Ход кротом (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич - Страница 100

Махно замер на полушаге, пошевелил пальцами в воздухе (вот привязался жест!) подыскивая слово.

— Черчилль на троне работает. Видишь, к нам сюда приехал, не поленился. Мог же просто приглашение выслать. Нет, сам явился, чтобы я уж точно от его просьбы не отвертелся. А королева просто… Лицом торгует.

Сашко пожал плечами:

— Вам виднее. А все же я думаю, будет вам дома от Насти!

Сашко как в воду глядел: по возвращению из городу Парижу грозного командира повстанческого края встретила обычная такая полтавская жинка, уперевшая руки в бока.

И зазвенели окна, и засвистала по плечам скалка — да у хитрого Нестора во френч именно на такой случай оказались вшиты куски подошв. Этакие каучуковые погоны толщиной в палец. Увидела Настя, как ловко пристрочено — забыла, что и побить хотела. Ну, помирились: после смеха ругаться как-то уже и неохота.

Песня «Возвертался Батько из Парижу, и сказала ему жонка: я все вижу!» обошла Украину, а за ней и полмира, почти так же быстро, как легенда о покушении на Махно в сельской церкви. О том самом покушении, когда Нестор якобы заколдовал «казака Остапа» сотоварищи в здоровенных вороных жеребцов, и теперь на них ездил со всей охраной.

В той, другой Вселенной акварелиста и семинариста, слово «махновщина» обозначало дикий беспорядок. Здесь Махно воевал осмысленнее, меньше метался и реже промахивался, а уж дисциплину в войске, помня внушение Корабельщика, навел жесточайшую. История с поездкой в Париж — а, главное, с Настиной выволочкой по возвращении — сделала Батьку окончательно понятным, своим и близким. Поэтому приток селян, взыскующих в Приазовской Республике мужицкого рая, не прекращался.

— Товарищи, но так вся Советская Украина к Махно сбежит. Какие предложения?

— Установить границу или запретить отъезд означает новое крепостное право. Мы, левые эсеры, категорически против. Чистейшая контрреволюция! — Чернов, конечно же, упустить «крестьянский вопрос» не мог.

Наркомзем Александр Билимович проговорил медленно, не особо стремясь погружаться в спор:

— Первые колхозы показали вполне ожидаемые преимущества. Жаль, что автор методики, некий Худенко, погиб на Восточном Фронте. Крестьяне в тех уездах и селах, где появляется хоть один трактор, уже не помышляют о переезде, но мечтают об этом самом тракторе. Хотя бы вскладчину. К сожалению, только на Московскую губернию тракторов необходимо несколько тысяч, а наш выпуск составляет десять-пятнадцать единиц в неделю.

— Заводы разворачиваются, — прогудел Орджоникидзе. — Задержка с кадрами.

— Кадры учит Наркоминф, — Луначарский, нарком образования, благодарно кивнул Корабельщику. — Но процесс не мгновенный. Мы планируем обеспечить кадрами еще несколько мастерских по сборке и заодно ремонту техники в Калуге, Чернигове, Твери. Есть проекты большого завода в Саратове…

— Большого — это не в один контейнер, как обычно, а в два? Или в целых три? — усмехнулся нарком финансов Гуковский. — Между прочим, готовые мастерские- «ящики», как их называют, по линии Внешторга хотят купить венгры. Я вносил предложение на прошлой неделе.

— Товарищи, не отвлекаемся, — кашлянул Владимир Ильич, — вернемся к крестьянскому вопросу. Я считаю, что репрессивные меры исключены. Нет ничего глупее, чем сама мысль о насилии в хозяйственных отношениях среднего крестьянина. Насилие по отношению к среднему крестьянству представляет из себя величайший вред. Это — слой многочисленный, многомиллионный. Даже в Европе, где нигде он не достигает такой силы, где гигантски развита техника и культура, городская жизнь, железные дороги, где всего легче было бы думать об этом, — никто, ни один из самых революционных социалистов не предлагал насильственных мер по отношению к среднему крестьянству!

