Магия Волконского дольмена (СИ) - Саева Ева - Страница 38

Пастух уже пригнал коз в селение, когда дочь верховного жреца остановила зайца у своего дома. Разнуздала его и отпустила пастись. Разложила папоротник сушить на солнце во дворе, подоила коз и зашла в дом.

Отец сидел у окна на скамье и смотрел на закатное солнце. Девушка быстро разожгла очаг, поставила готовить пищу и начала печь лепешки. Когда все было готово, она накормила отца, а потом, помогла ему лечь на постель из козьих шкур.

Мудрый Псэун опять не торопил дочь и ждал, когда она сама скажет то, что ее мучает.

— Отец, — снова обратилась к нему Псезуапсе, — я сегодня снова видела того нарта в лесу, — девушка опустила глаза, — он хочет на мне жениться. Отец, дай мне правильный совет.

Мудрый Псэун долго думал. Дочь уже два раза подкидывала папоротник в очаг, отсветы от огня разбегались по стенам причудливыми картинами. Она, понимала, что отец не просто молчит, он думает, и не торопила верховного жреца.

— Дочь моя, — наконец произнес отец, — когда ты родилась у нас с Мегре в таком преклонном возрасте — я подумал. Когда ты впервые ускакала из селения на Буу — я начал верить. Когда ты мне сказала о встрече с нартом у реки — я убедился.

— Отец, — удивилась Псезуапсе, — ты говоришь загадками.

— Слушай меня, дочь, — продолжал старец, — когда прошел Большой снег и испы выжили, одна очень древняя ведунья предрекала, что через много веков, на маленький народ придет Большой огонь, и никто не спасется. Но, если родится у испов, на склоне лет дочь, которая будет скакать по горам на зайце, наравне с мужчинами, она спасет свой народ. И та часть испов, что спасется, будет жить вечно. И поможет ей спасти испов, сильный и храбрый нарт. Так предрекала древняя ведунья.

Отец смотрел на дочь, дочь смотрела на отца.

— Отец, — девушка начала говорить, — ты хочешь сказать, что я могу спасти наш народ от гибели, когда придет Большой огонь?

— Да, Псезуапсе, — мудрый Псэун опять замолчал, — нелегкая эта ноша будет для тебя, — продолжал он, — но, ты умная и сильная, ты сможешь спасти испов. А поможет тебе в этом твой нарт, раз он тебе встретился, значит, гибель испов близка.

— Но, как я это сделаю, отец? — девушка сжала руки, — подскажи мне, ты самый мудрый.

— Я постараюсь тебе помочь, — согласился верховный жрец, — но, ты должна все сделать так, как я скажу.

— Хорошо, отец, — ответила Псезуапсе, — я все сделаю, чтобы спасти свой народ.

Солнце еще только вставало из своей мягкой постели, а Псезуапсе, уже подоила коз и проводила на пастбище. Она приготовила еду, накормила отца.

— Я поеду на наши поля, — сказала она, — хочу посмотреть, как иныжи пропололи наше просо.

— Поезжай, — ответил старый Псэун, — а я полежу и подумаю.

Поля испов находились в широком и ровном, как ладонь, ущелье. Небольшая речка, протекающая по его дну, разливалась только на ширину русла, и не уносила в паводок плодоносный слой земли с полей. В ущелье всегда было тепло, шли частые дожди и урожаи созревали богатые и щедрые. Псезуапсе остановила Буу рядом со своим участком и прошла по полю. Просо росло сильным, урожай обещал быть отменным. Травы на поле не было, значит, иныжи уже его выпололи.

Семья иныжей, которая смотрела за полями испов, жила не далеко, в большой пещере среди скал. Свое поле они возделывали тут же, на выпасах пасли своих коров и коз. Из пещеры вышла мать иныжей с кувшином — старая сгорбленная старуха. Шерсть на ее теле уже вся поседела, и местами свалялась, от этого она была похожа на большой сугроб снега, не растаявший от весеннего солнца. Женщине было уже наверно лет пятьсот. Она медленно направилась к ручью, что не далеко стекал с горы, и увидела девушку.

— Да пребудет свет в твоих глазах, Псезуапсе — приветствовала девушку старая иныжа.

— Да пребудет огонь в вашем очаге, почтенная Бзогу, — ответила девушка.

— Хорошее просо в этом году уродилось, — заметила мать иныжей Бзогу, — мы уже пропололи все поля. Мужчины у нас ушли на охоту в горы. А я с внуком и невесткой готовлю обед.

