Юбилей ковчега - Даррелл Джеральд - Страница 37

В чем всегда можно было положиться на Чемли, так это в том, что он не упустит случая подстроить вам какую-нибудь каверзу. Возьмитесь провести по зоопарку важных гостей — уж он не подведет. Словно знает, что ваши экскурсанты — люди знатные и вы ждете от него приличного поведения. Со злорадным огоньком в глазах он живо оценивал ситуацию и соображал, какое безобразие сотворить. Обычно Чемли начинал с того, что задавал Лулу взбучку: дергал ее за волосы, сбивал с ног и принимался прыгать на ней. Он делал это по двум причинам. Во-первых, из всех шимпанзе, каких я когда-либо знал, Лулу издавала самые громкие и пронзительные вопли; это было нечто среднее между свистом обезумевшего паровоза и скрипом ножа по стеклу. Во-вторых, Чемли обнаружил, что ничто так не занимает публику, как небольшой семейный скандал. Убедившись, что общее внимание сосредоточилось на нем, он принимался насиловать супругу или же, сидя на ветке, с большим вкусом занимался самоудовлетворением, заставляя почтенных зрительниц смущенно краснеть и обмахиваться путеводителями. Усыпив бдительность публики временным смирением, он отрыгивал на ладонь полупереваренные фрукты и швырял щедрый дар через решетку, заставляя перемазанных липкой субстанцией экскурсантов с криками разбегаться в разные стороны. Чемли обожал таким способом разгонять толпу, это был верх его устремлений, жизнь не могла даровать ему более изысканное наслаждение.

Сколько лет мне ни доводилось показывать зоопарк важным гостям, я неизменно с великой опаской приближался к клетке Чемли, и мои опасения всегда оправдывались. Посему мне так живо запомнился тот день, когда приехал Дэвид Эттенборо записывать свою программу для радио.

Программа была предельно простая, мы с Дэвидом неторопливо переходили от клетки к клетке, рассказывая забавные истории про животных, с коими встречались в разных концах света. Теперь такое творчество не прошло бы, нынешней публике подавай цветное изображение и самый крупный план. Однако в те далекие счастливые времена паровой тяги радиослушатели были не так взыскательны. Для начала мы условились, что я просто проведу Дэвида по зоопарку, чтобы мы решили, на каких животных остановимся и что каждый из нас будет говорить. Он впервые приехал к нам, и, хотя мы делали только первые шаги, Дэвид был восхищен знакомством с нашими подопечными и нашими задачами. Мы так увлеклись, что я подходил к обители Чемли, совершенно позабыв об осторожности. Что до Дэвида, то он при виде обезьян издал радостный крик и поспешил подойти поближе к клетке. Случилось так, что именно в эту неделю нас форменным образом засыпали экзотическими фруктами. Шимпанзе уписывали все, что приходилось на их долю, однако это весьма пагубно отозвалось на их желудках. В итоге было бы сильным преуменьшением сказать, что их клетка изобиловала липкими предметами для метания. При виде ничего не подозревающих жертв Чемли пришел в восторг. Зачерпнул две горсти боеприпасов и, как только Дэвид подошел к отжиму, запустил в него с неизменной меткостью. Снаряды поразили Дэвида точно в грудь, и белейшая рубашка его приобрела сходство с навозной кучей. Дэвид в ужасе замер, а Чемли, ободренный первым успехом, столь же метко отправил следом еще два снаряда. Я поспешил прийти на помощь Дэвиду, пока он не превратился в ходячий сортир. Всячески извиняясь, отвел его в дом, где он смог умыться, и дал чистую рубашку. После доброго стаканчика виски он как будто смягчился, но, возобновив обход зоопарка, я следил за тем, чтобы он был поосмотрительнее, и старался идти первым.

Надеясь, что годы затуманили память Дэвида, я позвонил ему, напомнил, что он так и не вернул мне мою рубашку, и выразил пожелание, чтобы он приехал и показал чудесные кадры из «Жизни на земле», едва ли не самые трогательные во всем сериале, где Дэвид сидит в лесу, окруженный горными гориллами. Для вящей убедительности я добавил, что наш общий давний друг Крис Парсонс (он заведовал в Би-би-си отделом естественной истории, когда снимался сериал) согласился обеспечить техническую сторону показа. Дэвид тотчас ответил «да» — и не подвел, хотя так и не привез рубашку взамен моей.

