Вкус вишнёвой лжи. Книга 2 (СИ) - Angel-of-Death - Страница 43

— Так, что там с генератором? — интересуюсь я.

— Барахлит из-за погоды. На аварийке пока, — достаёт что-то из пакета и кладёт на стол. — Как только дождь стихнет, всё заработает.

— М, — делаю вид, что всё понятно.

— Не боись, нам будет чем заняться.

— Звучит двусмысленно, — шучу.

Парень лишь смеётся. Не дожидаясь закусок, открываю пиво и делаю парочку глотков. Недолго мы молчим: я наблюдаю за Скворецким, прокручивая в голове недавние события. Каждое прикосновение, движение, поцелуй заставляют меня смущаться и краснеть. Меня бросает в жар, и я благодарю всех богов на свете за то, что в темноте Стас не видит, как сильно пылает моё лицо.

Сотовый, который я забыла на столе рядом с виноградом, неожиданно пиликает. Идти к нему лень, поэтому я решаю поэксплуатировать Стаса. Всё равно в метре от телефона стоит.

— Кто там?

Скворецкий отряхивает руки и берёт мобильник, медлит. Не слишком долго, но достаточно, чтобы заставить меня заволноваться.

— Да так, — блокирует сотовый. — Реклама.

Говорит небрежно, но недостаточно, чтобы убедить меня.

— Кто там, Стас? — настойчивее переспрашиваю я, давая понять, что если я встану и сама посмотрю, то ему будет очень плохо.

Скворецкий возвращается к еде, молчит. Затем всё-таки неохотно отвечает.

— Элли.

Удар под дых.

— И что ей надо? — пытаюсь придать голосу безразличие, но не получается.

Опять Элли. Почему она вечно пытается всё испортить?

— Спрашивает, когда ты уговоришь меня с ней встретиться, — машинально отзывается парень. Я ничего не отвечаю, поэтому Стас поворачивается ко мне лицом. — Ир. Давай не будем портить вечер? Сейчас есть только ты и я. Остальное подождёт.

Его голос смягчается, но мне этого мало. Неприятная злость проникает под рёбра и заставляет челюсти сжиматься. Это что… Ревность? Какая глупость. Стас любит меня, на Элли ему давно плевать. Она разбила ему сердце, что-что, а возвращаться к ней он точно не станет. Я доверяю ему. И мне стоит быть чуточку адекватнее, иначе превращусь в очередную тпешную субстанцию.

— Конечно, милый, — улыбаюсь. — Что там с едой, я проголодалась.

Стас улыбается.

— Ещё немного, крошка.

Терпеть не могу, когда он называет меня всякими «крошка», «детка» и всё такое, и Скворецкий это прекрасно знает. Вот и издевается постоянно.

Парень возвращается к готовке, а я грустно вздыхаю, теребя в руке наполовину пустую бутылку. Сообщение от Элли портит настроение, и все попытки забыть о Макеевой превращаются в пепел.

Но как сказал Стас, сегодня наш день. И никакие предательницы не смогут его испортить.

Ложь 27. Стас

«Они твердят о лицемерии и лжи, под робой спрятав заостренные ножи». (Сэт Дэниелс)

Ложь 27. Стас

Мокрые кроссы — Тима Белорусских

— Ты такая красивая, — шепчу, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к лицу Иры.

Её подрагивающие веки прищуриваются, губы расплываются в улыбке. Ещё немного и замурлычет как послушная кошечка, а мне так и хочется почесать её за ушком.

Взгляд цепляется за скулы, родинку возле мочки левого уха, тонкую шею и обнажённые выпирающие ключицы. Всё остальное скрыто под одеялом. Не выдерживаю, нагибаюсь и целую девушку в губы. Поспешно отстраняюсь.

Ира неожиданно заливается краской, прячет лицо в ладонях и утыкается мне в грудь подобно маленькому ребёнку. И в этот момент я забываю обо всем на свете: о компании, о контрактах и завтрашней презентации, вычеркиваю из своей жизни деньги, сжигаю воспоминания о Назаре и топлю тревожные мысли о разговоре с Макеевой. Я превращаюсь в беззащитного ребёнка, прижимающего к себе любимую игрушку, без которой не могу заснуть.

Ложусь на спину, подпирая одной рукой голову, а второй обнимая Ольханскую, и устремляю взгляд в сторону панорамных окон.

Снег уже стих, и теперь в лучах рассвета можно легко разглядеть черную гладь озера, лес и серое угнетающее небо.

