Сыновья полков (Сборник рассказов) - Козлович Войцех - Страница 12

Они пошли напрямик. В группе было пятнадцать или шестнадцать солдат. Вел ее плютоновый Кучера. Они убедились, что строения пусты. И в это время кто-то из солдат охранения крикнул:

— Немцы! Там у леса!

Сквозь снежную завесу было видно целое скопище приближающихся со стороны леса немецких солдат. Одни бежали прямо к строениям, другие обходили перелесок, около которого только что прошли разведчики. До шоссе было не меньше километра, а полк, наверное, продвинулся уже далеко вперед.

Тадек почувствовал, что его охватывает страх. Неужели придется так глупо погибнуть?

Но плютоновый Кучера сразу оценил обстановку.

— Отходить к перелеску!

Укрывшись, они стали наблюдать за передвижением немцев. А те явно не спешили. Медленно окружали перелесок. Возможно, им казалось, что шоссе слишком близко, и они боялись, что выстрелами привлекут к себе более крупные силы противника. А может быть, гитлеровцы хотели взять их живыми?

Быстро темнело. Бесновалась метель. Ветер так выл, что на шоссе едва ли услышали бы выстрелы в перелеске.

— Кто пойдет с донесением в полк?

Из всех добровольцев Кучера выбрал двоих. Один из них был приданный разведчикам автоматчик, второй — Сынок. Оба поползли по снегу, скрываясь за деревьями. Они проскользнули незамеченными в темноте между расставленными вокруг в нескольких шагах друг от друга гитлеровцами. Наконец добрались до шоссе. Здесь уже никого не было — полк ушел далеко вперед. Что делать? Вдруг показалась машина. Они остановили ее.

Им повезло. Это как раз командир полка объезжал подразделения. Через несколько минут полковник свернул с дороги артиллерийскую батарею. Под ее огнем немецкий батальон врассыпную отступил к лесу. Разведчики вернулись целые и невредимые.

Но не все приключения оканчивались так счастливо. Несколькими днями позже смертью храбрых погиб командир разведвзвода старший сержант Александр Подгурский, тот самый, который первым назвал Тадека Сынком. Взвод принял хорунжий Равский.

И снова солдаты 2-го полка вели тяжелые бои… Бои под Ястрове… Бой за шоссе Валч — Мирославец… Упорные бои под Мирославцем.

В один из дней автомашины остались без горючего. Артиллерия застряла где-то в тылу.

Хорунжий Равский, раненный в голову, не уходил с поля боя. Впереди, на большой поляне, горело несколько танков из бригады имени Героев Вестерплятте. Укрытое в овраге немецкое самоходное орудие причиняло много вреда. Один из польских танков вел с ним упорный поединок. В танк уже попало два снаряда. Он задымил, затем его охватило пламя. Но его пушка продолжала стрелять. Один из выстрелов оказался метким: немецкое орудие замолчало. Танк весь был в дыму и огне, но из него никто не выходил.

— За мной! — скомандовал плютоновый Кучера.

Они бросились к танку — плютоновый Герега, рядовой Карпович и Сынок. Башня танка была почти оторвана. Как войти в танк, как открыть люк?

— Сюда, Сынок! — Кучера показал на большую щель между башней и корпусом. — Может, пролезешь? Постарайся открыть нижний люк.

Тадек пролез. Ослепленный дымом, он нашел все-таки замок нижнего люка, открыл его. Потом разведчики вытащили из машины двух тяжело раненных танкистов. В танке их было только двое, и этот неполный экипаж смог так героически вести тяжелый бой!..

О том, что они будут участвовать в штурме Берлина, им стало известно в Ораниенбурге.

А потом были берлинские улицы, в дыму и огне, бои за каждый дом; артиллеристы втаскивали орудия на этажи и вели огонь из окон, а пехота продвигалась вместе с советскими танками.

Пятнадцатилетний капрал, которого когда-то называли Малым Килиньским, был вместе со своим полком в Берлине. Разведчики полка всегда шли впереди. Они первыми врывались в дома, где появлялись белые флаги, осматривали подвалы, этажи, вели бои внутри зданий. Франклинштрассе! Берлинерштрассе! Все ближе Тиргартен и Бранденбургские ворота!..

