Слуга трех господ (Воспоминания о войне) - Жукович Василий Николаевич - Страница 63

— Прекратить огонь! Я приказываю немедленно прекратить огонь!

Такая команда Власова для всего личного состава роты оказалась настолько неожиданной, что они растерялись и перестали стрелять. А Власов продолжал кричать:

— Не стреляйте! Доставайте белые платки или снимайте нательные рубашки и поднимайте их вверх. Мы вступим с бойцами самообороны в переговоры. Это ведь наши люди, и я надеюсь, что мы с ними сможем договориться.

После этих слов Власов достал из кармана два белых носовых платка, взял их по одному в каждую руку и обе руки поднял вверх. Вслед за ним подняла над головой белый платок Мария Воронова, которая постоянно находилась рядом с Власовым, а также еще несколько солдат. Первым пришел в себя капитан Ермолин и, увидев в руках Власова и некоторых солдат белые платки и нательные рубашки, поднятые вверх, закричал:

— Прекратить поднимать вверх белые вещи! Продолжать вести огонь по противнику!

После чего подошел к Власову и сказал:

— Что Вы делаете, товарищ генерал? Это же измена. За это Вас на основании 270-го приказа Ставки Верховного Главного Командования, как нарушившего присягу и предавшего свою Родину, расстреляют. И правильно сделают, потому что своим поступком Вы это заслуживаете. Но почему из-за Вас должна страдать Ваша семья, которую на основании того же приказа арестуют и отправят в лагерь? Если Вам наплевать на себя, то подумайте хотя бы о своих родных. Они-то в чем виноваты?

Но Власов никак не отреагировал на слова Ермолина и по-прежнему стоял с поднятыми руками. Тогда Ермолин попытался вырвать платки из рук генерала. Но Власов оттолкнул капитана и, не опуская рук, обращаясь ко всему личному составу роты, сказал:

— Не стреляйте! Потому что, только вступив в переговоры с немецкой самообороной, мы сможем спастись.

Не сумев убедить генерала не сдаваться в плен, Ермолин подбежал к солдатам, которые по команде Власова держали в поднятых вверх руках белые вещи, и стал вырывать их из рук солдат, а также кричать на них благим матом, чтобы они продолжали вести огонь по противнику и шли вперед. Неуставное обращение Ермолина к солдатам привело их в чувство, и они положили свои носовые платки в карманы, а те, кто держал в руках белье, одели его на себя, взяли в руки оружие и попытались возобновить огонь по противнику. Но в это время Власов снова истошно закричал:

— Не стреляйте, идиоты! Иначе вы сами себя погубите.

Тогда Ермолин снова подбежал к Власову и, направив на него свой автомат, закричал:

— Если Вы, товарищ генерал, будете мешать роте вести бой с противником, то я вынужден буду застрелить Вас как дезертира, сдающегося в плен врагу.

Неизвестно, хватило бы у капитана Ермолина мужества застрелить своего командарма, или он решил просто попугать его и напомнить ему требование 270-го приказа Ставки, но Власов опустил руки и стал класть носовые платки в карман. Ермолин решил, что генерал послушал его, поэтому повернулся к Власову спиной и хотел идти продолжать руководить боем, который по команде Власова прекратился. Солдаты, хоть и держали в руках оружие, направленное в сторону противника, но, не зная, чью команду — генерала или капитана — выполнять, огонь не вели. Не стреляли и бойцы немецкой самообороны, которые тоже держали в руках оружие, направленное на наших солдат. Но не успел Ермолин сделать и двух шагов, как Власов выхватил свой пистолет и несколько раз выстрелил ему в спину. Ермолин упал и не шевелился. Пули, видимо, попали в сердце, потому что он умер мгновенно. А Власов, держа в одной руке пистолет, а в другой носовой платок, снова стал кричать солдатам, чтобы они не стреляли, а бросали оружие и сдавались в плен. Воспользовавшись замешательством и неразберихой в нашей группе, противник, вооруженный автоматами и пулеметами, окружил нашу роту со всех сторон и предложил сдаться в плен. Оказавшись во вражеском кольце, солдаты поняли бессмысленность дальнейшего сопротивления и, выполняя приказ командарма Власова, побросали оружие и без боя сдались в плен отряду немецкой самообороны. После чего всех солдат и офицеров охранной роты, в том числе и переводчика майора Маргеля, отвели в сельский клуб, который окружили плотным кольцом вооруженной охраны. А Власова и Воронову отвели в участок самообороны, расположенный в этой же деревне в здании бывшего сельского совета, где посадили их вместе в отдельную комнату и тоже поставили охрану.

