Долгий путь от любви до любви - Плен Александра - Страница 38

Моя верная служанка удивленно обернулась и на мгновенье застыла с простыней в руках. В глазах отразились понимание и сочувствие. Слуги всегда знают все о своих хозяевах.

— Конечно, госпожа, — ровно ответила она и вернулась к своему занятию.

— Отплываем через неделю, — добавила я, чуть улыбнувшись, — собери багаж. На твое усмотрение. Но без бальных платьев, естественно.

Мэри серьезно кивнула. Я пошла в кабинет подсчитывать финансы. Денег было не очень много. И то все, что оставалось от герцогских щедрот. Открыла шкатулку с драгоценностями. Естественно, фамильные бриллианты и сапфиры лежали в сейфе, и трогать их я не собиралась. Но эти… Я смотрела на мамин жемчуг, подаренный мне на восемнадцатилетие. На рубиновый гарнитур, купленный назло герцогу после очередной его лекции о моем мотовстве, который я так ни разу и не надела. На многочисленные броши, браслеты, кольца. Решено — возьму с собой. Далее… Нужно написать письма. Маме. Адвокату. Герцогу.

Глубокой ночью, уставшая как никогда в жизни, я отложила три запечатанных конверта. Самые короткие письма были адвокату и герцогу. Сухие формальные фразы, я просто доводила до их сведения информацию о своем отъезде. Маме писать было тяжелее всего. Как объяснить? Так, чтобы не расстроилась, не заболела, не почувствовала себя виноватой? Она же ничего не знает о Роберте. В наших письмах, которыми мы обменивались, я так ей ничего и не сообщила. Теперь пришлось сделать самое трудное — рассказать об инженере Робе Вайтере, о своем разводе, о желании начать новую жизнь в другой стране. «Мама, я вернусь обязательно. Немного развеюсь, поживу другой жизнью и вернусь к тебе». Я словно наяву слышала ответ: «Почему, если ты хочешь развеяться, ты не приедешь в Неаполь? Мы все будем рады видеть тебя». Я писала: «Хочу одиночества и независимости. Хочу научиться самостоятельности, научиться зарабатывать деньги и узнать жизнь, такую, какая она есть. Настоящую, а не ту, которую видно из окна кареты».

Роберт приехала утром. Я завтракала в спальне, когда ко мне заявилась Мэри с карточкой от мистера Вайтера.

— Передай Максимилиану, что ее светлость сегодня не принимает, — сухо произнесла я.

Мэри вышла, чтобы через несколько минут вернуться.

— Мистер Вайтер сказал, что будет ждать хоть до вечера, но не уйдет без разговора.

— Пусть ждет! — фыркнула и добавила, взглянув на горничную: — Ты свободна. Не нужно меня одевать, я никуда сегодня не поеду. Останусь в домашнем платье.

Мэри понятливо кивнула и вышла за дверь.

Сердце билось неровно и тревожно. Я встала и подошла к окну, уставившись на сад отсутствующим взглядом. Я не могу его видеть. Просто не уверена в собственной стойкости. Вполне может быть, что я упаду на колени и буду рыдать, умоляя. Только не это! Нет. Нам не о чем разговаривать, и я не собираюсь больше терпеть его оскорбительные насмешки и уколы. Зачем? Роберт сделал свой выбор. Для чего бы он ни пришел — извиниться за грубость или предложить стать любовницей — мне это не нужно. «Оказывается, я лицемерка», — усмехнулась мысленно. Сама, будучи замужем, собиралась стать его любовницей. А сейчас, когда он скоро будет женат, такой статус меня уже не устраивает.

Чтобы отвлечься, я стала перебирать платья в гардеробной, выбирая скромные, элегантные наряды пастельных тонов. Впереди холодная зима. Да, это пальто на меху подойдет. И эта накидка из горностая. И песцовая муфта. Нет, много. Значит, только пальто.

Через час в комнату опять постучала Мэри.

— Миледи, мистер Вайтер нервничает. Просил передать, что если вы не спуститесь, он сам поднимется наверх и пойдет искать вас по всем комнатам.

— Я хочу видеть Максимилиана, позови мне его, — резко бросила ей.

А сама вышла за дверь и пошла по коридору, ведущему на балкон, опоясывающий гостиную. Остановилась у лестницы, ожидая дворецкого. Внушительная фигура Максимилиана показалась сбоку.

