Тени забытой шестой (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна - Страница 20

Распахнулась дверь. Мне принесли ужин. Ёжик хмуро протиснулся внутрь, плюхнул передо мной миску с холодной кашей и спросил:

— Допрыгалась?

Я набросилась на еду, коротко приказав:

— Рассказывай все!

— А что тебе рассказывать? Судить тебя будут. Через неделю. А мой сын до сих пор сидит!..

— Не убудет от него, — промычала я с плотно набитым ртом. — Что еще нового?

— Федьку-палача оставили за главного. Полковник затаился, выжидает, куда ветер подует. Петре я кольцо отдал, но генерал лютует, что его обошли, не до утех ему сейчас. Тиффано твоего видел, уехал он…

— Это хорошо. Куда? И почему мой? Стоп!.. — я подавилась и закашлялась. — Ты откуда его знаешь?

Ёжик воззрился на меня в изумлении.

— Что значит откуда? Ты совсем умом тронулась? — он выразительно покрутил пальцем у виска, за что получил от меня пустой миской.

— Выкладывай все!.. Не до шуток мне!..

После ухода Ёжика я долго сидела, отупело уставившись в одну точку. В голове не укладывалось. Кльечи… Я не помнила там никакого инквизитора Тиффано! Завет… Пытаясь вспомнить, как ко мне попал Завет, я обнаружила пустоту… как будто кто-то вырвал кусок полотна… Зияющая дыра моих воспоминаний… Или выжженная? А в столице? Там тоже был Тиффано, так утверждал Ёжик со слов Тени… Якобы я была влюблена в инквизитора и бегала за ним!.. И даже здесь, в Виндене, притворялась бессловесный мальчиком-слугой Лукой, лишь бы быть к нему поближе… Полнейшая глупость!.. Мороз пошел по коже. Я ведь действительно была Лукой… Но у кого служила?.. Почему я, демон раздери, ничего не помню?!? Что Тиффано от меня нужно? Из-за меня он лишился сана, был арестован и обвинен… Но потом каким-то образом оказался в Ордене Пяти… Я провела рукой по груди, нащупав клятый символ… Кожа до сих пор горела и чесалась, как будто что-то заживало… Или наоборот отмирало? Мне надо все вспомнить… и подготовиться к суду. Ёжик сказал, что паук убрался в свое логово. Надеюсь, Тиффано по дороге в замок завалит камнепадом или смоет вышедшей из берегов рекой. А мне надо сосредоточить усилия на полковнике и Федосее, а еще убрать с пути генерала. И не забыть про семена ясенца… Я вам устрою такой суд, что долго помнить будете! Даже если я сама забуду… Вот демон, как же самой не забыть?..

ГЛАВА 4. Луиджиа

За стенами замка разыгралась непогода. Холодный ливень колотил по окнам, как будто требовал впустить его внутрь. Луиджиа подошла к камину и подкинула еще угля, зябко кутаясь в шаль. Девушка дни и ночи напролет сидела у постели раненого императора, с ужасом наблюдая, как утекает жизнь из ее любимого. Пятые сутки подряд Фердинанд метался в горячке, его тяжелое сиплое дыхание словно ножом резало Лу по сердцу. Знахарка из деревни только качала головой и разводила руками. Что еще оставалось делать? Верить в чудо и молиться?

И Лу молилась. Неистово, на коленях, уткнувшись лбом в ладони любимого, обливаясь слезами. Девушка не понимала, как Единый может допустить такую несправедливость, как может забрать у нее последнее — ее любовь. Разве она мало потеряла? Разве не сполна расплатилась за все? С самого рождения у нее отняли право быть такой, как все, даже родной отец шарахался от девочки и не верил, что она ему родная. Потом ужасный ожог навсегда перечеркнул ее лицо, разделив жизнь на до и после. Напущенные на половину лица волосы лишь немного скрывали отвратительное уродство. Но злой судьбе как будто этого было мало. В дом пришла смерть. Страшная, безобразная, глумливая и мучительная. Почему? Неужели люди могут быть страшнее зверей? Почему Единый их не остановил? Вырезатели отняли у девушки родных, изуродовали ее тело и душу… Но большей жестокостью было то, что они оставили ей жизнь, в которой не было ничего, кроме боли. Как жить после такого? Да и зачем вообще жить? Разве что… Поверить в несбыточную, дикую, невозможную, красивую мечту о танце?..

