Звери в моей жизни - Даррелл Джеральд - Страница 22

Гон у наших волков бывал раз в год; волчата обычно появлялись на свет в мае. Понятно, пока волчиц длилась течка, самцы поминутно затевали драки между собой. Поглядеть и послушать – бой идет жесточайший, сверкают и щелкают клыки, соперники огрызаются и взвизгивают, однако до кровопролития никогда не доходило.

Перед родами волчица и вожак стаи рыли надежное логово под корнями какой-нибудь лиственницы. Здесь волчица производила на свет свое потомство – как правило, от трех до пяти волчат. Развозя корм на тачках, мы старались держаться подальше от волчьих яслей; напугаешь волчицу – примется таскать малышей по всему лесу, спасая их от нас. Когда приходила пора волчатам отвыкать от материнского молока, родители начинали кормить их отрыгнутым полупереваренным мясом – своего рода эквивалент наших детских смесей.

В лунные ночи, особенно когда подмораживало, наши волки устраивали оперные спектакли. Лес расписан серебряными полосами лунного света, мелькают черные контуры скользящих из тени в тень животных, вдруг все они сливаются вместе, и волки, закинув голову, издают дикий жалобный вой, который отдается между стволами, будто в пещере. Сверкают выхваченные луной глаза, шире и шире раскрываются глотки, по мере того как волки, все больше возбуждаясь, с растущим воодушевлением предаются пению. Глядя на них в такие минуты, недолго и поверить во все, что когда-либо писалось про волков.

Среди звучаний, издаваемых животными, волчий вой – одно из самых красивых, и я ничуть не удивился, обнаружив, что волки, судя по всему, разделяют мое критическое отношение к волынке. В 1624 году, когда в Англии и Ирландии повсеместно водились волки, сэр Томас Фэйрфэкс записал такую историю о солдате, который направлялся из Ирландии в Англию:

»…идя через лес с котомкой за плечами, он сел под деревом отдохнуть и развязал котомку, чтобы подкрепиться своими припасами. Внезапно он увидел двух или трех волков, которые направлялись к нему, и стал бросать им хлеб и сыр, пока его припасы не кончились. Но волки подошли еще ближе; тогда, не зная, как быть, солдат взял в руки свою волынку и принялся играть на ней. Перепуганные насмерть волки бросились наутек, и тогда солдат сказал: «Чума вас забери, знать бы, что вы так любите музыку, я сыграл бы вам до обеда"». Видно, волки эти здорово изголодались, раз стали есть хлеб с сыром; наша стая была куда разборчивее в еде.

Помню, одна почтенная старушка, затаив дыхание смотрела, как я качу через Волчий лес тачку с кровавым грузом и разбрасываю мясо. Когда я вышел из вольера и закрыл за собой ворота, она обратилась ко мне:

– Простите, молодой человек, а каким мясом вы кормите волков?

В тот день у меня было особенно шутливое настроение, и я ответил с каменным лицом:

– Это мясо служителей, мэм. Режим экономии… Когда служители состарятся и уже не в состоянии работать, мы скармливаем их волкам.

Лицо ее выразило ужас и недоверие, но в следующий миг она догадалась, что я ее разыгрываю.

Как бы то ни было, напоминающие флейту волчьи голоса придавали волшебное очарование лунной ночи – когда ты мирно лежал в уютной постели.

По сравнению с волками наши медведи представляли собой довольно разношерстную компанию. Как будто их родословная сочетала в себе и европейские, и азиатские, и североамериканские виды. Самым крупным был самец, которого в приливе гениальности, посещающей даже весьма заурядных людей, когда они крестят животных, назвали Тедди. Могучий косолапый олух с рыжеватой шерстью, маленькими умоляющими глазками деревенского дурачка и большим, курносым розовым носом, он отрастил чрезвычайно длинные когти цвета черепахи и без конца сосал их, делая себе маникюр. Из-за его вихляющей женоподобной походки когти гремели, словно кастаньеты, повергая публику в веселое изумление.

– Глянь. Билл… медведь чечетку отбивает.

– Не угадал, приятель, это медведь с заводом. Слышишь – моторчик работает. Небось служитель заводит его по утрам.

