Брак с правом на счастье (СИ) - Волжская Анастасия - Страница 75

Я открыла наугад ещё несколько конвертов. Каждый из них содержал похожие записки – несколько сухих строк с угрозами или указаниями и никакой подписи. Упоминались кристаллы, технологические схемы, партнерские контракты, направления развития производства.

«Проведи тесты с минералами Ридберга, если не подходят для применения слабыми магами, инициируй отмену контракта. Отработай схемы связи с присланными зельями».

В голове сам собой всплыл недавний рассказ Майло об «СМТ»: «Элейна всегда отговаривала меня от этого», «Фабиано был против». Теперь я ясно видела цену этим аргументам.

Самое последнее письмо из стопки не имело адресата – просто бумажка, сложенная вчетверо, похожая на записки, какими обменивались студенты на скучных лекциях.

«Моя драгоценнейшая Розельдина,

Присмотрись к мальчишке М. , его работа может лечь основу нашего плана. Заполучи его верность любым, - подчеркнуто, - способом».

По телу пробежала холодная дрожь. Не нужно было гадать, кем оказался тот мальчишка – юный лорд Майло Кастанелло, экспериментировавший в университете с созданием синтетических накопителей, способных заменить баснословно дорогие и редкие артефакты ручной работы.

«СМТ» никогда не появилось бы на свет, если бы не Элейна и Фабиано Себастьяни, - сказал мне когда-то супруг. - Они поверили в меня, разделили мои дерзкие идеи, вложив средства из собственного кармана… Элейна помогала мне в исследованиях. Ее идеи…»

Ложь. Ее интерес, ее помощь, ее чувства – оказались ложью, очередной пьесой в театре марионеток, пляшущих под умелыми пальцами кукловода. Было ли во всем этом хоть что-нибудь настоящее? Я не знала.

Но поиски правды – если она вообще существовала – привели нас сюда. Ответ был здесь, в ящике под стопкой безликих писем.

Я медленно развязала темный шнурок на кожаной папке – так, словно края ее были смазаны ядовитой циньей, готовой взорваться у меня в руках.

Самый страшный секрет леди Элейны занимал едва ли десяток листов. Стандартная схема преобразования многокомпонентного зелья, подходящая для целого ряда активных веществ, была заключена в кокон магического плетения, который я научилась распознавать после долгого изучения чертежей из лаборатории. И вокруг – выделенные красными чернилами штрихи и узлы с короткими подписями, указывавшими силу воздействия. Красный заголовок над схемой был лаконичен – одно короткое слово.

«Страх».

Внезапное осознание накрыло волной леденящего кровь ужаса, как будто нарисованный кристалл воздействовал на меня прямо с тонкого листа бумаги.

Передо мной был артефакт, способный влиять на разум человека. Артефакт, способный обойти, благодаря использованию нужного зелья и постоянной энергетической подпитке, основное ограничение ментальной магии, известное даже самому темному селянину, до сих пор верящему в сказки про злокозненных ведьм.

«Не дай ей к себе притронуться, и все будет в порядке».

Что ж, больше нет.

Больше не нужно было касаться плоти. Не нужно было видеть жертву, взаимодействовать с ней. Я никогда не поверила бы, если бы не имела возможность убедиться в том, что изобретение леди Элейны работает. Кристалл в детской игрушке – «Защита». Артефакт, запиравший вход в лабораторию – «Страх».

– Майло, – тихо позвала я. – Кажется… кажется, это то, что мы…

Губы застыли. Горло окаменело, ни звука не вырвалось наружу. В моей голове еще затихало эхо невыcказанных слов, которые я вовсе не собиралась скрывать от супруга – «соединение зелий, артефакторского плетения и ментального воздействия», «главная работа леди Элейны», «невероятно опаcная магия» – но что-то мешало мне произнести их вслух.

Пугающе знакомое чувство…

– Фари? – Майло поднял взгляд от письма, посмотрел на меня с недоумением и зарождающимся волнением. - Все в порядке?

Я не смогла ответить. Не успела поймать ускользающую мысль. Удар сердца, короткий вдох – и ментальный приказ обрушился на мой разум с силой кузнечного молота.

Должна была прийти боль, но ее не было. Магия, взорвавшаяся внутри яркой вспышкой, должна была бросить меня на колени, скрутить в мучительных спазмах. Я должна была ослепнуть и оглохнуть от боли. Но этого не произошло. Тело стояло ровно и прямо, словно бы ничего не случилось.

