Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство - Давыдычев Лев Иванович - Страница 49

— Прекрасно! Великолепно! Неповторимо! Беспрецедентно! — хохотал Гордей Васильевич после каждого своего слова. — Теперь попробуй руководить бандой! Засмеет она тебя! Шефчик! Всю твою банду остригу, если потребуется! Собаки на улицах и те над тобой хохотать, будут! По-собачьи, конечно! Понимаете, Илья Ильич, нет теперь никакой управы на этих потомчиков! Бандиты молокососные!

— Но ведь это же, наверное, игра… — жалобно промямлил парикмахер в отставке. — При чём здесь прекрасные волосы? Мальчики, видимо, хотели поразвлечься…

Робик вытолкнул наконец-то платок изо рта, и оттуда вырвался такой вооооОООООООпль… Ну, примерно, если бы его издавали четверо: один — орал, второй — хрипел, третий — стонал, четвёртый — визжал…

— Позвольте развязать его? — дрожащим голосом спросил Илья Ильич. — Соседи подумают… у меня репутация…

— Освобождайте преступника!

Парикмахер в отставке суетливыми движениями развязал Робика и получил удар кулаком по голове.

— Мальчик, видимо, немного поразвлекся, — насмешливо констатировал Гордей Васильевич.

А Робик с тем же воооооооООООООООплем бросился на деда, но тот схватил его за ухо и приподнял так, что внук стоял на цыпочках, боясь шевельнуться.

— Здесь вопить прекрати. Иди вопить домой. Там, кстати, тебя и пожалеют, хотя вряд ли смогут утешить.

Робик умчался с небольшим воооплем. Потирая голову, Илья Ильич участливо поинтересовался:

— Что теперь будет с бедным мальчиком?

— Жизнь будет продолжаться своим чередом, — философски произнес Гордей Васильевич. — А у нас в семье сейчас будет скандальчик. Да ещё какой. Под прекрасной-то шевелюрой обнаружилось — что? Обыкновенная дыня!

— Что вас вынудило к этому? — Илья Ильич всё ещё не мог прийти в себя.

— Сложные и глубокие раздумья и переживания. Кроме того, стыд и ощущение позора. Задавив в себе жалость и не найдя другого выхода, я решился на… процедуру. Спасибо вам, дорогой Илья Ильич, за помощь, а внука моего извините за рукоприкладство. Спокойной ночи.

Не сочтите, уважаемые читатели, что я выдаю поступок Гордея Васильевича за образец. Да он и сам не был до конца уверен, что совершил педагогически правильное мероприятие, но терпение его истощилось. Кроме того, в своем безобразном поведении плохие люди никогда не задумываются над последствиями, — так почему, наказывая их, надо учитывать, какое это произведет на них впечатление?

Тут в квартиру Ильи Ильича ворвалась Робикова мама, вся в слезах и драгоценностях, громко и достаточно истерически рыдая. Она стала складывать прекрасные сыновьи волосы (Илья Ильич бросился помогать) в урну, похожую на вазу, и сквозь рыдания бормотала:

— И-и-изувер… и-и-изверг… и-и-истязатель… я тебе этого не прощу этого… так и-и-изуродовать ребёнка… у-у-уничтожитель красоты…

— Отрастут, — спокойно сказал Гордей Васильевич. — Раньше он был изувером, извергом, истязателем. Хватит. Поизуверствовал, поизвергал, поистязал. Пора и прекратить. Идём домой, доченька. Там порыдаешь,

К их возвращению Робик практически выорался, только всхлипывал, лежа на тахте.

Папа сидел у него в ногах, бормотал:

— Успокойся, успокойся, успокойся… мы с мамой что-нибудь придумаем… походишь пока в английском беретике… Гордей Васильевич, вы хотя бы отдаёте себе отчет в том, ЧТО вы натворили?

— Честно говоря, не совсем, — признался Гордей Васильевич. — Я не настаиваю на абсолютности своей правоты. Зато я сверхабсолютно убежден, что ваш сынок, являющийся, к сожалению, и моим внуком, растёт редкостным обормотом. А вы и я поддерживаем развитие его обормотизма. Вот я и попробовал кое-что предпринять. Может быть, цель оправдает средство.

Мама хотела погладить голову любимого Робика, но в испуге отдёрнула руку и воскликнула:

— Дыня!

— Жаль! Очень жаль! — насмешливо воскликнул Гордей Васильевич. — Ведь у него всё импортное, а череп оказался в форме отечественной дыни.

