я отодвинула стулья и тяжелейший стол и освободила середину комнаты. Нарисовала мелом кривой круг (уж как сумела) и расставила зажженные свечи. Не знаю, как далеко бы я зашла в чернокнижии, но следующий пункт говорил, что я должна перерезать горло черному петуху и это меня остановило. Во-первых, у нас не было петухов, особенно черных, а во-вторых, я всегда любила животных и просто не представляла, как смогу это сделать. Так что, на этом все и закончилось.

Меня наказали, это был один из редчайших случаев, когда отец счел нужным обратить внимание на то, что я вытворяю. Книга была безжалостно сожжена, а я не жалела о содеянном. Литература, рекомендующая перерезать горло петухам, даже если они черные, не вызывала во мне интереса.

Помимо чтения всего, что придется, я любила кататься верхом, причем, легкая трусца меня не прельщала. Нет, я обожала мчаться галопом, чтобы ветер свистел в ушах, а волосы бешено развевались за спиной. При этом я, конечно, частенько падала, но это был неизбежный результат таких прогулок. Впрочем, я скоро приноровилась держаться в седле как следует и падения стали очень редки.

Несчастные создания, которых угораздило наняться в наш дом учителями, с причитаниями каждый вечер извлекали меня из какого-нибудь интересного с моей точки зрения, а стало быть, ужасно опасного места, отмывали, переодевали и врачевали многострадальные коленки и локти.

Когда я подросла, буйства почти прекратились, что неизбежно происходит всегда, когда человек взрослеет. Но кое-что осталось. Я по-прежнему много читала, каталась верхом в сопровождении верного пса, великолепного дога черного окраса по кличке Кадо, с которым я практически не расставалась, и была ужасно упряма и своевольна. Конечно, была, если мне практически никогда не говорили "нет".

Когда мне исполнилось шестнадцать, отец все чаще стал заговаривать о моем замужестве. Надо заметить, что с младенческих лет я была помолвлена с сыном герцога де Каронака, который в данный момент уже умер. Я имею в виду, умер отец, а сын, разумеется, жив и здравствует. Ему сейчас около двадцати трех лет. Все это я знала понаслышке, лишь из рассказов отца, а самого молодого герцога никогда не видела. Должно быть, его родители опасались сводить нас вместе, зная о моем чудном нраве. Уверяю вас, я бы его непременно поколотила, я всех колотила тогда за малейший пустяк. А дралась я в детстве больно и свирепо, словно древний викинг. Но сейчас должно быть отец решил, что сыну его друга уже ничего не грозит.

Мне не нравились эти разговоры о замужестве. Думаю, не нужно пояснять, почему. Не понимаю, как можно выходить замуж за абсолютно незнакомого человека. Но отец постоянно твердил о богатстве семейства де Каронак и напоминал, что мы сами не можем этим похвастаться, пусть даже и не уступаем ему в происхождении. Правда, к чести отца, это была не единственная причина. Другим, не менее веским было то, что прежний герцог де Каронак и мой отец были старинными приятелями и с незапамятных времен мечтали породниться. Похвальное желание и нет в нем ничего предосудительного, если б не маленькая, незначительная деталь: я была одной из главных спиц в этом колесе.

На прозрачные намеки отца о моем замужестве я выдвигала массу контраргументов, в которых у меня никогда не было недостатка. Я говорила, что не могу выходить замуж с завязанными глазами, что человека нужно узнать, что он должен хотя бы нравиться. Последним решающим аргументом в споре был мой возраст. Я утверждала, что мне рано выходить замуж и этим, обычно, все и ограничивалось. Отец соглашался с тем, что я еще слишком молода и нужно подождать, хотя ворчал при этом, что я слишком своевольна, раз берусь перечить отцовской воле. Что он старше и умнее, и я должна уважать его опыт. Я уважала, но считала, что в вопросе о замужестве он не играет столь значительной роли. На этом битва поколений завершалась и мы шли пить чай в заключение мира.

Но однажды все изменилось. Началось это следующим образом.

Собираясь на прогулку, я стояла на лестнице, подзывая к себе Кадо. Он как раз отвлекся на крысу, прошмыгнувшую мимо и с громким лаем помчался за ней, намереваясь догнать. Но, как водится, крыса была проворней и успела скрыться в норе. Кадо распластался на полу, сунув нос в темную дыру и пытался просунуть туда еще и лапу.

— Оставь ее в покое, — сказала я ему, — все равно, не достанешь.

Всем своим видом Кадо утверждал, что непременно достанет.

И в этот момент отец, вышедший из гостиной, произнес:

— Зайди сюда, Изабелла. Мне необходимо с тобой поговорить.

В руке он держал распечатанное письмо, что меня совершенно не удивило. Ему часто приходили письма, главным образом, от его кредиторов. Они шли на растопку камина, ибо другого применения им не находилось.

Я подчинилась. Спустилась вниз, вошла вовнутрь и села на стул, стоявший перед креслом батюшки. Отец опустился рядом и опустил руку с письмом.

— Дочь моя, — начал он торжественно, — настало время откровенно поговорить с тобой о твоем замужестве.

Это время наставало примерно раз в неделю, и я давно к этому привыкла. Поэтому, просто ждала продолжения, и оно не замедлило наступить.

— Ты уже достаточно взрослая для того, чтобы выйти замуж и завести собственную семью.

И это я слышала от него частенько. Мне стало скучно, и я подавила зевок. К тому же, Кадо оставил крысу в покое согласно моему пожеланию и теперь скребся под дверью, вызывая меня на прогулку. Я была полностью согласна, но, увы, уйти не могла.