Этот коттедж отец купил специально для деда, чтобы сбагрить его в какую-нибудь глушь, приставить сиделку и забыть о его существование раз и навсегда. Деду здесь нравилось. У него было всё: спокойствие, красивый дом, книги и симпатичная прислуга.

Я часто сбегал из дома и приезжал сюда. Торчал здесь неделями, читал, слушал байки деда, ходил с ним на охоту и зимнюю рыбалку, до тех пор, пока отец не посылал за мной брата.

Мне было четырнадцать, когда дед умер. Последние годы он сильно болел, и его уход был лишь вопросом времени.

Быстрые похороны, такие же поминки. Коттедж продавать не стали, но после смерти деда я сюда ни разу не приезжал. Дом опустел, покрылся пылью, вобрал в себя все воспоминания и заснул. А теперь вот вновь очнулся.

Телефон на тумбочке в очередной раз пиликает, и я не выдерживаю. Тянусь к мобиле, снимаю блокировку. Сотня непрочитанных сообщений, несколько звонков. Большая часть по работе.

Не хочу.

Блокировка. Кладу сотовый рядом на кровать.

Вздыхаю.

Ира расслабляется в моих объятиях. Смотрит куда-то в пустоту, о чём-то думает. Я перебираю её волосы, накручивая на пальцы локоны, вдыхаю приятный запах шампуня и почему-то неожиданно вспоминаю Элли.

Я её не видел с того момента, как узнал о смерти брата. Она испарилась подобно сну, исчезла так же как и Артём.

А теперь вернулась и что-то хочет. Деньги? Компанию? Или меня?

— Сколько времени? — тихо спрашивает Ира.

Медлю, прежде чем взять в руки сотовый.

— Почти девять утра.

— Когда поедем?

— Позавтракаем и поедем.

— Угу.

— Хочешь, можем остаться…

— Мне бабулю надо проверить, — тут же отзывается Ира.

Чуть ли не закатываю глаза. Каждый раз, когда я пытаюсь что-то предложить, Ольханская вспоминает свою бабушку. Нет, конечно, здорово, что девушка беспокоится о ней, и я ничего не имею против, но всё это превращается в какую-то одержимость.

Ира поднимает голову и смотрит на меня, вскидывает брови, мол, что не так? Я качаю головой. Знаю, что спорить на эту тему бесполезно, всё равно в конечном итоге виноватым останусь именно я.

— Люблю тебя.

Она замирает, а потом стукает ладонью по моей груди и отворачивается.

— Дурак, — бурчит Ирка, но я успеваю заметить её улыбку.

Девушка выбирается из постели и босыми ногами шлёпает к окну. На ней моя рубашка и чёрные выглядывающие из-под неё трусики. Приподнимаюсь на локтях, чтобы лучше увидеть красивые ноги Ольханской, криво усмехаюсь.

Она обнимает себя руками, вздрагивает. Смотрит на озеро. Это так прекрасно, что я не выдерживаю: беру мобилу, открываю камеру делаю пару снимков. Успеваю спрятать телефон, прежде чем Ира оборачивается.

— Здесь так красиво, — улыбается она.

Убирает назад растрёпанные волосы, смущается.

— Да, — соглашаюсь. — Ты в постель вернёшься или это такой намёк типа «пора валить домой»?

— Такой намёк, — хихикает она. — Но, если тебе хочется ещё поваляться, придётся меня заставить.

Вот это поворот. Дразнит что ли?

— Если я встану, тебе несдобровать, — улыбаюсь.

Вскидывает брови, мол, да что ты мне сделаешь?

Сучка какая, на слабо берёт.

Но встать не успею: слышу за окном двигатель машины, и волнение иглами вонзается в грудь. Кто это? Здесь в радиусе нескольких километров никто не живёт, сюда приехать мог только Олег или кто-то из моих прихвостней. Но я ведь всё разлулил… Никто не должен меня тревожить до понедельника.

Ира оборачивает к окну, смотрит куда-то вниз на дорогу. По движению её головы понимаю, что авто остановилось прямо под окнами.

— Кто там?

Молчит.

Не выдержав, выбираюсь из постели и в одних трусах подхожу к девушке. Меня охватывает холодок, я вздрагиваю. Останавливаюсь за спиной Ольханской, смотрю на дорогу. Почти рядом с домом чуть дальше от моей машины стоит синяя «Тойота». Вижу только крышу тачки, так что разглядеть водителя с такого ракурса шансов никаких.

— Видела, кто за рулём?