— Дурак, дурак, дурак! — сипло выкрикнул Робик.

— Конечно, конечно, конечно! — ответил дед вроде бы серьёзно. — Всю жизнь занимаюсь, понимаете ли, всякими глупостями. — Голос его вдруг загремел. — Во время войны, например, спас сотни людей! Сейчас СДУРУ занимаюсь научной работой, чтобы дети не вырастали обормотами! — Он грозно встал. — А собственный внук растёт обормотом! Займитесь-ка своим ребеночком, дорогие родители, пока не поздно. Кстати! — вспомнил он, уже подойдя к дверям, вернулся, достал из карманов Робика, сколько тот ни сопротивлялся, зажигалку и сигареты. — Спокойной ночи… малыши! — И дед удалился.

Ну, а теперь, уважаемые читатели, нам предстоит посмотреть, что и как бывает с генерал-лейтенантом в отставке, когда он вернется в детство.

Готовя себе завтрак, Илларион Венедиктович загрустил, вернее, очень опечалился. И не подумайте, из-за того, мол, что стал маленьким. Нет-нет, он по-прежнему верил, что должен был вернуться в детство, где у него много дел. Да вот беда: ведь у него сейчас были всего одни трусики! Даже тапочек не было. Во дворе в таком виде появиться ещё можно, а вот в город, тем более вечером, уже не выйдешь. К тому же предстояла схватка с бандитами…

Но ещё больше Иллариона Венедиктовича тревожила мысль: а вдруг он обещал Вовику встретиться сегодня в семь ноль-ноль? А ведь Вовика сегодня бандиты собираются похитить! Надо его предупредить, помочь…

Размышляя над всем этим, Илларион Венедиктович сделал то, чего ему никак нельзя было делать, но что вдоволь было дозволено мальчику Лапе, — полакомился малосольными огурчиками!

Настроение улучшилось. Сейчас главная задача — найти себе сообщника, друга, помощника среди мальчишек, такого, которому можно было бы всё или хотя бы почти всё доверить. Второе: сообщить о своем чудесном превращении старым друзьям, порадовать их, посоветоваться. Третье: разработать подробный план действий на сегодня. Ведь лиха беда начало. Четвертое: обзавестись одеждой и обувью. А это совсем просто — пойти в магазин и купить всё необходимое.

На предполагаемую встречу с Вовиком Илларион Венедиктович отправится сейчас совершенно спокойно: прохожих в такой ранний час мало, да и нет ничего особенного в том, что по улице в трусиках и босиком бежит мальчик, — молодец!

А ему хотелось именно бежать, и притом вприпрыжку, как он не бегал этак более полувека с лишним.

Конечно, самый рациональный вариант — рассказать Вовику обо всём, но… Эх, если бы Илларион Венедиктович знал, как изменился за последние дни бывший дармоезд, он бы без колебаний взял его в сообщники!

Перед выходом Илларион Венедиктович решил просмотреть почту. В ней оказалось письмо от его младшего сына Романа. Если вы помните, уважаемые читатели, он был актёром и очень походил на отца (обстоятельство, которое сыграет существенную роль в нашем повествовании).

«Мне поручили роль генерал-лейтенанта в отставке, — сообщал Роман, — в многосерийном телевизионном фильме. Вот я и решил совместить приятное с полезным: и у тебя пожить, и понаблюдать, какими вы, ветераны, в жизни бываете, порасспрашивать тебя и Гордея Васильевича. Сейчас я на гастролях, о дне прибытия извещу телеграммой. И ещё новость: прибуду с невестой!»

Обратного адреса на конверте и в письме не было, а почтовый штемпель был оттиснут небрежно.

Илларион Венедиктович подошёл к зеркалу, с любопытством поразглядывал Лапу и сказал ему:

— Ты, я вижу, весьма доволен, что снова появился на свет, чтобы пережить повторное детство. Конечно, на твоем пути возникнет немало осложнений, но… Всё надо делать по порядку. Сейчас — к Вовику.

Ключ от квартиры пришлось держать в зажатом кулаке.

Легко бежал по утреннему городу Илларион Венедиктович, быстро бежал, потому что было холодновато, с трудом удерживаясь от желания запеть или радостно закричать.

Детство! Вот оно, оказывается, какое! На душе беззаботно, всё представляется исполнимым! А сколько ещё всего впереди! Даже сегодня! От одного воспоминания о встрече с бандитами кулаки радостно сжимаются!