Наши пленные попросили у командира отряда самообороны дать им что-нибудь покушать, потому что они не ели уже несколько дней. Но тот ответил, что у них нет продуктов для пленных. Но пообещал обратиться к жителям деревни, и если они пожелают принести им продукты, то охрана препятствовать не будет. Слово свое командир отряда сдержал. И уже через два часа у деревенского клуба собралась толпа женщин с корзинами в руках, в которых они принесли пленным продукты — в основном вареную картошку, хлеб домашней выпечки и молоко. И после тщательной проверки охрана передала принесенные продукты пленным, которые с жадностью набросились на них и за считанные минуты полностью опустошили корзинки. Картошку и молочные продукты съели полностью, а хлеб рассовали по карманам про запас. Чем в этот день кормили Власова и Воронову, майору Маргелю неизвестно.

О взятии в плен советских солдат, офицеров и генерала командир отряда самообороны в тот же день по телефону сообщил в штаб немецкой 18-й армии. И на второй день утром в деревню Туховежи пришли три грузовые машины, две из которых были пустые, а одна с целым взводом вооруженных солдат. Возглавляли эту колону три немецких офицера — капитан и два лейтенанта, которые приехали в легковой машине. Немецкие офицеры попытались допросить Власова, но никто из них не владел русским языком, а Власов плохо знал немецкий. Поэтому немцы хотели найти переводчика среди бойцов самообороны. Но Власов, узнав об этом, предложил немцам привлечь к переговорам своего переводчика майора Маргеля. Немецкие офицеры согласились с предложением Власова и привели майора Маргеля в штаб отряда самообороны. Начался допрос, в ходе которого Власов охотно и правдиво отвечал на все вопросы, которые задавали ему немецкие офицеры. А также сказал, что он давно хотел сдаться в плен немцам, но до этого времени у него не было подходящего момента. А сейчас, когда такая возможность представилась, то он, несмотря на то, что у роты хватило бы сил уничтожить в этой деревне отряд самообороны, и, возможно, удалось бы выйти из окружения, не задумываясь, сам сдался в плен и своим солдатам приказал поступить так же, и они без боя тоже сдались в плен. Но для этого ему лично пришлось убить командира охранной роты капитана Ермолина, который препятствовал солдатам сдаваться в плен. А когда допрос закончился, немецкий капитан спросил Власова, есть ли у него какие-нибудь вопросы или просьбы, то Власов спросил, когда и куда его и всех остальных пленных повезут. На что капитан ответил, что всех пленных, в том числе и его, Власова, сегодня отвезут в штаб армии для дальнейшего допроса, а затем всех их отправят в концентрационные лагеря, где содержатся советские военнопленные. Выслушав ответ капитана, Власов предложил ему увезти в штаб армии только его, Власова, переводчика майора Маргеля и повара Воронову, а всех остальных солдат и офицеров расстрелять в этой деревне. От такого неожиданного и необычного предложения Маргель побледнел. У него перехватило горло и отнялся язык, и он на какое-то время лишился дара речи. Увидев побледневшее лицо переводчика, капитан спросил его:

— Что сказал генерал?

Но Маргель продолжал молчать, потому что его язык словно онемел и отказывался перевести слова Власова. Молчание советского майора стало раздражать капитана, а его лицо с каждой минутой становилось все злее и злее. И, наконец, он не выдержал и закричал:

— Ну, что ты молчишь? Говори, что сказал генерал.

Окрик немецкого капитана привел Маргеля в чувство, и он дословно перевел просьбу Власова. После чего лицо немецкого капитана стало таким же, как и у майора Маргеля, и у него, видимо, тоже отнялся язык, потому что некоторое время он тоже ничего не мог сказать. У остальных двух немецких офицеров, присутствовавших на допросе Власова, лица тоже окаменели, и на некоторое время они лишились дара речи. И только Власов, несмотря на затянувшуюся паузу и растерянные лица немецких офицеров и майора Маргеля, сидел с таким спокойным выражением лица, как будто речь шла не о расстреле своих ни в чем не повинных сослуживцев, а о рыбалке или охоте. А когда немецкие офицеры от такого неожиданного предложения пришли в себя, капитан спросил у Власова: