Таежная история (СИ) - Титова Светлана - Страница 6

— Руська, мне страшно, — выдохнул Михаил, глянув на меня неестественно черными провалами глаз. — Не хочу…

Он резко поднялся и рванул вдоль прохода. Самолет неожиданно тряхнуло, сзади послышался громкий скрежет, словно гигантские ножницы кромсали исполинский кусок металла. Слепящий свет ворвался в салон, а следом ледяной ветер срывал одежду и трепал волосы, стаскивал с мест пассажиров. Холод пробирал до костей. С каждым вздохом воздух замораживал легкие. Я успела бросить взгляд на окно, где облака резко ушли вверх, и земля под нами бросилась навстречу. Еще не веря, что все происходит со мной, вспомнила инструкцию поведения при аварии самолета, накрыла голову руками, вцепившись в волосы, сунула мягкий рюкзак на колени и прижалась к нему грудью, сжалась и перестала дышать в ожидании удара. Рядом истошно орали и рыдали люди, пересиливая вой ветра. Сильная тряска от которой зубы лязгали друг о друга, угрожая раскрошиться, оглушающий жуткий скрежет, а за ним сильнейший удар выбили воздух из легких. Колени с силой врезались в подбородок, боль каленой спицей прошила спину и взорвалась в голове. Хруст и истошный визг раздираемого металла разорвал перепонки. Последним промелькнуло зеленое пятно и мысль, что мы упали, а я еще жива. Сознание отключилось.

* * *

Боль пульсировала во всем теле, то становясь сильнее, вырывая стоны, то почти исчезала, давая надежду на невозвращение. Я очнулась, попыталась открыть глаза. Вокруг темно, непривычно тихо и холодно. Окоченевшее тело отказывалось двигаться, словно его и не было вовсе. В голове несколько молотов бьют набатом, пытаясь выломать череп изнутри. Пока терпимо.

Кажется сотрясение мозга… Что еще?

Собрав все силы, попыталась пошевелиться. Тело отозвалось оглушающей болью. Глухо застонала, переживая приступ. Пальцы левой руки слабо заскребли по полу, правая не двигалась, придавленная чем-то тяжелым. Левая лодыжка выстрелила болью до паха. Из глаз брызнули слезы, от сердца отлегло. Болит, значит, позвоночник цел, и я не парализована.

А вывихи можно вправить, переломы срастить. Пусть буду хромать, но зато смогу ходить. Так вывих или перелом? Почему так тихо? Стоны, крики, где все это? Остальные живы? Где спасатели?

Надо мной нависало что-то темное, заслоняя обзор. Левой рукой осторожно ощупала округлые края и мягкий поролон сиденья.

Значит, это вырванное из креплений кресло.

Рука скользнула дальше к тяжелому листу обшивки, прижавшему пальцы правой руки.

Хорошо, не отрезало!

Усилия по освобождению увенчались успехом. Мне удалось чуть приподнять дюралевый лист, и кисть руки тут же пронзили тысячи иголок — восстанавливалось кровообращение. Я прикрыла глаза и замерла, тяжело дыша и едва не проваливаясь в беспамятство. На лбу выступила испарина, левая рука мелко тряслась. Даже малейшее усилие вызывало слабость и усиливало боль в голове. Через время, когда сознание прояснилось, осторожно поднялась. Боль, пронзившая позвоночник, усилила набат в ушибленном черепе, меня замутило и тут же вырвало. Немного полегчало, но захотелось пить. Сглотнув сухим, раздраженным желчью горлом, потянулась к ногам. Правая нога оказалась зажата в покореженных креплениях кресел. Из лодыжки левой торчал острый осколок обшивки, и темная кровь основательно пропитала светлую штанину джинсов.

Сначала телефон… Позвонить спасателям…

Телефон лежал в кармашке со змейкой, стекло треснуло, старая батарейка села, лишая меня шанса быстро спасти жизнь.

Ладно, можно посмотреть в чужом багаже и… в карманах. Они вряд ли будут против. Но сначала спасти ногу.

Похвалила себя, что хватило ума натянуть под водолазку футболку, надеясь на жаркую погоду. Разорвала белое полотно на широкие полоски, передохнула, прислушалась к тишине. Показалось, что что-то зашуршало извне. По уцелевшему корпусу самолета и листьям забарабанил дождь. Пить захотелось сильнее. Облизнула пересохшие и растрескавшиеся губы. Задержала дыхание и дернула осколок. Узкая поверхность с неровными, зазубренными краями плотно засела, не желая выходить. Не сдерживая крика, с трудом, раздирая тело болью, вытащила похожий на клинок обломок. Хорошо неглубоко, кость не задета. Теряя сознание, успела заткнуть хлынувшую из раны кровь.

