Шакал (СИ) - Огнев Евдоким - Страница 31

Как же её звали? Имя совсем стёрлось из памяти. Девочка из соседнего подъезда с кожаным ранцем за спиной и серьёзным намерением спасти мир. Мы с ней учились в разных школах. Даже больше, в разных сменах, а познакомились на олимпиаде. Обменялись телефонами. Пару раз гуляли осенью. Она много разговаривала. Строила планы на жизнь. Хотела спасать жизни людей, изменять мир к лучшему. Ей не нравилась несправедливость. Наивная девочка шестнадцати лет. Она мне чем-то нравилась. Не просто же я с ней гулять ходил. Точно, нравилась. Симпатичная была. Это оценил не только я.

Осенью темнеет поздно. Мы гуляли в парке, но и там можно найти места, куда лучше не соваться. Мы сунулись. Пять человек. Мне по-хорошему предложили смыться и не мешать развлечению. Я и ушёл. Она понимала, что мне с ними не справится. Ребята явно занимались спортом. Могли набить рожу, а мне надо было беречь пальцы. Я ушёл. Больше мы с той девочкой не виделись. Потом я узнал, что она с собой покончила. Меня тогда это удивило. Не смогла справиться с такой ситуацией, а сама хотела мир спасать. Потом ко мне приходил участковый. Спрашивал про то дело. Она что-то написала в предсмертной записки. Я ответил, что ничего не знаю. Наплёл, что мы расстались раньше, чем на неё напали. На меня никто и не стал наседать.

Спустя пять лет я увидел одного из той компании. Совсем был плох. Скололся. Как-то так получалось, что они попадались мне на пути. Кто-то из них сел, кто-то с собой покончил. Другой ещё серию изнасилований совершил. Никогда не задумывался, что возможно, если бы я тогда пришёл с помощью, попытался её отбить, может хотя бы после её смерти указал на них, то эти преступления можно было предотвратить. Я ничего из этого не сделал. Забыл. Всегда, когда я сталкивался с выбором и проявлял слабость, то у меня никогда не было приступов совести. Я предпочитал забывать те моменты, когда проявлял трусость. Вроде всегда понимал, что делал правильно. Зачем лезть в бой, если заранее знаешь, что его проиграешь. Но ведь и ничего не делал, чтоб этот бой выиграть. Только в этой жизни я решил перестать прятаться и забывать плохие моменты. Ещё оставалось понять, почему я так решил? Почему стал пытаться разомкнуть порочный круг.

— Можно? — в комнату заглянула Света.

— Заходи, — ответил я. — Комната как бы твоя.

— Я думала… — она замолчала на полуслове, оглядываясь по сторонам.

— Что?

— Что ты не выдержишь.

— С собой покончу? Не дождёшься, — накрываясь одеялом, ответил я.

— Что ты будешь делать? Уедешь?

— Властям сдамся. Утром.

Она промолчала. Я слышал, как Света ушла в душ. Слышал, как она плакала под струями воды, думая, что вода заглушит её слёзы. Не знаю, что там ныть. Всё в прошлом. Да и раньше небось с ней такое уже было. Только какого хрена я полез её защищать? Реакция на встречу с тварью? Или что-то другое? Желание держать ситуацию под контролем? А зачем мне это знать? Сделал и ладно. Завтра будут проблемы. Завтра всё будет плохо. А сегодня ещё можно насладиться удобной кроватью. Тёплым одеялом.

Света легла ко мне под бок. Я к тому времени уже задремал. Обняла ещё. Плевать. Завтра мы с ней больше не увидимся. Найдёт другого. А мне придётся за глупость отдуваться. Только что в нашей жизни глупость, а что нет? Что ценно, а что не стоит внимания? И почему нет прейскуранта, чтоб хоть как-то сориентироваться?

Я не боялся смерти, потому что уже один раз умирал. Для меня всё это было уже не в новинку. Возможно поэтому и не чувствовал страха, когда спустился утром со второго этажа. Внизу уже были городовые. Хорошо, что среди них не было брата. Они меня хотели скрутить, но мы договорились, что я пойду с ними сам. Каждый из нас понимал, что бежать некуда, а если бы я и планировал побег, то убежал бы ещё до их прихода.

Меня сопроводили до участка, где базировались городовые. Он находился неподалёку от полигона, где мы с Раей тренировались. Суд должен был быть к вечеру. Правильно, чего тянуть? Надо решать с этим быстрее. Да и мне в камере находиться не понравилось. Сырое и холодное место с двумя лавками вдоль стен и шерстяным колючим одеялом, чтоб не околеть.

