Полынь. Семинарист (СИ) - Атапин Владимир - Страница 30

— Не дурю — ответил я спокойно, вращая на указательном пальце пистолет со скоростью пропеллера. Кстати о спокойствии, поймал себя на мысли, что абсолютно не испытываю никаких негативных эмоций. Адреналин прёт, хоть по ведрам разливай, из-за него и вращаю пистолет, а злости, страха и чувства собственного превосходства нет. В подобной ситуации я должен был бы испытывать веселую злость, а насыщенный адреналином мозг выдавать насмешки наподобие "И откуда это ко мне таких красивых дяденек занесло?"

— Мы сейчас к тебе поднимемся.

— Трудновато будет со сломанными ногами. Может лучше я спущусь?

— Ничего, поднимемся. И не крути так пистолет, нервирует. — Это вновь Игорь. Похоже он в группе старший. Униженный, с разбитым лицом, переломанными ногами, а все-равно разговаривает со мной на "ты". Обхватив коллег за шеи, он поднялся и пошёл к подъезду.

Чаю хотелось очень. Пока бедняги ковыляли до подъезда и поднимались ко мне, я успел заварить себе любимый напиток Кобы Джугашвили, он когда-то мне и привил уважение к этому нерусскому напитку.

— И снова здравствуйте! — Поприветствовал их открыв дверь, после вежливого стука. — Чаю не предлагаю, поскольку не рад вас здесь видеть. Вот Ваше табельное и патроны к нему.

У Игоря руки были заняты шеями товарищей, поэтому оружие и обойму я отдал Тарасову. Документы возвращать не стал, не заслужили пока. Присесть я им не предложил, а сами они не решились. Поэтому стояли передо мной в обнимку, как пьяные хулиганы из Нальчика. Я сделал небольшой глоток из любимой кружки, насладился вкусом сладкого чая и вопросительно посмотрел на Игоря.

Тот как мог, в сложившейся ситуации, уверенно, сказал:

— Ты поедешь с нами.

— Куда и зачем?

— В Военный Следственный Комитет. Ты должен дать показания по поводу гибели двух бойцов спецподразделения ФСБ Альфа во время твоего задержания.

— Во время какого задержания?

— А тебя много раз задерживали бойцы Альфы? — Надо же какой целеустремленный, висит со сломанными ногами на шеях коллег, но пытается меня уличить.

— Кто Вы такой и какие имеете полномочия, чтобы задавать эти вопросы?

— Тебе недостаточно того, что мне известно твоё настоящее имя, — он сделал такую же театральную паузу, как и за несколько минут до него, Тарасов — Анвар Илясович?

Похоже они с Тарасовым вместе репетировали, как будут меня психологически ломать, оглашая мое "настоящее" имя. Очевидно имя — Анвар Илясович, казалось им козырной картой, после которой я раскаюсь во всем и напишу явку с повинной. Как в фэнтезийном фильме, "Я знаю твоё истинное имя демон, покорись мне!".

Но мы не в фэтензийном кино, и известное им имя далеко не истинное, поэтому я ответил коротко:

— Нет.

А вот этот мой ответ, похоже в программу репетиций у них не входил. Как до этого у Тарасова, теперь у его начальника на мгновенье проступило удивление с растерянностью. Создалось ощущение, что он сейчас попросит "Ну пожааалуйста!". Но нет, он быстро взял себя в руки и угрожающе сказал:

— Мы будем вынуждены применить меры принудительного привода. — Но увидев поднятую на моём лице бровь, понял, насколько он сейчас несерьезно выглядит со своими угрозами, поэтому продолжил миролюбиво — Анвар Илясович, Вы же понимаете, что мы располагаем возможностями.

— Бог располагает, а мы лишь предполагаем, что располагаем. Если больше Вам сказать нечего, то прошу на выход!

Старшой сразу сменил выражение, ну точно актёр:

— Пожалеешь щенок! Ты что о себе возомнил, думаешь тебя помнят и заступятся? Завтра, ты будешь просить о встрече со мной. Это я тебе говорю!

— А Вы, это кто?

— Не твоё дело, кто я!

— Так как же я Вас буду бояться, если я даже не знаю кто Вы? Вы же хотите, чтобы я боялся, правильно? Или мне Вас как бабайку следует бояться? Не знаю, кто, не знаю, чем опасен, но очень страшный.