* * *

Кураж ласково перебирал лапками волосы и тыкался усатой мордочкой в щеки, мешая спать. Я улыбнулась, повела рукой, отгоняя настырного нахалюгу, требующего завтрака. В нос ударил едкий запах авиационного топлива, свежей еловой смолы и мокрого леса.

— Кураж, погоди, — я едва прохрипела слова, горло саднило.

Пальцы, надеясь встретить кошачью моську, ткнулись в жесткий покров, извивающийся сотней противных, подвижных ножек и усиков. Заорав, резко махнула рукой, отбрасывая мокрицу в сторону. Поутихшая было голова, тут же отозвалась болью, спина и ноги напомнили о себе. Кое-как скрючившись, забинтовала поверх джинсы рану на лодыжке, успевшую за ночь закрыться. С трудом поднялась и осторожно вытащила зажатую правую стопу, «порадовавшую» сломанными пальцами. Рядом валялась чья-то сумка, из которой вывалились вещи и пришедшие в негодность девайсы — пара брендовых планшетов. Мозг отмечал детали автоматически, выискивая нужное. Я порылась среди тряпья в поисках хлопковой ткани, но попадались лишь тонкие кружева и шелк, из которых вышла никудышная фиксирующая повязка на лодыжку. Потуже затянула кроссовок, стараясь меньше тревожить сломанные плюсны. Отыскала среди мусора рюкзак, содержимое которого уцелело благодаря плотной, прорезиненной ткани брезента. Кое-как связала оборванные лямки и натянула на плечо, прихватила острый осколок обшивки, съела половинку сладкого батончика и попыталась подняться на ноги.

Обе с трудом гнущиеся подпорки, которыми стали ноги, отозвались болью, я приподнялась над полом, перенеся вес на руки и упираясь локтями на два ряда кресел, лежащих друг на друге. Оглядевшись, сглотнула сухим горлом и почувствовала, как поцарапанные щеки защипало от слез. Смятые, окровавленные, раздавленные в бесформенные кучи, с оторванными конечностями тела были погребены под кусками разодранной обшивки, искореженными рядами кресел, кусками древесных стволов и мусором. Пятна еще не засохшей крови темнели на полу. С ободранных стен свисали обрывки обшивки и проводки. В разбитые иллюминаторы врывались звуки пробуждающегося леса.

Все, они все погибли. И Стас, некрасиво расставшийся с женой Мариной, и бабушка Нина, так и не дождавшаяся правнука, и Татьяна, которая не беременна, и пара малолетних братишек с уставшей мамой… и Миша, лучший оператор и несостоявшийся отец Ромки… и перепуганная девочка-стюардесса… летчики, сбившиеся с курса. И еще многие, кому не посчастливилось пережить падение.

Я рыдала, оплакивая знакомых и незнакомых, с которыми разделила недавний страх, но избежала их горькой участи.

Глава 7

Глава 7

— Кто-нибудь жив? Эй… — я прохрипела едва слышно сорванным голосом, голова закружилась, и я присела на бок сломанного кресла.

Прислушалась, но до меня донеслось лишь пение птиц и шорох листьев от ветра, по обшивке вновь забарабанил дождь. Я перевела дух, когда резкий визг, сменившийся грозным рыком, нарушил лесную идиллию. Переступив через чьи-то пожитки, шажок за шажком поковыляла на слабых ногах вглубь салона, где вместо хвоста зияла дыра с рваными краями. Старательно смотрела под ноги, надеясь, что кто-нибудь остался жив и ему требуется помощь. Искала целые телефоны, чтобы позвонить. Подобрала пластиковую бутылку и жадно припала к горлышку, утоляя жажду. Подойдя к вырванному люку, глянула вниз и обомлела. Обломки, обрывки, части тел усеивали путь, что самолет проехался на фюзеляже. Там же валялось вырванное крыло. А рядом дрались за кусок и пировали хищники, привлеченные запахом крови. Волки. Целая стая.

Не обращая на меня внимания, они мерзко чавкали, рычали, отгоняя слабых, повизгивающих соперников. Грязные, взъерошенные, с мокрой, стоящей дыбом шерстью, не взирая на дождь, рвали своих же.