Вроде нужно было думать о своей жизни, анализировать, а у меня не было никаких мыслей. До разбирательства я смотрел в стену напротив, кутаясь в одеяло. Видимо, все думы были придуманы, а новых я не придумал.

Разбирательство проходило в закрытом режиме. По хмурым лицам присутствующих было понятно, что они готовы были меня убить прямо на месте. А свидетельства Светы и второй девчонки их не очень заботят. Были убиты такие хорошие ребята! Это же горе для семей! А что эти ребята были подонками, никто об этом думать не хотел. Мне вспомнили всё, даже то, чего не было. Я слушал обвинителей и удивлялся, каким плохим человеком был на самом деле. Прям настоящий зверь. В конце мне ещё и дали сказать последнее слово. Думали я буду раскаиваться. Я их разочаровал. Никаких раскаяний я не испытывал. Если они отказывались признавать, что их детки были монстрами, то я им открыл на это глаза.

— Вы говорите, что шлюхи сами виноваты, раз отказали вашим славным ребятам. Только вы забываете, что у нас нет публичного дома. Наши девушки всегда имели права выбора, а мы этот выбор уважали и не навязывали своё внимание. Хорошо, допустим, что «мальчики» перебрали и не смогли сдержаться. Избили хозяина кабака. Подрались с алкашней и захотели женского внимания. Так вы говорите? А теперь представим ситуацию, что Света и Лапа сбежали. Закрылись в комнате от этих придурков. Но погода была бы не такая отвратительная и на танцы пришли бы девчонки. Думаете ваши «мальчики» остановились бы? Усмирили свои желания? Тварям соответствующая смерть. Я может не переживу этот день, но жалеть не буду. Пусть вы меня кинете к тварям на съедение, но я буду умирать и думать, что твари на двух ногах не тронут моих сестёр и подруг. Если же мы не можем обеспечить защиту таким Светам и Лапам, то не стоит им разрешать работать в кабаках и заводить интрижки с посетителями. Чтоб никакие «мальчики» больше не теряли голову.

— Можно было их ранить, — заметил судья.

— А потом ждать, когда они отомстят? Нет. Вы говорите об ошибке с их стороны. Но это не ошибка. Наглость и вседозволенность — это порок. Я не вижу вины, что избавил их от этого порока, — ответил я.

— Ты говоришь, что они стали тварями, а сам? Хочешь сказать, что ты лучше их?

— Нет. Возможно, я хуже. Они делали своё страшное дело по прихоти, а я по расчёту. Возможно, я такой же монстр, как и они. Но не мне об этом судить. Я не могу знать, как выгляжу со стороны.

— Ясно. Раскаиваться ты не собираешься.

— Нет.

— Семнадцать лет каторги или смертная казнь. Выбирай сам, — откидываясь на сидение, ответил судья.

Ему было плевать на меня. На мою жизнь. Он только выносил решения. Даже не так, он предложил выбирать мне, какое я хочу понести наказание. Тяжёлые работы, на которых мало кто проживал больше пяти лет или смерть. Смерть через мучения или от выстрела. Что я хотел? А я хотел жить. Страха перед смертью у меня не было, а вот жажда жизни никуда не делась. Всегда была надежда, что я смогу выбраться и с каторги. Может что-то случиться и я сокращу срок. Почему-то казалось, что если я перезагружу жизнь, то легче она не станет. Опять я буду стоять перед выбором, пока не сделаю именно правильный выбор. Не найду правильное решение задачи.

— Каторга, — ответил я.

— Так тому и быть. С первым караваном отправишься на кожевенный завод, — согласился судья.

— Он будет жить, а мой сын… — выругался глава города. Чуть на меня не кинулся, но в последний момент сдержался.

— Он ещё пожалеет, что в живых остался, — пообещал судья. Посмотрел на меня. — Ещё пожалеет.

Я слышал о каторгах. У нас их было три: шахта, кожевенный завод и хлопковые поля. Каждая, из которых имела свои особенности, но их всех объединяло одно: тяжёлые условия труда и низкий уровень выживаемости. Я, видимо, тогда находился в каком-то шоке, раз не особо расстроился приговору. Всё казалось чем-то нереальным. Да и в своей правоте я был слишком сильно уверен, чтоб сомневаться в произошедшем. А значит не верил, что судьба хотела завершить мой путь, сгноив меня на каторги