— Издеваешься щенок! Ладно, посмотрим, как ты завтра будешь улыбаться.

Я и вправду улыбался. Но он неверно понял, мою улыбку. Игорю казалось, что я насмехаюсь, а на самом деле улыбка у меня была просто продолжением моего хорошего настроения. Почему-то мне было хорошо, ни оскорбления, ни угрозы не затрагивали во мне никаких струн. Наоборот, мне было жаль этого, униженного, переломанного физически и морально человека, который в своей гордости втройне страдал от унижения и от физической боли.

Ещё я чувствовал его страх передо мной, страх, что он не сможет со мной справиться, что я непонятен для него и потому опасен. Я и раньше встречался с подобными доминирующими личностями, которые себя считали сильными, умными и хитрыми. Их реакция на меня была обычно такой: молодой, неопытный, не тертый калач, но почему-то непредсказуемый, его поведение не согласуется с возрастом, опытом и социальным положением, поэтому — опасен.

Но если реакция этого человека на меня была обычной, то моя реакция на него нормальной не была. Когда сталкивался с подобными индивидами, я всех их без исключения презирал. Понимал насколько на самом деле они мелочны и в своей глубине трусливы, поэтому смотрел на них свысока, и при возможности вредил и лишал их карьеры, чтобы они не мешали жить хорошим людям. Сейчас во мне не было презрения, я не ощущал превосходства и не получал удовольствия от того, что обломал их. Я сочувствовал ему, видел его страхи, знал, что он сам их не осознаёт и от этого страдает, а также я понял, что по большому счету Игорь не виноват в том, что в нём живут эти страхи, он даже не знает, что они в нём живут.

Это все я понял сразу целиком, будто до этого всегда смотрел на кусочек картины, и этот кусочек мне очень не нравился, а потом сделал шаг назад, увидел всю картину и понял, что в цельной картине этот уродливый кусочек неизбежен, он нужен, и без него картина не была бы законченным произведением. Если читать роман "Преступление и наказание" отдельно по главам, не дочитывая до конца, то это будет одно из самых мрачных, депрессивных и бессмысленно жестоких произведений, но лишь когда прочитаешь эпилог, становится ясно насколько светлым и жизнеутверждающим является этот роман. Игорь был для меня сейчас цельным произведением, со всеми его достоинствами и недостатками, поэтому никаких неприязненных чувств я к нему не испытывал, но при этом не испытывал и заблуждений относительно его намерений в отношении меня. Именно эти самые, понимаемые и прощаемые мной, страхи, амбиции и гордость, заставят Игоря с удовлетворением нажать на курок, если нужно будет меня убить. А вот этого я принимать и прощать не собираюсь.

Поэтому проводив их до дверей, я быстро переоделся в невзрачную клетчатую рубаху на выпуск и поношенные джинсы не первой свежести. Взял ключи от соседского автомобиля, поскольку моя машина наверняка уже обвешена маячками как ёлка игрушками. Ключи от автомобиля мне сосед не оставлял, он меня даже не знал. В своё время, я отсканировал частоты сигнализации у нескольких непрезентабельных соседских автомобилей и сделал для них ключи, как раз на подобный случай. Этот автомобиль стоял уже неделю на одном месте, поэтому невелика вероятность, что его быстро хватятся. Устраивать гонки с полицией на старенькой Тайоте Камри мне не улыбалось.

Пока мои сердитые гости в обнимку телепались до своей машины, я уже сидел в заведенной Камри и выслушивал историю глазами очевидца, о том, как я некрасиво поступил. Тарасов повествовал:

— … копытами тебя в бубен, а потом эту хреновину с башки снял и прямо Илюхе в череп, а потом на меня метнулся, но я ему встречный в грудину пробил, он сразу подуспокоился, но все-равно борзый. Ломать надо.

Когда Тарасов говорил, как он мне в грудину пробил, так увлекся, что начал демонстрировать какой-то корявый удар, и несвятая троица потеряв равновесие чуть не завалилась. Самое интересное, что третий безымянный гость, поддакивал, Тарасову.

Лексикон у них, конечно, тот ещё. Обычно следователи и опера, которые работают на земле с обычными преступниками, перенимают речь и манеры своих клиентов. Следователь ВСК, работает с военными, пусть и не чистыми на руку, но речь-то у них нормальная, откуда он этих оборотов поднабрался.