Возлюбленная одинокого императора (СИ) - "Skazka569" - Страница 61

Воспоминания из детства нагнали на него тоску, голос его стал тихим на последних словах. Но он не хотел портить вечер грустными мыслями, а потому снова переключил внимание на плечико. Проведя по нему пальчиками, он сдвинул платье и немного укусил нежную кожу.

— Вы меня отвлекаете этим от разговора, — немедленно отреагировала на его прикосновения Амелия, сильнее выгибая спинку, стараясь уйти от прикосновений. Приятно, очень. Но также очень было щекотно и будоражище. — Мне казалось, что вы стали неожиданным гостем для всего королевства; думали, что вы с соседнего города. Странно, что король никогда не упоминал вас.

— Я очень недолго провел на службе, — пояснил Император. — Это был повод покинуть дом. После я действительно очень долгое время не был в королевстве. И вернулся уже совсем другим человеком, с другим именем.

Чем сильнее Амелия выгибала спинку, тем больше заводила Императора. Он провел рукой по позвоночнику, чтобы она снова это сделала. И он не постеснялся толкнуться с её попу, которая так приятно давила на него.

Возмущенно мыкнув, Амелия вновь попыталась повернутся. Она была сейчас в совершенно невыгодном положении — он что-то делал с ней, а ведь она даже не видела, не могла предсказать! Оттого каждое прикосновение чувствовалось острее.

— А вы…

Вот только что хотела сказать? Под ягодицами нельзя было не почувствовать его напряжение. И Амелии казалось, что оно с каждым её движением становилось всё сильнее. Внизу живота появилось тягучее ощущение, и мурашки пробежали по спине и плечам. Это всё заводило её, и несмотря на возмущение, сейчас Амелия могла встать. Но не вставала.

— Хотела спросить. Я… — просто забыла! И ничего лучше не придумала: — Научите готовить?

— Обязательно. Давай завтра вместе попробуем, — шепнул Император, и теперь его губы коснулись позвонков на шее. Рукой, которой не прижимал ее к себе, он погладил бедро Амелии, спускаясь к коленке, где нащупал низ подола и потянул его вверх, но он не поддался, а все потому, что негодник Льюис вцепился в него. За спиной Амелии послышалось недовольное рычание, и из-за плеча высунулся Император, чтобы поглядеть на проказника. — Ну если он и завтра от еды откажется, вышвырну на холод.

— Не надо! — возмутилась Амелия, видя в Льюисе повод выбраться из этого прекрасного греха, на который раз за разом толкал Император. Она попыталась слезть с его колен, но он предугадал это и раздвинул ноги, а учитывая, что она сидела на коленях верхом, то и её ножки последовали тому же примеру. И теперь Амелия просто не могла достать до пола, зато теряла равновесие, из-за чего была вынуждена облокотиться на Императора, но все сделали вид, что ничего не произошло. — Иначе уйду ночевать к нему в снег! — попыталась засмеяться Амелия, но выходило как-то неуверенно. Еще бы — голова была совсем не здесь. А Льюис, проказник, поднял морду и посмотрел на пару с видом истинного короля, которого наглые холопы посмели потревожить от игр царских.

— И променяешь мое тепло и жар на лёд и стужу? — усмехнулся Император, считая, что ответ очевиден. Никуда она не уйдет, а если посмеет — все равно не отпустит.

Воспользовавшись моментом, пока Льюис оставил юбку в покое, Император задрал ее достаточно высоко, чтобы его рука могла попасть на бедра под ней. Медленно и дразняще он водил по внутренней стороне бедра, то подбирался к сокровенному, то снова отстранялся. Ему нравилась эта игра, и он старался находить новые способы, чтобы завести Амелию. И надеялся, что однажды она дойдет до такого состояния, что сама попросит.

Так как Амелия уже лежала на нем, Император облокотился на мягкую спинку дивана, чтобы было удобнее, а ей пришлось последовать за ним. Чтобы вторая рука не оставалась без дела, он переместил ее на грудь Амелии, прежде оттянув ворот платья. Дотронулся соска пальчиками, раздразнил его, а затем стал нежно гладить, наблюдая за всем этим, пока покусывал плечико.

