Еврей Петра Великого (Роман) - Маркиш Давид Перецович - Страница 20

Как все это красиво и замечательно! И как радуется, веселится душа, устремляясь к таким радужным горизонтам! Немцы и голландцы — те, конечно, русского человека прилежнее и старательней. Но только наш брат — русский — способен так упоительно радоваться завтрашним свершениям. Только для русского неограниченного мечтателя журавль в небе куда лучше синицы в кулаке. Вот в этом и есть разгадка русской души, для немцев загадочной.

В последние дни перед отъездом в действующую армию Петр, спеша и почти задыхаясь от будоражащей спешки, успел сделать многое: заменил отжившую свое громоздкую боярскую думу компактным и послушным Сенатом, учредил налогово-фискальное ведомство, наделенное чрезвычайными полномочиями. Диких азиатов должно сокрушить современное налаженное государство — и это будет добрым примером для потомков. Это каких-нибудь пятнадцать лет назад схватка России с Турцией напоминала бы схватку двух степных волков, рвущих друг другу глотку. Нынче все произойдет по-другому: по-современному обученная и экипированная русская армия, вооруженная пушками, фузеями и тайным чудо-оружием — метательными трехгранными ножами, — раздавит неприятеля по всем законам передовой военной науки. Сколько приятных дел прибавится после победы, сколько веселых хлопот: сколачивание панславянского союза во главе с Россией, освоение новых южных владений, укрепление черноморского побережья и строительство флота… В самый день отъезда, 6 марта, было объявлено о бракосочетании Петра Алексеевича с Екатериной Алексеевной. Свадьбу решено было справить после возвращения из победного похода.

Жизненные обстоятельства девицы Марты, вошедшей в русскую историю под именем императрицы Екатерины I, блестящи и дерзки. Среди «птенцов гнезда Петрова» она, пожалуй, столь же характерна, как Меншиков или Шафиров. Служанка мариенбургского пастора Глюка, она досталась в 1702 году в качестве живого трофея русскому унтер-офицеру, от которого была взята за милую внешность и приятность характера фельдмаршалом Шереметевым. Всесильный Меншиков забрал ее у пожилого фельдмаршала не без сопротивления, и не без сопротивления же — было, было в ней нечто, тесным обручем сжимавшее мужеское сердце! — уступил ее царю Петру. С тех пор бывшая портомоя Марта сделалась гражданской женой Петра, родив ему до объявленного 6 марта 1711 года брака двух дочерей — Анну и Елизавету. Женитьба на бывшей пленнице, перекочевавшей из-под унтер-офицерской телеги в царскую опочивальню, был изрядным ударом по ревнителям русской старины — сторонникам голубокровных государственных браков. Но они, похоже, к началу второго десятилетия XVIII века начали уже принимать решения и поступки своего самодержного государя как неуправляемое стихийное бедствие. Критика в адрес неслыханного мезальянса если и была высказана, то оглядчивым шепотом, да и то в совершенной темноте.

Екатерине, отличавшейся завидным здоровьем и ровной веселостью нрава, недоставало лишь родовитости да прибереженного до срока серебряного целомудрия. Однако Петра — первого и последнего здравомыслящего русского царя — эти невосполнимости ничуть не тревожили.

Оставив государство на Меншикова и Сенат, Петр с женой выехал на Юг, к армии. По дороге царь остановился в польском Ярославе — там его дожидался незадачливый король Август с сенаторами. Все попытки склонить поляков к совместным действиям против турок не возымели успеха: сенаторы постановили строго придерживаться условий Карловицкого мира и никоим образом не вмешиваться в эту новую войну. Сопровождаемый малым конным корпусом генерала Ренна, царь оставил польский Ярослав без особого раздражения: он особенно и не рассчитывал на поляков, всецело погруженных в собственные несчастья. Не добившись согласия поляков, Петр, в сущности, снимал с себя большую часть ответственности за них в этой войне. Незадачливого Августа было по-приятельски жаль: приятное бремя победной славы и на сей раз минует его плечи. Формальная же сторона дела была прилично соблюдена: польские союзники объявили о своей ко всему готовности, и во главе их войска на всякий случай встал литовский великий гетман Поцей.

