Змеиное варенье (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна - Страница 22

Я остановился возле каменного трехэтажного дома с потертой от времени вывеской "Сладкая аптека" и понял, что помню этот дом. Именно здесь жили Эмиль и Софи после свадьбы, когда были вынуждены скрываться от разгневанных родителей, не желающих принять их брак. Я улыбнулся воспоминаниям и толкнул тяжелую дверь, окованную железом. Негромко звякнул медный колокольчик, и нас с Йораном окутали тепло и терпкий аромат самой уютной аптеки Зевасталя.

Мы оказались в просторном помещении, уставленном аптекарскими шкафами, на полках которых стояли разноцветные баночки, коробочки и пузырьки. Под потолком висело искусно сделанное чучело крокодила, но почему-то разрисованное в яркие цвета радуги и от того совсем нестрашное. За высоким столом с разнообразной утварью и аптечные весами стояла высокая седая женщина, которая при звуке колокольчика оторвалась от взвешивания и расплылась в доброй улыбке:

— А кто это у нас такой хорошенький малыш? — всплеснула она руками, указывая на Йорана, который вцепился мне в плечо.

— Отец Георг посоветовал у вас остановиться, — нерешительно начал я, опуская на пол дорожный кофр. — Я — Кысей Тиффано, но так получилось, что…

— Сема! Сема! — крикнула госпожа Остенберг. — К нам мальчик от Жорика приехал! Выходи уже, старый увалень!

Через полчаса мы уже обедали в удивительно тесной гостиной четы Остенбергов. Господин Самуил Остенберг оказался маленьким подвижным толстяком в круглых очках, которые постоянно съезжали на его длинном носе. Госпожа Ида Остенберг, на голову выше мужа, смешно чмокнула его в лысую макушку и пожурила, что он опять весь день алхимичил в погребе. Мои неловкие извинения, что вот так свалился им на голову, да еще и с ребенком, были тут же возмущенно отметены. Йоран раскапризничался, но его быстро угомонили, пообещав на десерт жареные орешки в сахарной пудре. Мальчишка освоился настолько, что разглядывал диковинки и безделушки, которыми были уставлены все поверхности в комнате, и молча жевал сладкие ядрышки, доставая их здоровой рукой из промасленного бумажного пакетика.

— Я знаю, что не в праве вот так сваливать на вас заботу о мальчике, но обстоятельства…

— Какие пустяки! Он так похож на нашего Йосю! Прямо кровью сердце обливается, когда смотришь на беднягу… Это что же за мать такая…

— Ида, душа моя, помолчи, сделай одолжение, не волнуй мальчика, — наконец подал голос старик. — Кысей, вы не против, что я так обращаюсь к вам? Вы не беспокойтесь, мы приглянем за мальчиком. Нам в радость вновь слышать детский смех, ведь наш Йосенька далеко, мы редко его видим…

— А то все твои чудачества! — мягко упрекнула мужа госпожа Остенберг. — Могли с дочкой поехать, но ты ж уперся…

— Я аптеку не брошу, — твердо сказал господин Остенберг. — И лекции в Академии тоже…

— Я готов доплатить за дополнительное беспокойство, — я поспешил вмешаться. — И не принимаю возражений, не ставьте меня в неудобное положение. Как только разыщу родственников мальчика со стороны отца и уверюсь, что они порядочные люди, так сразу и передам его под их опеку.

Уладив вопрос с кровом и присмотром для мальчишки, я первым делом поехал предстать перед кардиналом Яжинским и приступить к своим обязанностям. Священный район города располагался на трех холмах и насчитывал несколько тысяч разных зданий, от папской резиденции до мелких хозяйственных построек. В оплоте Святой инквизиции, внушительном высоком здании, всегда кипела жизнь. Простые обыватели мало знали обо всех заботах инквизиции. В ее обязанности входила не только борьба с ересью и колдовством, но и тайный церковный сыск, соблюдение церковных законов, охрана рубежей Мертвых земель, пресечение контрабанды товаров оттуда, а еще тайные изыскания, в том числе и для удержания церковной власти во всех княжествах и воеводствах. Я на мгновение замешкался, задрав голову, и сощурился в полуденном солнце на священный символ на фасаде оплота. В этом месте я всегда чувствовал необычайное величие Единого и собственную ничтожность песчинки в его удивительном творении, в этом прекрасном мире… Но я поклялся защищать его от мрака безумия, даже ценой собственной жизни, и не сверну с пути…

— Кардинал Яжинский вас ждет, — поклонился мне служка и распахнул двери.