Тело, мое и не мое одновременно.

Я больше не принадлежала себе.

Бессилие, бессилие, бессилие… Отчаяние билось внутри, царапая крошечную живую – осознающую все происходящее – частичку сознания. А остальное… Остальное заволакивала тьма. Маcлянисто-густая, давящая, всепроникающая чернота чужой воли. Воли, медленно вытирающей саму мою суть.

«Отыщи записи и принеси их мне, моя драгоценная. Я не могу рассказать тебе всего, не могу описать, что именно мы с тобой ищем. Но ты узнаешь, как только увидишь его своими глазами – источник истинного могущества для таких, как ты и я. Ты поймешь, когда увидишь. Поймешь…»

– Фари?

Глубоко внутри я захлебывалась отчаянным криком, но наружу не прорвалось ни звука.

«Нет, нет, нет!»

Чужие – мои? - пальцы сомкнулись вокруг кожаной папки.

– Все в порядке, - услышала я словно со стороны пустой незнакомый – свой? - голос. - Я хочу взять эти документы, они мне нужны.

«Не соглашайся, умоляю тебя, не соглашайся! Майло, любимый…»

Супруг пожал плечами.

– Конечно, - ровно ответил он. - Бери все, что сочтешь нужным, изучим в поместье.

Рука легла на поручень перил. Я изо всех сил попыталась отбросить себя назад, но тело не слушалoсь – словно марионетка, лишенная воли, я могла лишь почувствовать, как натягиваются уходящие вверх и в пустоту невидимые нити. И наблюдать.

«Нет!»

Сражаться с собой было все равно, что пытаться выбраться из вязкой трясины. Чужая воля, безраздельно завладевшая моим разумом, поглощала меня, тянула в омут беспамятства, стремясь погасить последнюю крохотную искорку рассудка. Я сопротивлялась ей с отчаянием тонущего человека, я кричала, срывая голос, но черная смола сковывала движения, заливалась в нос и рот.

Сопротивление убивало. Подчинение же обещало забвение, сладкое, блаженное забытье.

«Нет! Никогда больше!»

Ладони с силой ударили по темной глади омута, выбрасывая меня – наверх, наверх. Где-то на грани слышимости раздался тихий скрежет ногтей по металлу. Шаги затихли.

Майло повернулся. И вдруг посмотрел, так пристально и внимательно, будто пытался заглянуть в самую глубину моих глаз. Увидеть, почувствовать за бесстрастной оболочкой тела меня настоящую.

«Останови меня, останови меня, останови меня…»

– Фари… - медленно произнес он, делая осторожный шаг ко мне. – У тебя кровь…

Словно ощутив угрозу во взгляде супруга, чужая воля бросила мое тело прочь – и одновременно Майло метнулся вперед. Сильные руки супруга обхватили талию, дернули, прижали к широкой груди – осторожно, но крепко, не давая освободиться. Новый рывок, ещё и еще. Бесполезно…

«Помоги мне, Майло. Прошу…»

Внутри клoкотала удушающая беспомощность – как будто я была вынуждена смотреть за разворачивающимся действом безумной пьесы не из глубины темного зала, а прямо cо сцены, сквозь равнодушные глаза актрисы, занявшей мое тело на время постановки. Это ее руки с неженской силой отталкивали супруга, ее пальцы тянулись к ступеням лестницы, ее горло хрипело бессвязные слова заученной роли.

– Пусти! Пусти!

– Фари, да что с тобой?

Тело не чувствовало боли. Боль была отключена, и оттого все старания супруга остановить это безумие встречали яростное, почти животное сопротивление. Ногти впились в любимое лицо, царапая, разрывая кожу. Майло зашипел сквозь стиснутые зубы, но не выпустил меня из сковывающих объятий. И тогда в ход пошли кулаки. Удар, еще удар. Он не уворачивался, не отводил взгляда.

Но на один миг – всего на миг – ослабил хватку.

Рывок назад оказался настолько сильным, чтo мое тело, одержимое чужой волей, со всей силы впечаталось в некстати оказавшийся за спиной стол, опрокидывая стоящее рядом кресло, сметая бумаги и выворачивая с корнем злосчастный ящик.