По дороге в Яворово и далее к волошской границе Петра догоняли приятные и обнадеживающие вести. Князь Голицын наголову разбил киевского воеводу — изменника, вторгшегося в Россию: пять тысяч мятежников убито, остальные рассеяны или взяты в плен. Господарь Димитрий Кантемир через своего посла грека Поликолу просил принять его, господаря, в царское подданство, что и сделано: просителю послан семнадцатистатейный диплом и нагрудный портретик, изображающий государя Петра Алексеевича, оправленный в золото с бриллиантами чистой воды. С присоединением Кантемира сам собою разрешался продовольственный вопрос: господарь поставит русской армии все необходимое для пропитания, устроит достаточный магазейн… И, хотя поход предстоял короткий, Петр велел забрать провиант, хоть и через разорение, в Буджацкой орде для другого магазейна, запасного.

Царская свита была составлена толково и продуманно: ни одного лишнего человека, только все самое необходимое. Даже карла Кабысдоха оставили в Санкт-Петербурге. Но, однако ж, не Полтава предстояла, можно было позаботиться и о приятном времяпровождении; и был захвачен шут Лакоста и острослов Феофан Прокопович, сразу по вступлении в Валахию занемогший, впрочем, кровавым поносом. Что же касается Екатерины Алексеевны, ее круг, кроме тесно приближенных дам и девок, должны были составить генеральские жены, отправившиеся с мужьями на войну, и их компаньонки.

12 июня Петр с Екатериной, с министрами, с казной и казначеями, с гвардейскими Преображенским и Семеновским полками торжественно прибыл на берег Днестра и соединился там с пехотными дивизиями Вейде, Алларта и князя Репнина. День спустя, после славно устроенного общевойскового смотра, царь созвал большой военный совет.

На этом совете выяснились досадные обстоятельства, и мнения участников неприятно разделились. Несмотря на строгие инструкции, данные царем по поводу устройства магазейнов, и отправку специальных комиссаров в Венгрию за быками, а на Украину за баранами и мукой, русская армия оказалась без продовольствия: съестных припасов не хватило бы и на неделю. Исходя из этого, генералы барон Алларт и барон Денсберг, лейтенант-генералы барон Остен и Беркгольц советовали царю остановить продвижение и оставаться на берегу Днестра до выяснения замысла врага, о котором не было ни слуху ни духу, и для отдыха войскам. Днестр, кроме того, являлся удобной дорогой для подвоза продовольствия, если оно сыщется. Наиболее же опасным предприятием, по мнению этих генералов, было бы углубление в неприятельские преддунайские степи: по сообщениям местных жителей, в мрачной этой степи негде взять ни воды, ни хлеба, а сам переход займет не менее пяти дней. Но и пересеча степные пространства, армия не найдет по ту сторону пропитания.

Великий канцлер граф Головкин, барон Шафиров и тайный советник Сава Рагузинский возражали вместе с генералами Ренном, Вейде, Брюсом и князьями Долгоруким и Репниным. По их мнению, не следовало с таким прекрасным войском ограничиваться защитой реки. Продовольствие, если оно иссякнет до крошки, можно всегда добыть силою оружия, да и съестные припасы турок после их разгрома достанутся победителю. Греческие области возмутятся и взбунтуются при вступлении русских войск в туретчину. Генерал-фельдмаршал Шереметев доносит из Ясс, что в степи можно кое-как прокормиться. И, наконец, турецкие силы будут полууничтожены уже только тем, что увидят победоносное войско Его Величества посреди своих владений.

Выслушивая соображения своих министров и генералов, Петр усмехался не без горечи и душевно сожалел о том, что не дожил до этого дня сердечный друг Франц Лефорт — веселейший и беззаветнейший победитель турок при Азове, и что дерзейший Алексашка оставлен в Санкт-Петербурге… Однако, лучше было искать пропитание в бою, чем в чистом поле. Надежда на богатую добычу насытит солдата слаще, чем черпак мясных щей.

Все было как будто бы ясно — и все же бледный холодный червячок присосался к сердцу, тянул кровь до капельке. Где проклятые турки? Где крымский хан? Где, в конце концов, Карл со своими недобитками?.. Петр вторично — правда, без особого нажима — предложил беременной, на седьмом месяце, Екатерине оставить армию и отправиться со своими дамами в Польшу. Услышав в ответ мягкое и непреклонное, желанное «нет», Петр немного успокоился; на душе у него потеплело. Он вызвал к себе известного своим удальством и бесстрашием молодого генерала Шарикова и долго расспрашивал его о тамбовской соколиной охоте и пил с ним.