Рози – моя родня (с иллюстрациями) - Даррелл Джеральд - Страница 37

Потрясенный столь оскорбительным заявлением Адриан посмотрел на сэра Магнуса, но его защитник по-прежнему мирно дремал.

– Передо мной здесь, милорд (не стану утруждать вас подробностями), описание ущерба, причиненного упомянутой слонихой реквизиту и прочему театральному имуществу. Остановимся на ущербе, причиненном конкретным личностям. Солист оркестра получил многочисленные ссадины и ушибы при ударе пальмой, поваленной слонихой. Дирижер оркестра получил серьезные ушибы, а владелец театра, мистер Клеттеркап, не только получил серьезные ушибы, но и сломал ногу, когда обезумевшее, разъяренное животное бросило его в оркестровую яму.

Здесь судья издал слабый звук, который можно было бы принять за смех.

– Милорд, – сказал сэр Огастес таким голосом, будто произносил речь на панихиде, – я представлю свидетельства, говорящие о том, что обвиняемый Руквисл продолжительное время странствовал кругом с этим животным, повсеместно производя опустошения, и таким образом добился предоставления ему работы в театре «Альгамбра» низким, обманным путем, утверждая, что животное ручное, хотя он знал при этом, что речь идет о свирепом, непослушном и неуправляемом создании, представляющем угрозу для жизни и собственности людей.

Адриан был до того возмущен таким извращением фактов, что наклонился к сэру Магнусу и потряс его за плечо.

– А! – воскликнул сэр Магнус. – Гасси закончил уже? Вы слышали, что он говорил?

– Слышал, – прошипел Адриан. – Он все преподносит так, чтобы мы с Рози выглядели виновными.

– Обязан, – отозвался сэр Магнус. – Ему за это платят.

– Но разве вы не можете что-нибудь сказать? Встать и заявить судье, что все это неправда?

– Не паникуйте, дружище. Помните – паук часами плетет паутину, которую вы можете разорвать одним движением руки.

Пришлось Адриану довольствоваться таким ответом. Пока сэр Огастес принялся листать свои записи и поправлять складки мантии, он стал изучать лица присяжных. Они угрюмо сверлили его пронзительными, беспощадными взглядами. Одни погрузились в транс, другие украдкой посматривали на часы, явно безучастные к тому, что происходило в зале. Казалось, ими владеет одно желание – немедля осудить Адриана, то ли в силу мстительности характера, то ли потому, что им не терпелось поскорее вернуться к своим делам.

– Вызываю своего первого свидетеля, – заговорил вновь сэр Огастес. – Сэр Губерт Дарси.

– Пригласите сэра Губерта Дарси! – крикнул секретарь суда.

Сэр Губерт вошел в зал суда чуть ли не строевым шагом. Со своими пышными бакенбардами сегодня он выглядел еще более грозно, чем на лугу под Монкспеппером. Протопав к скамье подсудимых, сэр Дарси принес положенную клятву с видом человека, почитающего оскорбительным для себя, что его правдивость подвергают сомнению.

– Вы – Губерт Дарси, владелец поместья Бангалор в деревне Монкспеппер? – спросил сэр Огастес.

– Да, – громогласно подтвердил Дарси.

– Сэр Губерт, – обратился к нему судья, – могу ли я просить вас не так громко излагать свои показания? В силу акустических особенностей этого зала полная мощь ваших легких способна вызвать сильнейшие вибрации, которые отдаются даже в моем столе и кресле.

– Отлично, милорд! – гаркнул Дарси.

– Вы – глава Монкспепперского охотничьего общества, верно? – продолжал сэр Огастес.

– Так точно, – отчеканил Дарси. – Уже двадцать лет.

– Вы помните день двадцатого апреля?

– Помню. Еще как.

– Не будете ли вы так любезны изложить своими словами его светлости и присяжным, что именно произошло в тот день?

– Так вот, – пророкотал Дарси, – было чудесное утро, милорд, и в дубраве за Монкспеппером гончие взяли…

– Что взяли? – осведомился судья.

– След, – ответил Дарси.

– Какой след? – поинтересовался судья.

– След лисы.

– Эти сельские занятия, право же, чрезвычайно интересны, – мечтательно произнес судья. – Прошу вас, продолжайте.

– Так вот, преследуя лису, мы пересекли дубраву, затем Монкспепперский тракт привел нас на луг, примыкающий к реке. Должен отметить, что на этот луг можно попасть только через один проход, окаймленный широким густым булфинчем.