Хоть Амелия и хотела что-то сказать, но уже просто не смогла, заинтригованная продолжением. Не зная, куда деть руки, она обхватила каждое запястье Императора. Пока еще напряженная, ощущала, как жар от каждого прикосновения окутывал всё тело, и Амелия завелась довольно быстро от одних только поглаживаний груди. Да и покусывания Императора — это чувство, что она не знала, в какой точке произойдёт следующий укус, возбуждало.

Амелия всё ждала, когда он коснётся её белья, но Император медлил, дразнил, соблазнял. Поза, в которой они находились, была пошлее предыдущей, но сейчас ей не казалось это плохим. Может, дело в уединенном доме, где их точно никто не побеспокоит.

Покусывая губы и пытаясь сосредоточиться на всех точках сразу, Амелия то и дело ловила себя на мысли, что её рука, обхватившая кисть Императора, непроизвольно просила его переместиться немного выше, туда, где было особенно жарко и влажно, что Император и сам мог ощутить.

Но даже это не заставляло его действовать. Что за мужчина? Почему, когда уже сама намекаешь, он никак не желает продолжить, углубиться в дело… и не только. Чего он ждёт?

Потеряв стыд где-то на задворках сознания, а вместе с ним и хоть какую-то дольку стеснения, Амелия поддалась своему телу — препятствовать ему было просто невозможно. С губ срывалось обрывистое глубокое дыхание, особенно громкое, когда зубы Императора касались кожи особенно чувствительно. Женские ручки сжали кисти его рук очень сильно — Амелия продолжала быть напряженной, но только потому, что сейчас она не получала желаемого. И об этом уже кричало её тело. Сначала это были неуверенные почти незаметные движения на ногах Императора, но с каждой минутой призыв овладеть ей был всё сильнее — тазом она поддавалась вперёд, спинка выгибалась всё явственнее, мешая Императору, но зато возбуждая сильнее.

— Моя нетерпеливая, — обжёг он ее ухо своим дыханием и укусил его, а затем провел языком по шее. В тот же миг он расслабил руки, позволяя Амелии самой направить их, а когда пальцы почувствовали влажное белье, дразняще провел по половым губам сквозь ткань.

Но дальше мучить ее не стал. Он забрался в трусики, немного помассировал клитор и проник в нее пальцами, переходя к активным действиям. Свое тело Император тоже слабо контролировал уже: двигал тазом в такт Амелии, сильнее сжимал руку на груди, больнее впивался в шею.

Очень скоро, когда из уст Амелии послышались первые стоны, он больше не мог терпеть. Пришлось немного приподняться, чтобы справиться со штанами, а затем задрать юбку окончательно. Белье он просто порвал, не желая отвлекаться и снимать его аккуратно. Помогая ей сесть на него, он повернул ее лицо к себе и дотянулся до губ, наконец-то вкусил их сладость.

Она слишком долго ждала и не контролировала себя — Император впервые мог ощутить на себе сласть быть со скромной женщиной в постели, которая потеряла над собой контроль.

Амелия впилась в его губы так, словно они были единственным источником жизни на планете, обнимая за шею и одну ладошку прикладывая к затылку, чтобы тот не смел отстраняться. Сжала волосы и его шею, опустилась до самого конца, позволяя проникнуть себя так глубоко, как это вообще было возможно, после чего раздался громкий стон в губы Императора.

Не желая получать помощи, но желая владеть ситуацией, Амелия чуть придвинулась и уперлась на край дивана коленями, после чего начала движения. Не очень быстрые, насколько позволяла её слабая выносливость, но чуть ли не полностью слезая с члена, она вновь опускалась до самого конца.

И что на неё нашло, откуда эта страсть? Он ведь даже не дразнил её так, чтобы довести до такого! Или он в ней открывал что-то, что ранее не мог открыть Лестат? Больно думать, но секс с ним был пусть прекрасным, но таким обычным, и сейчас Амелия поняла, что даже каким-то скучным.

— Иерихон, — сквозь стон прошептала она его имя. Оно ей определенно нравилось больше. Оно делало его человеком. Пусть властным, но человеком, в чьих руках была не её судьба, но душа, что было куда важнее.

Звук настоящего имени свёл его с ума. Он хотел услышать его вновь, снова и снова. А ещё желал видеть глаза, когда она его произносит. Заставив слезть с себя, он повернул Амелию к себе лицом и усадил обратно, одновременно срывая платье. С присущей ему властностью и жадностью он впился в её губы и ворвался языком в её рот, как в собственные владения.