Морфы: отец и сын (СИ) - Огнев Евдоким - Страница 13

«Киберморфы это заслужили!» — горячо возразил сын. Я смог почувствовать его ненависть.

«А я так не думаю. Никто не заслужил уничтожения дома. У моего отца была хорошая поговорка: не ты строил, не тебе разрушать. Я с ней согласен. Они нам ничего не сделали.»

«Они нам могли разрушить планету! И ведь разрушили!»

«В ответ на наши действия. Когда животное загоняют в угол, оно начинает защищаться. В этом плане морфы ничем не отличаются от животных».

«Ты не прав».

— Хотелось бы, чтоб я ошибался, тогда все наши действия были бы оправданы. Но пока я оправдания им не вижу, — пробормотал я себе под нос.

Туман скользнул по моим ногам, закрывая мир и создавая ощущение, что вокруг всё перестало существовать. Звуки доносились приглушённые, словно из бочки. Реальность смешалась с чем-то потусторонним, страшным, необъяснимым. Мысли поглощённых гнилью перестали давить на сознание. В этот момент остался лишь я и туман, что окутывал пространство. От реки доносился плеск. Сырость оседала мелкими каплями на теле, покрывая одежду и зелень на коже мелкими росинками, которые поутру будут казаться россыпью бриллиантов. Но до этого надо ещё было дожить. Пережить ночь и встретить рассвет. Выжить. Неожиданно в душе выросла уверенность, что я останусь в живых. Мой путь ещё не был закончен. Почему? Да хотя бы потому, что я не хотел его заканчивать на столь грустной ноте разочарования, когда вся моя жизнь перестала быть чем-то целым и понятным. Нет, я хотел вновь держать жизнь в руках. Хотел, чтоб у меня была работа, которая приносила бы удовлетворение. Хотел, чтоб вновь была семья, жена, которая встречала с тёплым обедом и не выполняла бы долг в кровати, а хотела этого не меньше меня. Я вновь хотел слышать шум от детворы. Хотел, чтоб было понимание, что я живу не зря. Чтоб не было сожаления об упущенных возможностях. Чтоб когда я умер, то не было бы мыслей: годы прожиты зря.

Ветер прошёлся по берегу, разгоняя туман, который пропал, словно его и не было. От реки потянуло вонью. Такой вонью, что захотелось зажать нос. Я подошёл к реке. Взял палку. Повёл ею в воде. Поднял. С палки стала стекать непонятная зловонная жижа, которой нельзя было дать определения. Палка начала растворяться в моих руках. Я поспешил её откинуть и вернуться к телеге.

— Девчонки, сворачиваем лагерь. Здесь оставаться нельзя, — сказал я.

— Ты не можешь управлять тараканом в состоянии алкогольного опьянения, — заметила Дана, которая была навеселе.

— Солнышко, хочешь — оставайся, но я отсюда уезжаю, — ответил я, снимая покрывало, которое служило навесом. И опять появилось ощущение, что я опаздываю. Время утекало сквозь пальцы и вернуть его уже было нельзя. Мы упустили этот шанс. Теперь оставалось только догонять и надеяться, что пока ещё мы что-то можем сделать. Какие бы меня ни одолевали сомнения, но в этот шанс я верил.

Мы ехали до рассвета, пока я не стал выключаться. И то, потом меня сменила Дана. Теперь и они чувствовали эту вонь, которая шла за нами по пятам. От вони кружилась голова. Хотелось зажать нос. Мы стали использовать смоченные тряпки, чтоб хоть как-то перебить запах, но от ощущения грязи и разложения, которое словно липкой пленкой опускалось на тело, от этого избавиться было невозможно. Не знаю с чем это было связано. Возможно, из-за разложения на молекулы материка образовалась пыль, которая дошла до нас. Я не был учёным и никогда не разбирался в био, а уж тем более в кибертехнологиях. Но вот ощущения были вполне реальными и гадкими. Теперь они нас преследовали постоянно.

Мы одни из немногих, кто не страдал от жажды, попивая вино. Пусть в алкогольном опьянении управлять тараканом было сложно, но реально. К тому же подстёгивал страх: чтоб не остаться в памяти предках, приходилось быть в движении.