Лу до сих пор не верилось, что она танцевала на сцене Императорского театра, что ее таланту рукоплескал зал, что сам император восхищался ее танцем… Рыбальски назвал ее дочерью и забрал к себе в дом, а те короткие недели в его старинном особняке показались девушке сказкой… Джеймс принял ее, беременную неизвестно от кого! Он любил ее как дочь и ни в чем не упрекнул, просто заботился о девушке и гордился ею. Это был праздник, прошедший в счастливом волнении. Цветочный бал, грезы о славе, знаки внимания от императора, самое прекрасное в мире платье, хрустальные туфельки… и тревожное ожидание свидания. Ведь за спиной девушки маячила тень ее грозной госпожи, задумавшей недоброе…

Лу поежилась и взглянула на осунувшееся лицо императора. Фердинанд так и не пришел в сознание, метался в горячке, бредил, звал кого-то на чужом языке. Наверное, маму… Лу поменяла компресс и напоила раненного, заботливо поправив ему подушку. Его усы… Когда Фердинанд улыбался, они топорщились и делались похожими на тигриные. И напоминали Лу отца. Вот он играет с ее сестрой Терезой, качает на коленях, смешно надувает щеки и дергает себя за усы, изображая тигра, которого они видели на городской ярмарке. А Лу никуда не брали. Тигров она видела только на картинках в книгах. А когда девочка подбежала к папе и тоже попросилась на коленки, тот нахмурился и отвернулся. Он всегда хмурился и отворачивался от нее… А император — нет. Он восхищенно улыбался, глядя, как она танцует для него одного. Лу не могла допустить, чтобы ее жестокая госпожа ему навредила, поэтому съела и выпила все, не оставив и крошки. Дурман кошачьей травы ударил в голову. Страх исчез. Она позволила себя поцеловать и обнять, даже ответила на поцелуй, словно в омут бросаясь в крепкие мужские объятия… Будь что будет. И было хорошо… очень хорошо… Ей никогда в жизни не было так хорошо. Но прекрасный сон вдруг превратился в кошмар наяву. Это из-за нее! Лу была уверена, что Вырезатель пришел за ней. Узнал, что она носит под сердцем его детей, и пришел забрать ее с собой, чтобы мучить дальше. Но император ему помешал и заплатил за это такую страшную цену…

— Господи Единый, пожалуйста, не губи его жизнь, прошу тебя… — шептала она. — Забери мою, но пусть он живет, пожалуйста, прошу тебя… Господи Единый, всемогущий и бесконечно милостивый, прости мне мой грех, прости мою грешную любовь, спаси его, пожалуйста…

В сгустившихся сумерках темной комнаты Лу вдруг заметила, что полоска света из-под двери мигнула, как будто кто-то прошел мимо по коридору. Или не прошел, а остановился и затаился за углом? Девушка нахмурилась и поднялась с колен.

— Воевода, это вы? — выглянула она в коридор.

В верхние покои запрещалось подниматься рядовым бойцам варда. Только воевода и ее дядя Клаус могли быть здесь. Но дядя давно уехал, а Дюргер… В коридоре никого не было. Лу стояла на сквозняке и не могла отделаться от ощущения, что за ней кто-то подглядывает. Она чувствовала на себе чужой взгляд. Недобрый. А вдруг Вырезатель пришел и сюда?!? Она заперла комнату на ключ и помчалась вниз, к воеводе.

— Дочка, так-то замок охраняется, мышь не проскользнет. Иди спать, — отмахнулся воевода.

Его иссеченное шрамами лицо показалось перепуганной девушке оплавленной восковой маской.

— Вы должны проверить! Пожалуйста… Там кто-то есть! Я видела! Он прячется!..

Дюргер недовольно закряхтел, поднимаясь с лавки. Позвав с собой двоих бойцов, они вместе с дрожащей Лу поднялись на второй этаж и проверили все закоулки и комнаты. Никого не было.

— Иди поспи, дочка, — не стал ее ругать воевода, глядя на покрасневшее от слез лицо девушки. — От недосыпа еще и не то почудится. Совсем себя извела.

Но Лу не пошла к себе в комнату, в который раз оставаясь ночевать у постели больного. Заперев дверь на ключ и на всякий случай придвинув ко входу тяжелый комод, девушка сидела в кресле и куталась в плед. Вздрагивая от каждого шороха и приглядываясь к неверным бликам света из-под двери, она сторожила неспокойный сон императора. Но потом усталость взяла свое, и Лу задремала…