Но на пути еще стоял целый комплекс зданий берлинского политехнического института, превращенного в крупный, сильный опорный пункт. Здесь, у этих зданий, задержалось наступление всей 1-й дивизии. Артиллеристы никак не могли пробить толстые стены этой настоящей крепости. Все окна, заложенные мешками с песком, были превращены в огневые точки. Из них извергалась лавина огня, под которым захлебывались атаки пехоты. На улицах пылали советские танки, подбитые панцерфаустами.

Под вечер разведчики снова отправились искать проход к зданию. Пошли поручник Дудзяк из дивизионной разведки, хорунжий Равский из 2-го полка, Кобыра, Павловский…

Ночь была светлой, как день, от бушевавших кругом пожаров. Разведчики пробрались к задней стороне здания и нашли проход. Затем подтянули сюда орудие и несколькими выстрелами разбили баррикаду из мешков с песком. А после этого Кобыра, Кучера, Мишак и Сынок метнули в образовавшееся отверстие связки гранат. Потом один подсадил другого, и они вскочили через окно внутрь, снова гранатами и автоматами проложили себе дорогу и добрались до здания политехнического института, чтобы уже изнутри открыть другие проходы для штурмующей пехоты…

Вот так юный харцер, который когда-то, в тяжелейшие для Варшавы дни гитлеровской оккупации, писал мелом на стенах домов: «Отомстим за Павяк!» — и забрасывал бело-красные флажки на трамвайные провода, теперь — в мундире польского солдата — сражался в Берлине и вместе с солдатами 1-й пехотной дивизии имени Тадеуша Костюшко водружал там польские бело-красные флаги.

Пятнадцатилетний капрал, варшавский повстанец, солдат 1-й армии Войска Польского. «Сын» полковой разведки.

К этим боевым заслугам можно добавить еще один подвиг, совершенный уже в 1963 году. Он один, на глазах растерявшихся людей, бросился в мутную воду, рискуя своей жизнью, чтобы спасти жизнь трех тонувших детей. К фронтовым наградам прибавилась заслуженная награда мирного времени — медаль «За самопожертвование и отвагу».

Войцех Козлович

ОН БЫЛ МОЕЙ ЖИЗНЬЮ

Герой этого повествования не получил знака «Сын полка». Пусть поэтому эта история ребенка, рассказанная его матерью, послужит предложением о вручении Юреку этого военного знака отважных. Посмертно — его близким.

Может быть, об этом и скучно слушать. О чем могут рассказать старые женщины? Историю своей жизни? Неохотно слушают о чужих заботах — своих больше чем достаточно…

Я старая женщина, мне за шестьдесят. Со здоровьем у меня уже неважно. Ну, иногда еще сошью что-нибудь для соседских ребятишек. Одна соседка даст семь, другая — пятнадцать злотых. Иногда дочка возьмет меня к себе на несколько дней. Сижу тогда на балконе и наблюдаю, как течет внизу на улице жизнь… Движение, трамваи, ребятишки, идущие в школу… Кричу на них с балкона: бегают через проезжую часть мостовой, не обращая внимания на машины, гоняются в «салочки» по всей улице…

Иногда ночью, когда не могу заснуть, думаю: а может быть, я была плохой матерью? Не досмотрела, не уберегла?..

Жили мы тогда в небольшом поселке под Варшавой. Недалеко, в небольшой усадьбе на Букове, стали на постой гитлеровцы.

Голод в доме страшный. Денег не было. Старого забрали в концлагерь. Дочка, Иренка, была маленькой, Юреку тоже было только двенадцать лет. А я? Простая, неграмотная женщина; ходила по домам, помогала на кухне, стирала…

Как-то Юречек принес домой хлеб. Потом — кусок масла. Однажды увидела я, как ехал он на козлах немецкой повозки…

Я думала, что он ходит туда, к этим немцам, из-за детского любопытства. Я остерегала его, но не слишком строго: а вдруг какой-нибудь добрый человек даст ему что-нибудь поесть…

Все очень любили мальчика. Говорили мне: «Ваш сын далеко пойдет…»

Я только рукой махала: кто думал тогда о будущем? Важно было прожить сегодняшний день.

Однажды немцы гнали колонны людей. Руки связаны проводом. Оборванные. Они тащились по дороге, падали, поднимались под ударами прикладов, снова падали лицом в грязь…