Я вступил в роскошный кабинет и почтительно склонил голову перед стариком.

— Монсеньор, я прибыл и готов приступить к своим обязанностям.

— Не шуми, сын мой, — тихо прошелестел из кресла кардинал и махнул мне рукой. — Подойди ближе и говори тише.

Его длинные и белые волосы, уже начавшиеся редеть, были забраны назад в хвост, а лицо поражало отрешенностью камня.

— Вот мои бумаги на назначение, — послушно тихо сказал я и протянул ему, но он даже не шевельнулся.

— Отдашь секретарю.

— Есть еще кое-что… Мне нужно оформить…

— Тебе, мальчик мой, прежде всего нужно избавиться от живой собственности. Негоже для инквизитора пятнать себя рабом, особенно в свете этих слухов о тебе…

Я нахмурился, с досадой закусив губу. Ну кто бы сомневался, ему уже обо всем доложили.

— Я обязательно передам права на мальчика его родственникам, как только уверюсь…

— Сделай одолжение, поторопись. И я очень надеюсь, что в столице ты не доставишь неприятностей, а твоя… — он пожевал губами и страдальчески поморщился, — знакомая не будет путаться под ногами.

— Я собираюсь оформить Лидию Хризштайн как фамилиара, — твердо сказал я.

— Нет.

— Тогда она уже будет не путаться под ногами, а служить на благо Святого Престола.

— Нет.

— Что ж… Тогда я не гарантирую ее лояльности.

— Ты угрожаешь? — удивленно вскинул брови кардинал и поморщился, растирая виски. У него явно сильно болела голова.

— Нет.

Я замолчал, выжидая. Старик разглядывал меня сухими бесцветными глазами, словно надеясь увидеть мои мысли.

— Ты знаешь, почему тебя включили в группу? — наконец спросил он и ответил сам, не дожидаясь. — Из-за твоего чудесного прозрения, которое позволило спасти город и укрепить нашу власть на востоке. Тебя порекомендовал отец Валуа…

Кардинал опять поморщился и с досадой стянул с себя шапочку.

— Хотя, подозреваю, он был просто рад избавиться от тебя по случаю…

Я молчал, терпеливо ожидая.

— Нынешнее дознание очень серьезно. На кону уже не просто репутация Святой Инквизиции… И я не собираюсь скрывать, что был категорически против твоей кандидатуры. И не только я. Глава ордена Пяти тоже не поддержал твое назначение!

Кардинал неожиданно повысил голос и стукнул иссохшим кулаком по подлокотнику кресла. На его щеках расцвел нездоровый румянец.

— Иди!

Я продолжал стоять, упрямо склонив голову.

— Что еще? Чего ты ждешь?

— Я оформлю фамилиара…

— Нет.

— Уложение от 843 года, пункт 15. "Фамилиаром может стать любой, кто обладает необходимыми для инквизитора сведениями или умениями. Для его службы Святой Инквизиции нужно лишь заявление заинтересованного церковника", — процитировал я. — Этот пункт до сих пор действует, что означает, что я могу нанять госпожу Хризштайн и без вашего согласия… Но было бы нечестно не поставить вас в известность.

— А ты упрямый, — с отвращением скривился кардинал. — Тогда я тоже позволю тебе напомнить, что пункт 16 того же Уложения гласит: "В случае богопротивных действий фамилиара или разглашения им сведений, подлежащих Своду церковных тайн, его наказание разделяется с нанявшим его церковником". Ты готов к этому?

— Да, — не моргнув и глазом, ответил я и мысленно поежился от мысли, что Лидия на самом деле могла расшифровать Завет. Впрочем, если это так, то это тоже исключительно моя ответственность.

— Зайди в канцелярию и оформи бумаги. Заодно познакомься с инквизитором, который вел это дознание до тебя. Она тебе понравится…

— Она? — удивился я.

Кардинал мстительно улыбнулся и прикрыл глаза, махнув мне рукой и показывая, что аудиенция окончена.