Рожденный из Ада (СИ) - Беркут Кира - Страница 7

С трудом прогнав мельтешащих перед глазами цветных мух, парень попытался подняться с кровати. Голова тут же нестерпимо напомнила о себе жуткой болью и сильнейшим головокружением. Он вынужден оказался опереться о стену рукой, сильно дрогнувшей от неожиданного напряжения.

"Нет, пить точно надо бросать! А то скоро не смогу даже двух слов связать, чтобы выяснить, как я оказался в очередном месте своего приземления!" — прошептал он, с удивлением отметив, что все его вещи сложены аккуратно на небольшом кресле в ногах кровати.

Парень подобрал одеяло, кое-как завернулся в него и медленно, все еще опираясь на стену, двинулся туда, где, по его мнению должна была быть дверь.

Где-то снаружи играла тихая и приятная музыка, и парень решил ориентироваться именно на нее, благо обостренный мозг помогал ее улавливать достаточно чутко. По-другому он просто не смог бы сейчас найти выход к цивилизации.

Он открыл дверь и оказался в широком и светлом коридоре. Еще не рискуя от слабости и головокружения принять строго вертикальное положение, он оперся на стену рукой и остановился, не понимая, куда ему идти.

Впереди маячил какой-то светлый проем, напоминавший открытую дверь. И именно оттуда слышалась музыка.

Нет, похоже, он все-таки умер. Или близок к этому.

Он шагнул навстречу музыке, и его взгляду, еще затуманенному от огромного количества недавно выпитого алкоголя без закуски, предстала огромная светлая комната, гостиная, похоже, богато обставленная и роскошно отделанная. А в углу, в широком кресле, мягко поджав под себя ноги и напоминая своей позой кошку, сидела давешняя красавица из клуба. Она листала журнал, не обращая никакого внимания на похмельное тело, появившееся в дверях. А рядом с ней стояла бутылка коньяка и пузатый бокал.

Почувствовав на себе пристальный взгляд, женщина подняла глаза на своего гостя и приветливо улыбнулась.

— Ты кто? — пересиливая головную боль, выдавил из себя парень, понимая, что надо преподать этот вопрос как-то поприличнее, но не в силах совладать еще со своим языком, как и с телом в целом. — И где я?

— У меня в гостях, — женщина улыбнулась, все еще не опуская журнала и с интересом глядя на своего гостя.

— А как…, - хотел было спросить парень, но замолчал на полуслове, видя роскошный и властный жест рукой хозяйки квартиры, которая отложила, наконец, свой журнал в сторону.

— Я тебя сюда привезла. Потому что тебя надо было спасать. От разъяренного бармена и кучки охранников из клуба, где ты пил последний раз и умудрился швырнуть того наглеца на все его бутылки, переколотив их все.

— Долго я спал? — парень потряс головой, пытаясь отогнать похмельный туман и разноцветных мух, которые появились опять и мешали рассматривать хозяйку квартиры.

— Два дня, — женщина мягко спустила ноги на пол и по-кошачьи потянулась, демонстрируя всю красоту своего тела. — Мне уже порядком надоело слушать твой пьяный храп, но будить тебя не хотелось.

— Спасибо, — криво улыбнулся мужчина. — Значит, не так уж и надоело. Иначе разбудила бы. Кстати, я — Владимир! — поспешил он представиться и протянуть руку, отчего одеяло не преминуло воспользоваться возможностью сползти на пол и его тут же открыть во всей красе.

Женщина подошла, грациозно поводя бедрами, и подала руку в ответ, сделав вид, что не заметила упавшего одеяла, но быстро успев оценить полученный приз.

— Марина, — кокетливо улыбнулась она и отвернулась, давая парню возможность поднять одеяло и вновь завернуться в него, но уже более надежно. — Пить не надоело, вояка?

— А откуда ты знаешь, что я — вояка? — парень был потрясен.

— Имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит, — женщина протянула ему бокал с коньяком. — Поправь здоровье, солдат! — улыбка была немного лукавой, но от того она казалась еще более прекрасной и манящей.

Часть 8

На улице было ветрено. В этом году осенние ночи оказались особенно холодными. Да их, в общем-то, и никогда нельзя было назвать теплыми. А в этом году и подавно.