На мою долю выпало открыть то, о чем и раньше можно было догадаться, глядя на тяжелую поступь и осанистую фигуру Тедди и на то, как он любит сидеть, положив лапу на сердце: Тедди был переодетый оперный тенор.

Проезжая однажды на велосипеде мимо медвежьего вольера, я вдруг услышал крайне необычный звук– тонкий писк комара с более низкими обертонами, перемежаемый фальцетным повизгиванием, напоминающим предсмертный крик умирающей феи. Озадаченный этим звуком, который никак не вязался с моим представлением о медведях, я слез с велосипеда и приступил к расследованию. За кустом терновника сидел на своем тучном рыжем седалище Тедди и напевал про себя, положив на грудь одну лапу и засунув в рот когти другой. Невероятная картина: этакая махинища – он весил добрых полтораста килограммов – издает столь странные, чисто женские звуки. Крохотные кнопки глаз были полузакрыты, и медведь слегка покачивался. Я постоял, наблюдая, потом окликнул его. Тедди испуганно открыл глаза, вынул когти изо рта и воззрился на меня с явным замешательством. Я подозвал его к ограде и угостил ягодами терновника. Сидя передо мной с видом этакого могучего рыжего Будды, он бережно брал чуткими губами блестящие черные ягоды с моей ладони. Когда он управился с ними, я сделал глубокий вдох, постарался возможно лучше настроить голосовые связки и воспроизвел, как мог, мелодию из «Трактира Белая Лошадь».

Тедди озадаченно взглянул на меня, потом, к моему великому восторгу, положил на грудь жирную лапу, сунул в рот когти другой лапы, зажмурился и стал подпевать. Это было вдохновенное исполнение, и мы оба, сдается мне, огорчились, когда из-за недостатка воздуха в моих легких пение оборвалось.

С той поры я не раз устраивал маленькие концерты с участием косолапого. Когда я собирал бумажки и прочий мусор между отжимом и оградой, Тедди скрашивал однообразие этой работы, сопровождая меня и лихо распевая. Однажды, когда мы, прислонясь к ограде и глядя друг другу в глаза, довольно согласно исполняли «Пусть ты не ангел», я случайно обернулся и увидел на дорожке трех монахинь, которые оцепенело смотрели на нас. Заметив мой взгляд, они поспешно подобрали свои юбки и засеменили прочь. Правда, ничто в их лицах не говорило о том, что они стали свидетелями необычного зрелища, но все же мы с Тедди чувствовали себя очень неловко.

Так велико было обаяние Тедди, что я почти готов был поверить в историю о косолапом сердцееде, рассказанную Топселлом:

«Филипп Коффеус из Констанса поведал мне как о вполне достоверном деле, что в Савойских Альпах один Медведь силой унес в свое логово юную девушку и сделал ее предметом своих плотских вожделений, и пока он держал ее в логове, каждодневно носил ей самые лучшие яблоки и иные плоды, какие мог раздобыть, и потчевал ее, как истинный влюбленный; но всякий раз, отправляясь за провиантом, он закрывал вход в логово огромным камнем, чтобы девушка не могла бежать. В конце концов родители после долгих поисков нашли свою юную дочь в логове Медведя и спасли ее от заточения у дикого зверя». Интересно, что сходную историю рассказывают живущие на японском острове Хоккайдо айны, которые поклоняются медведю. Правда, в айнской легенде говорится о женщине, родившей сына от косолапого, и многие горные айны гордятся тем, что будто бы произошли от медведя. Их так и называют «Потомками Медведя». Вот как они говорят о себе: «Что до меня, то я сын Бога Гор. Я происхожу от божественного правителя гор». Впрочем, самим косолапым от этого поклонения мало радости, если судить по ежегодному Празднику медведя у айнов.

Предварительно айны ловят медвежонка и доставляют его в деревню. Если он очень маленький, его кормит грудью какая-нибудь из женщин или же ему дают корм из рук либо изо рта. Став побольше, он играет с детьми в лачуге и пользуется всеми привилегиями комнатного животного; когда же еще подрастет, его заточают в деревянную клетку и два-три года откармливают, как говорится, на убой. И наконец приходит время для праздника, приуроченного к сентябрю или октябрю.