– Как вы сказали – булфинчем? – спросил судья.

– Да, – подтвердил Дарси.

– Насколько я понимаю, милорд, – вступил сэр Огастес, чувствуя, что при таких темпах от его свидетеля не скоро добьешься толковых показаний, – свидетель подразумевает густую живую изгородь, какую в тех местах называют булфинч.

– Я думал, что слово булфинч обозначает птицу с красной грудью, а именно снегиря.

– Слово то же самое, но значение здесь другое, – объяснил сэр Огастес.

– Благодарю, – сказал судья.

– Ну так, – продолжал Дарси, – гончие выбежали на луг, и мы последовали за ними. Здесь первым делом мне бросилась в глаза чрезвычайно вульгарного вида, ярко раскрашенная двуколка, какими пользуются цыгане. Внезапно, к моему великому удивлению, из-за деревьев появился слон. Естественно, гончие были испуганы и лошади тоже, до такой степени, что застигнутые врасплох даже такие опытные всадники, как я, были сброшены на землю. Я неудачно приземлился головой вперед, и только мой цилиндр спас меня. Не успел я освободить глаза от этой помехи, как слон подхватил меня, пронес через весь луг и швырнул к ногам обвиняемого, одетого, как я с ужасом увидел, всего лишь в мокрые подштанники.

– Почему это он был в одних подштанниках? – спросил судья, явно захваченный рассказом Дарси.

– Он заявил мне, что купался в реке вместе со слоном, милорд, распугивая лососей.

– Вы получили какие-нибудь увечья вследствие этого столкновения?

– К счастью, милорд, я отделался легкими ушибами.

– Я привлек ваше внимание к этому случаю, милорд, – сообщил сэр Огастес, – лишь затем, чтобы доказать мое утверждение, что обвиняемому было известно,что его слон – опасное животное, поскольку это нападение на людей произошло еще до происшествия в театре «Альгамбра».

– Понятно, – неуверенно отозвался судья.

Сэр Огастес сел, и судья обратил взгляд на погруженного, по видимости, в забытье сэра Магнуса.

– Не могли бы вы на несколько секунд присоединиться к нам и подвергнуть свидетеля перекрестному допросу?

– Слушаюсь, милорд. – Сэр Магнус медленно встал и пристально посмотрел на Дарси. – Вы сказали, что единственный урон, нанесенный вам, составили легкие ушибы?

– Да.

– У вас хорошая лошадь? – прозвучал неожиданный вопрос.

Дарси побагровел.

– Я развожу лучших лошадей в стране, – рявкнул он.

– Но эта лошадь явно не была хорошо объезжена?

– Это отличная лошадь, – отчеканил Дарси. – Но только в цирке лошадей приучают общаться со слонами.

– Стало быть, для вашей лошади было вполне естественно испугаться и сбросить вас на землю?

– Разумеется.

– И выходит, все ваши ушибы были вызваны падением с лошади?

Дарси свирепо уставился на сэра Магнуса.

– Помилуйте, – вкрадчиво молвил тот, – ведь это ваши собственные слова?

– Мне не совсем ясно, в чем суть этого допроса? – жалобно заметил судья.

– Милорд, – сказал сэр Магнус, – я пытаюсь лишь показать вашей светлости и присяжным (тут он метнул в них строгий взгляд, от которого они вздрогнули, как от удара током), что легкиеушибы – я употребляю выражение самого свидетеля – были следствием падения с его лошади, что слон не имеет к ним никакого отношения.

Сэр Огастес встал.

– Милорд, – вступил он, – дело вовсе не в том, что свидетель получил ушибы, упав с лошади. Он не упал бы со своей лошади, если бы ей не угрожал слон.

– Слон что-нибудь сделал с вашей лошадью? – обратился сэр Магнус к Дарси.

– Нет, – неохотно признал Дарси, – он только трубил.

– Трубил, в самом деле? – заинтересовался судья. – По-моему, я никогда еще не слышал, как трубит слон. На что похож этот звук?

– Что-то вроде визга, ваша светлость, – объяснил сэр Магнус. И продолжал, бросив взгляд на присяжных: – Тем не менее, мне кажется, мы установили, что на самом деле данный слон не былповинен в каком-либо уроне, понесенном свидетелем. Вы согласны, ваша светлость?