С изобразительным искусством проблема решилась так же просто, как с телевидением, ибо кто мог лучше представить анималистику, чем Дэвид Шеперд? Превосходный живописец, Дэвид давно отдал свое сердце диким животным Африки, особенно слонам. Яркие, волшебные картины, изображающие этих толстокожих и других зверей, прославили художника во всем мире, а деньги, вырученные им за свои творения, пошли на создание Фонда охраны диких животных Африки. Перед нашей встречей меня предупредили, чтобы я вел себя так, словно мы одинаковые безумцы. И когда знакомство состоялось, я и впрямь убедился, что у нас с Шепердом много общего, хотя кое в чем он меня превзошел, ибо я не способен на такое безумство, как выходить в саванну с палитрой в руках в компании кинооператоров, чтобы писать портрет дикого слона. Не помню уже, сколько раз за операторами гнались недовольные животные, однако знаю, что Крис Парсонс, руководивший бригадой киношников, вернулся из Африки наполовину седой и ощущение тревоги не покидало его глаз. Как бы то ни было, Шеперд согласился приехать показать кадры, на которых видно, как он спасается бегством от слона, и рассказать о важной роли диких зверей вообще и для искусства в частности.

Джонни Моррис не один год изображал в телесериале «Магия животных» ограниченного, придурковатого смотрителя зоопарка. Я давно был знаком с этим мягким, добрым человеком, великим мастером потешной имитации. Однажды, когда он снимал фильм на островах Силли, я одолжил ему своего пса (тоже Джонни) в качестве этакой мини-звезды, а потому считал, что он обязан на добро ответить добром. Джонни сказал, что с удовольствием приедет и расскажет забавную историю про то, как он (в роли смотрителя) не мог поладить с одним слоном.

Итак, в общем и целом все было улажено, однако Саймон продолжал метаться кругом как одержимый. Следовало забронировать номера в гостиницах, не забыв про цветы, обеспечить кучу других деталей. Суровые метеоистины не облегчали его труд. По горькому опыту мы знали — если где-то над Атлантикой бушует шторм (допустим, возле Фолклендских островов), он непременно явится на Джерси, чтобы испортить нам настроение. Если где-то между Антарктидой и Ла-Маншем возникнет облачко тумана, оно обязательно накроет серой шапкой наш остров, не давая самолетам ни сесть, ни взлететь. Обычно это происходило как раз тогда, когда мы были вынуждены развлекать какого-нибудь скучного гостя, от коего мечтали поскорее избавиться, или когда предвкушали визит сердечного друга. На сей раз разгулялись боковые ветры, и за несколько часов до начала концерта самолет с Дэвидом Эттенборо и другим важным реквизитом бросало туда-сюда в воздухе над островом, пилот твердил, что садиться невозможно, а Саймон отвечал, что непременно нужно. Самолет сел прежде, чем рыжая шевелюра Саймона стала белой.

Теперь, когда все важные персоны прибыли и разместились в гостиницах, Саймону предстояло каждого снабдить пропуском для входа в огромный зал в Форт-Ридженте, поскольку особа принцессы охранялась, разумеется, чрезвычайно строго. Саймон так старался не упустить ни одной мелочи в приготовлениях, что забыл о пропуске для себя, и, когда все звезды уже собрались в зале, его у входа остановили охранники. Сколько Саймон ни твердил, что он — организатор всего шоу, его мольбы отскакивали как от каменной стены. Без пропуска — нельзя. Он был на грани нервного срыва, наконец кто-то узнал его, и Саймона с великой неохотой впустили в зал.

Наконец наш праздник начался. Открывая его, я объяснил, что нами руководило желание показать, как важны другие животные, населяющие планету, как они самым различным образом влияют на нашу жизнь. По обе стороны от меня в эти минуты стояли прелестные дочурки Саймона, четырехлетние близнецы, в изображающих дронта замысловатых костюмах, и я боялся, как бы девочки не задохнулись в них от жара, источаемого светильниками. Перед тем как покинуть сцену, я напомнил, что дронт — символ нашей организации, потому-то я и вышел в сопровождении двух дронтов, жаль только, что это не плодовитая пара…