Старая огромная иныжа набрала воды, поставила кувшин на землю и позвала громким голосом внука. Из пещеры выскочил маленький иныж, он был в пять раз выше и толще Псезуапсе, и было ему уже наверно лет пятьдесят, но в семье его считали ребенком. Он был похож на маленького бурого медвежонка, его шерсть торчала дыбом, а где-то весела клочьями, видимо озорник любил прыгать по деревьям и лазить среди скал. Внук посмотрел на девушку своим огромным глазом, потер лицо лохматой рукой, обросшей шерстью и побежал опять в пещеру.

— Быстро растет у вас внук, почтенная Бзогу, — заметила Псезуапсе, — уже скоро догонит по росту твоего сына и будет равноправным членом вашего семейства.

— Такой озорник, — весело ответила старая иныжа, — никакие наказания на него не действуют.

Из пещеры вышла невестка иныжей, мать маленького иныжа. Ее длинная бурая шерсть была чистой и шелковистой, видимо, молодая иныжа, ее часто расчесывала и мыла.

— Да пребудет свет в твоих глазах, — приветствовала она девушку.

— Да пребудет огонь в вашем очаге, — ответила Псезуапсе.

Невестка иныжей прошла к ручью, взяла огромный кувшин, легко вскинула его на плечи и понесла в пещеру. Старая мать тихонько пошла следом.

Псезуапсе вскочила на своего Буу и направилась в селение.

Два дня думал мудрый Псэун, как помочь дочери спасти народ испов. Наконец, он принял решение и вечером, когда Псезуапсе накормила его и уложила на постель, сказал дочери.

— Старый Псэун не будет против твоей свадьбы с нартом, — сказал мудрец, — но, если нарт выполнит одно условие.

— Слушаю тебя, отец, — покорно произнесла девушка.

— Он должен построить дома испам, — продолжал мудрец, — но, такие, в которых: зимой будет тепло, а летом прохладно; в них не залетит ветер и не попадут дожди; им не повредят Большой огонь и Большая вода; чтобы испы одного дома могли говорить с испами другого дома, не выходя на улицу; они будут стоять в горах вечно и служить испам. Только в таких домах смогут спастись испы от Большого огня и выжить.

— Я все поняла отец, — ответила Псезуапсе, — завтра у реки, я скажу Бикишею о своем условии.

Лида шла по тропе, а перед глазами у нее опять раскрывались картины страны нартов. Она поражалась мудрости древних жрецов, учтивости дочерей и огромной любви, которая рождалась и жила в этих лесах и ущельях.

Поначалу путники шли довольно спокойно, уверенно следуя маленькому лучику карманного фонарика. Когда встречалась очередная развилка, дальнейшее направление обсуждали шепотом или даже жестами. Старались отыскать явные приметы правильного передвижения. Ночная темнота сгущалась с каждой минутой и пряталась за каждым кустом, деревом, камнем. Она свисала с деревьев причудливыми чудовищами, выглядывала из-под старых мостиков на ручейках, бежала за тенью лучика от фонарика. В лесу слышались шорохи, хруст веток, казалось, что кто-то невидимый тайно крадется следом и дышит в спину.

Очнувшись от видения, Лидия несколько раз оглядывалась, потом ей стало совсем не по себе, и она поклялась про себя, что будет смотреть только вперед. Но, все равно старалась пропускать впереди себя детей, так как все время казалось, что сзади может, кто-нибудь, выскочить из-за деревьев. Пытаясь отталкивать от себя ужасающие мысли, Лида старалась сосредоточиться на правильной ориентации в лесу. Она вспоминала дорогу сюда, все особые приметы пути: большие стволы деревьев, сломанные ветки у самой тропинки, камни на пути. Казалось, что все было правильно, шли по проверенному направлению. И все же, странные сомнения и холодные предчувствия заползали в душу женщины. Как ни старалась она отмахиваться от них, на каждом перепутье или спуске к журчащему ручейку, ее охватывало неприятное ощущение, что они идут не верно. Уже давно должен быть поломанный орешник у дороги, с которого они рвали почти спелый фундук, а сейчас его еще не было. По дороге сюда они проходили три ручейка, Лидия специально считала и отмечала особенности каждого: первый был очень глубокий, тропинка к нему вела через корни деревьев; во втором ручеек проложил себе дорогу среди огромных валунов, гладких и скользких; в третьем, уже у самой скалы, ручей был настолько широким, что приходилось перебираться по камешкам, так как в мостике не хватало несколько досок. Первый ручеек миновали еще засветло; второй, с большими камнями прошли довольно давно; а вот третий ручеек никак не хотел встречаться на пути. Но, зато перебрались через совсем другой ручеек, который прежде не проходили. Вот это и насторожило Лиду. Откуда взялся этот ручеек, ведь его не было на дороге к скале. А тот, первый, с выпирающими корнями куда-то явно запропастился.