Мелкий дождь, то шуршавший в виде отдельных капель, то превращавшийся в дождевую взвесь, проникал, казалось, во все щели, куда только мог попасть. И загонял тем самым запоздавших прохожих в переходы метро и под эстакады, заставляя ускорить шаг, чтобы как можно быстрее попасть в их теплые квартиры, где их, почти всех, ждали родные и близкие. Да, их там ждали. У многих были семьи. У кого-то даже дети.

Мужчина в короткой драповой куртке стоял у парапета моста и курил, глядя на дрожащую гладь реки, в которой отражались огни фонарей. Настолько прекрасное зрелище, что некоторые смельчаки еще решили прокатиться на речных трамвайчиках, делавших свой последний на сегодня рейс по реке.

За спиной проносились редкие автомобили, водители которых, одурев от свободы на наконец-то свободной дороге, могли наконец-то разогнать своих заскучавших железных коней, которым давно уже хотелось свободы.

Несмотря на тепло салонов, даже эти счастливчики, стремились попасть поскорее домой — капли дождя становились все крупнее, а настроение — все хуже от того, что происходило с погодой.

Те водители, которые ехали не так быстро, обращали еще внимание на странного мужчину, стоявшего и курившего возле парапетов моста, созерцающего красоту вечерней реки. Но ему было все равно на всю окружающую действительность.

Он стоял, не обращая внимания ни на тех лихачей, которые проносились за его спиной, ни на все усиливавшийся пронизывающий ледяной ветер, который так и норовил забраться куда-нибудь под куртку и пощекотать кожу, ни на капли все усиливавшегося дождя, которые становились с каждым разом все крупнее и то и дело стали попадать за шиворот, пробираясь сквозь открытый ворот куртки.

На лице его застыло отрешенное от мира, непонятно бездумное выражение лица, которое, если бы было обращено к прохожим, явно их испугало бы своей восковой бледностью и холодностью. Но это была только маска.

Мужчина прекрасно понимал, что чувства и эмоции для него теперь стали непозволительной роскошью. Но если они жили внутри него, он никуда не мог их деть. Поэтому и надел вот эту маску. Жуткую маску безликости.

В душе сейчас шла настолько ожесточенная борьба, что от эмоционального напряжения начала болеть голова. Борьба между желанием бросить всё и всех — все эти задачи и задания, приказы и тех людей, которые их отдавали, в том числе и тех, кто его предал и лишил самого дорогого — его самых дорогих людей, и долгом перед родиной, перед государством, которое заплатило огромные деньги сначала за его восстановление после тяжелейшего ранения, потом за полный курс реабилитации в одном из специализированных закрытых психологических центрах, а потом и за всю его подготовку, в том числе и создание новой его личности и личины. И вот этот долг был долгом во всех смыслах слова. Ведь тогда, перед тем, как отправиться в Чечню, он давал присягу на верность России. Что будет всегда и во всем ее защищать. Да, перед спеццентром присяги такой у него никто не требовал. Но вот уже после, когда за ним приехал его куратор, ему достаточно подробно объяснили, сколько денег заплачено за его новую жизнь, и что теперь он должен делать, чтобы этот долг вернуть. И назвали сроки, в течение которых он даже не имел права помышлять об отставке. То есть сроки возврата долга.

Нет, мозгом он понимал, что никакой такой борьбы внутри него происходить не должно в принципе, что он не имеет права даже внутренне спорить с собой по этому вопросу. Но ничего не мог с собой поделать.

Ведь те, кто дал ему вторую жизнь, забрали эту жизнь у его родителей. Может, конечно, они ничего и не делали специально — у отца в последнее время и так пошаливало сердечко. Может быть, виноват и он сам. Но почему-то внутри все равно было ощущение того, что не он виноват в случившемся, а его новые работодатели.

Здоровье отца подорвалось еще тогда, когда старший сын, его родной брат, погиб в Афганистане. А теперь вот и младший. И тоже в «горячей точке». А ведь его отговаривали тогда все. Но он настоял на своем. Сказал, что пойдет в армию. Что не станет прятаться за спины родных и близких. Говорил, что служба его только закалит. А когда узнал, куда пойдет служить, что попадает в Чечню, так вообще обрадовался. Чему он только радовался тогда? Тому, что исковеркает всю свою дальнейшую жизнь?