— Тем не менее, я считаю, что коллективизацию необходимо усилить, — подал голос нарком национальностей Сталин. — А лучше всего провести ее всеобщую и сплошную, в один год. Иначе мы из нее никогда не вылезем, завязнем. Артели и сельхозкоммуны «худенковцев» показывают намного лучший результат, нежели единоличники. Те себя с трудом обеспечивают. Несмотря даже на потачку их частнособственническим инстинктам, когда мы отменили продразверстку…

— С месяца отмены продразверстки показатели оборота торговой сети выросли в три, пять… По центральным волостям, где имеются производства промышленных товаров, мануфактуры — в семь раз, — особым «справочным» голосом прошелестел Корабельщик.

— Отток людей к Махно не уменьшился?

— Уменьшился почти в десять раз. Но не прекратился.

— Анархическая махновия противоречит самой социалистической идее, — не уступил Сталин. — Со стороны своего наркомата могу констатировать, что мы собственными руками выращиваем отдельную нацию. Нацию кулаков, хуторян и подкулачников. Они даже разговаривают на отдельном диалекте, который охотно перенимают и приезжие к ним.

— Тверской и рязанский диалекты все же часть русского языка, — Луначарский улыбнулся.

— Диалект, имеющий собственные вооруженные силы, уже не диалект, но самостоятельный язык, — Сталин опустил на стол пустую трубку.

Чернов пожал плечами:

— Я полагаю: пусть едут. Оставшиеся поддерживают нас.

— Но эта политика разделяет страну, а мы уже рассматриваем проект объединения в СССР, — Сталин тоже пожал плечами. — Нелогично.

— Товарищи, — Ленин постучал молоточком, — а ведь уже говорилось ранее: «Прежде, чем объединяться, надо размежеваться.» Благодаря принятому нами год назад плану товарища Корабельщика, мы канализовали и упорядочили разрушительную энергию недовольства, направив группки сепаратистов на построение каждой такой группой своего маленького мира, отвлекая их от мысли о противостоянии центральной власти. Да, страна разделилась. Но вы все видели расчеты иного варианта. Не разведи мы всех по углам, гражданская война могла бы затянуться на черт знает, сколько лет! Сейчас же мы объединим страну заново, уже тщательно выбирая, кого возьмем в коммунизм, а кого и не стоит.

Как обычно, после выступления самого авторитетного большевика, наркомы не возражали. Только Сталин упорно проворчал:

— Все это противоречит социалистической идее! Да и все равно косятся люди на юг. Лаской или таской, а надо махновию прихлопнуть. Лучший способ прекратить бегство — сделать, чтобы некуда было бежать. Да и зачем нам в одной стране много политических систем?

Корабельщик усмехнулся:

— Новые методы надо же проверять на ком-то. Вам что, махновцев на опыты жалко?

Ленин уже откровенно застучал молоточком в медную пластину, и заседание перешло к вопросу одежды. Затем в разделе жилья наскоро проголосовали за строительство двух гигантских цементных заводов: рабочих для них уже начали обучать. Сами-то блоки, плитку- "кирпичик" и цементную черепицу можно делать на небольших станочках артелями хоть в каждом селе. При условии дешевого цемента, конечно — а чтобы снизить на него цену, производить его нужно миллионами тонн. Ведь всего лишь кубометр бетона в плотине, например, ДнепроГЭСа требует двести килограммов цемента. Лишь в одном ДнепроГЭСе этих кубометров больше двух миллионов, а ведь одного ДнепроГЭСа на всех не хватит. И даже десяти не хватит…

Зато в разделе транспорта с удовольствием выслушали нарочно приглашенного немца Хуго Эккенера. Поминутно теребя усы, наследник Цеппелина доложил о долгожданном открытии воздушной линии «Сибирь», от Москвы до Анадыря, с остановками по требованию. Не то, чтобы вот прямо так требовался Анадырь; но попутно сделались доступны Якутия и Колыма. Наглядная агитация мощи новой власти разом прекратила организованное сопротивление белогвардейцев на Вилюе и на берегу Охотского Моря: отряды Пепеляева и Вострецова, зацепившиеся было за область Нелькан-Охотск-Аян, при виде красных цеппелинов сдались воздушному десанту Косиора.

Корабельщик прошелестел «справочным» голосом, что-де при другом развитии событий белоякутов пришлось бы гонять почти до тридцатых годов. Тайга, знаете ли, большая…