Дни слились в какое-то серое нечто. Я не запоминал лица, на которых читалось отчаяние. Не вглядывался в лица женщин и детей. Мы проезжали мимо тех, кто шёл пешком, не жалея сил. Я понимал, что не получится всем спастись. И всех спасти. Можно было раздать еду и вино всем нуждающимся, слезть с телеги и отдать её тем, кто шёл вдоль дороге. Но это означало, что тогда не спасусь я. Да, это было эгоистично, но я хотел жить. Сейчас было не то время, когда нужно геройствовать. Героем был Лешик, который отправился воевать за «правое дело». А кем был я? Тем, кто смотрел на всё происходящее равнодушным взглядом, стараясь не забивать себе голову мыслями, что где-то так может идти Мила с Цветиком. Теперь это всё было в прошлом. Я пытался связаться с дочерью и с Милой, но безрезультатно. Их мысли были где-то далеко и явно не обо мне. Так чего мне за них переживать? Вроде ничего, только какая-то неудовлетворённость оттого, что всё так получилось, но закрадывалась в душу. Иначе должно было быть. Всё должно было быть иначе. Мы сейчас должны были ехать вместе с Милой. Успокаивать дочку, радоваться, что сын находится далеко от гнили, вспоминать прошлое и надеяться на будущее. Иначе должна была идти дорога, только кто я такой, чтоб спорить с судьбой и богами? Мне оставалось подчиниться их воле и держать лицо перед трудностями.

Через два дня пути нам впервые попался мёртвый город. До этого в некоторых городах ещё теплилась жизнь. Морфы отказывали уходить, считая, что их гниль может обойти стороной. Там ещё было зелено и дышалось легко. Там казалось, что война — это что-то далёкое. Но вот дорога свернула в сторону и мы увидели мёртвый город. С серыми, выгоревшими деревьями и лианами. Дома словно покрылись порами. Они напоминали сухие водоросли, которые стоило залить водой, как они вновь возвращали былую форму. Половина города напоминала жижу. Грязную лужу, тину, которая затягивала в себя неспешно, но основательно. Из-за миазм было тяжело дышать. Дорога пролегала через город. Объезд занял бы дополнительные сутки. Времени же на него не было.

Мёртвый город врезался в память разлагающимися морфами, что лежали рядом с домами. Они словно пытались выбежать из домов, но не успели. Почерневшие, со стекающей слизью по телу, они были чем-то жутким, гнилым и утратившим жизнь.

Стрекозы не выдержали этого зрелища. Напились. Потом разревелись и уснули. Я и сам бы не прочь был отрубиться и уснуть, но тогда некому было бы управлять телегой. Это меня сдерживало. Да и не было уверенности, что картина разлагающихся тел, которых некому было упокоить, сможет уйти из памяти после бутылки вина.

После мёртвого города мы ехали ещё два дня с минимальными остановками. Чем ближе становилось море, тем больше на дороге и вдоль неё появлялось морфов. Эвакуация. До материка звероморфов нужно было плыть трое суток. Корабли сновали, как челноки, но желающих уехать было намного больше. Как я и предполагал, здесь мы и застряли.

Около моря были расположены лагеря для беженцев. Думать в этом потоке людей найти Милу и Цветика было глупо. Я и не рассчитывал на это. Теперь можно было успокоиться и ждать развития событий или своей миллионной очереди на корабль.

— Мы ведь здесь погибнем, — сказала Дана. Мы жили в лагере уже три дня. Накрыли телегу одеялами и получилась неплохая палатка. Записались в очередь на корабль и ждали.

— Возможно, — ответил я, находясь в полудрёме.

— Тебя это не волнует?

— А я должен переживать?

Как ни странно, но страх смерти прошёл. Мы проиграли. Оставалось лишь принять неизбежное. А оно наступит рано или поздно.

— Ты такой чёрствый? — хмыкнула Тоня.

— А должен быть мягким? Вы мне лучше скажите, сколько у нас припасов, — сказал я. — А то разводить философию хорошо на сытый желудок, а не на голодный.

— Две бутылки вина и пакет овощей, — ответила Тоня, заглядывая в телегу.

— Не густо, — пришлось подниматься. Ещё один день мы продержимся, а потом придётся стоять в общей очереди за кружку воды. Что-то мне такая перспектива не улыбалась.

Вокруг было много напуганных и отчаявшихся лиц. С ними каши не сваришь. Мне нужны были те, кто ещё не опустил руки.

— Девочки, стережём телегу. Я пройдусь.