— Макс, — холодно произнесла я, — возьмите Питера из кухни и конюха… Как там его?

— Фергюсон, мидели.

— Да, его. Он такой здоровый, словно медведь. И вышвырните втроем мистера Вайтера из гостиной. А еще предупредите, что я больше никогда в своей жизни не хочу его видеть.

Дворецкий важно кивнул.

— Обязательно передам, миледи.

Я плотнее запахнула шаль и потопала назад, в свои комнаты. «Прощайте, мистер Роб Вайтер. Прощай, Роберт Уайт. Прощай во второй раз, моя любовь».

Через два дня мы с Мэри садились на поезд, идущий в Саутгемптон. Прощание с Лилией и Стефаном закончилось безудержными рыданиями втроем, поэтому сейчас у меня дико болела голова и заложило нос. Я куталась в меховой воротник пальто, краем глаза следя за нашими многочисленными чемоданами. Драгоценности я спрятала на поясе платья, но одежды оказалось так много, что пришлось дополнительно вызывать вокзального грузчика — Фергюсон не справлялся.

Утром, выходя из герцогского особняка, который был мне домом почти двенадцать лет, я обернулась к Максимилиану.

— Если мистер Вайтер опять заявится, передайте ему эту записку, — я вложила в ладонь дворецкого запечатанный конверт, — и… прощайте, Макс. Мне будет не хватать вас.

— Мне тоже, миледи, — дрогнувшим голосом произнес дворецкий, и добавил взволнованно: — Если вдруг… Если вы там хорошо устроитесь и вам нужен будет преданный слуга, знайте — я с удовольствием стану на вас работать. Даже за меньшее вознаграждение.

Слезы опять выступили у меня на глазах. Неужели за последние дни я не выплакала их все?

— Я запомню, Макс.

Я ехала в отдельном купе (пока еще могла себе это позволить) и смотрела на проплывающие мимо дома, поля, деревни. Написанное в последний момент утром коротенькое письмо навечно отпечаталось в памяти.

«Ты победил, Роберт. Я поздравляю тебя. Ты добился всего, чего хотел. Ты вхож в высший свет, ты богат, знаменит, популярен. Ты женишься на прекрасной невинной девушке. И самое главное — ты отомстил мне. Тем не менее я искренне желаю тебе счастья. Жаль, не смогу присутствовать на свадьбе, я уезжаю. Но я действительно рада за тебя. Живи с миром и прощай. Софи».

Часть четвертая. Любовь

Плаванье почти не запомнилось. Я боялась, что буду страдать и плакать о Роберте, но нет — душевную боль волшебным образом заменила морская болезнь. Меня выворачивало наизнанку каждый день, и за неделю путешествия я ни разу не вспомнила ни о Роберте, ни о своем разбитом сердце. Болезнь — прекрасное лекарство. Я даже улыбнулась своим мрачным мыслям. Двенадцать лет назад болезнь спасла меня от душевной боли, спасала и сейчас.

Что бы я делала без Мэри! Пока я лежала в каюте и медленно умирала, она перезнакомилась со всеми слугами на пароходе. Узнала, где и как в Нью-Йорке можно снять недорого жилье. Где лучше покупать продукты, какие магазины стоит посещать, какие нет. Я еще в поезде отдала ей свои немногочисленные фунты, назначив нашим банкиром и управляющим. Еще и посмеялись вместе. А теперь, благодаря ей, мы живем в двух прелестных комнатах на Аллен-стрит, снятых совсем недорого.

Первое время я просто гуляла по Манхэттену, наслаждалась кипучей энергией большого индустриального города, удивлялась многочисленным автомобилям, огромным рекламным щитам, иллюминации. Покупала газеты, с удовольствием читала, узнавала новое. Пыталась яркими картинками заретушировать душевную тоску и одиночество.

— Вы не можете пойти в гувернантки, миледи, — нахмурилась Мэри. Я нашла объявление в газете: «Двум девочкам четырнадцати и двенадцати лет требуется гувернантка со знаниями музыки, французского языка, пения и танцев…» и, обрадовавшись, дала ей почитать.

— Почему? По-моему нормальная работа, — фыркнула я, — я хорошо знаю языки и умею играть на фортепиано. Чем я могу еще заниматься?

— Я пойду работать, — заявила Мэри категорично. — Я уже присмотрела швейную мастерскую в переулке за булочной, они ищут портниху. Вам, ваша светлость, работать ни к чему.