Тьма века сего (СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" - Страница 86

Девица предпочла промолчать и более не расспрашивала Альбрехта о случившемся с ней, но ее ума хватило на то, чтобы смутно сопоставить с увиденным брошенные как-то вскользь слова отца о жестокости Творца и неразумности пренебрегать помощью иных сил, и то, как при этом улыбался майстер Реннеке, странный человек, что, не будучи родовитым и даже мало-мальски благородным по происхождению, уже пятнадцать лет бессменно был при отце советником и астрологом, ни разу не испросившим аудиенции у Альбрехта, но всегда заходившим к нему в покои без спроса. Тот самый майстер Реннеке, которого позвали к ней в детскую, когда там обнаружилась огромная крыса, который не имел при себе даже кинжала, но с такой же странной улыбкой достал уже мертвое животное из под шкафчика, хотя до того он успел лишь зайти в детскую и сделать пять шагов, смотря перед собой куда-то в пустоту… В это кружево вплетались и насмешки отца над искренней набожностью Иоанны Софии, при этом весьма строго следившего за тем, чтобы Маргарита должным и методичным образом исполняла все, что надлежит юной католичке.

Подобные странности, а также отношение к собственной персоне, как к инструменту, все более явное и неприкрытое, вытравило остатки дочерней почтительности. На замужество она согласилась с единственной целью: вырваться, и ради этого была готова «пойти хоть за свинопаса».

Вряд ли ландсхутский граф остался в восторге от таких откровений юной супруги, однако судя по тому, что уже спустя год Фридрих был приглашен стать крестным отцом их первенца, как-то эти двое отношения все-таки выяснили.

Воспользоваться Маргаритой как источником дезинформации, к сожалению, не удалось: как выяснилось спустя еще полгода, получив от батюшки письмо с напоминанием о ее высокой миссии, новоиспеченная графиня Ландсхутская, не сообщив о том ни супругу, ни Конгрегации, написала ответ на двух листах, выразив в оном все, что думает о политических планах отца в целом и о нем самом в частности. Пометавшись в бессильной злобе пару дней, Висконти был вынужден признать, что осуждать ее за это сложно, и вычеркнул несостоявшуюся шпионку из списка вероятных активов.

Если прежде у Империи и были причины подозревать, что ситуация может разрешиться мирно, а Австриец мог надеяться, что его не воспринимают всерьез как противника и не ждут козней, то после означенных событий все сомнения обеих сторон развеялись окончательно. Теперь уже не стоял вопрос, будет ли война. Вопрос был — когда она будет.

По какой причине Альбрехт просто прервал отношения с дочерью, перестав ее замечать и словно о ней забыв, а не покарал за предательство, осталось неизвестным, и это крайне нервировало и Совет, и самого Фридриха. Почему он оставил дочь в живых? Не пожалел же, в конце концов. Не захотел? Счел слишком мелкой неприятностью, не стоящей внимания? И почему он не устранил обоих родичей, став таким образом окончательно полноправным владетелем Австрии? Европе, поглощенной своими проблемами, не до междоусобных распрей на этом клочке земли, а малефиция тем и удобна, что позволяет добиться своего, оставшись вне подозрений или хотя бы обоснованных обвинений. Разве что, мрачно отметил как-то отец Бруно, именно на это Альбрехт и рассчитывает: скрывать свои силы до последнего, заставляя противника ломать голову.

Информации, достоверных или хотя бы относительно похожих на правду сведений, получить так и не удалось. Австрия, на бумаге всего лишь княжество и часть Империи, стала государством в государстве, в меру открытым, когда это было надо ей, и напрочь замкнутым, когда открываться не хотелось.

Из сведений, могущих претендовать на достоверность, было получено лишь одно, и крайне неприятное: архиепископ Зальцбурга очевидным образом благоволит Альбрехту и закрывает глаза на его гостеприимство в отношении сомнительных персон, а то и поддерживает его в этом дурном увлечении. Призвать святого отца к порядку и покаянию, надавить, покарать, вообще воздействовать хоть как-то — возможностей не было. Точнее, они имелись у Папы, но Косса по понятным причинам вмешиваться в дела Австрии и ее княжеств особого желания не имел. Основать на ее территории отделение у Конгрегации когда-то не было ресурсов и сил, а когда оные появились — сил приросло и у самой Австрии, и сделать это, не начав прямой конфликт, стало невозможным. Медленно, но верно герцогство окрепло, оградилось, ощетинилось и замерло с поднятыми кулаками…

Сейчас, прямо в эти дни, это Фридрих знал достоверно (в первую очередь — потому что никто и не думал этого скрывать) восемнадцатилетний сын Альбрехта, заполучивший Вену, посматривает в сторону Венгрии, и у него есть все шансы получить корону без единого взмаха оружием, если венгерская знать сделает неверный выбор. Однажды она такой уже сделала, когда провозгласила своим королем Владислава Неаполитанского и усадила на трон по сути ребенка, спешно обручив, а потом и женив его на дочери покойного короля. Мария была много старше, но кого могут беспокоить подобные мелочи…

Владислав и был королем-видимостью — в Венгрии он почти не появлялся, да и королеву Марию одаривал вниманием нечасто, судя по тому, что за все годы их супружества у той родился лишь один ребенок, девочка, в этом году встретившая свое двенадцатилетие. Ребенка он вниманием тоже не баловал — ни при жизни супруги, ни после ее смерти, и вот теперь, когда Владислав убит в Риме, путь к короне Венгрии открыт, весь вопрос лишь в том, кто первым сумеет убедить венгерскую знать, что именно он лучшая партия для одинокой наследницы.

Сын Альбрехта уже отправил своих послов, это знали все. Знали и о том, что потенциальный наследник короны Священной Римской Империи, герцог Фридрих Баварский, успел сделать то же самое первым, предложив кандидатуру своего сына, и сейчас вершители судьбы страны сцепились между собой, пытаясь сделать на сей раз правильный выбор. С одной стороны — сын откровенного еретика, явно разделяющий подход отца к управлению государством, а стало быть — попирающий ценности истинно христианского правителя. С другой стороны — внук Императора Священной Римской Империи, малолетний и не способный еще править, но в смысле и репутации, и влиятельности, и знатности рода это куда лучший вариант.

Казалось бы, выбор очевиден, однако (и это Фридрих тоже знал доподлинно) имелся у венгерских знатных родов зуб на семейство Люксембургов и Империю как таковую, и зуб этот ныл, не давая покоя, уже много лет: Никополь.

Тогда армию под предводительством Владислава разбили наголову, и только ленивый и глухонемой не сказал громко или не шепнул тихонько в углу, что все могло повернуться иначе, если б на призыв дать бой туркам откликнулась Империя. И сейчас, в этом он был уверен, значительная часть этой самой знати готова была отдать свою принцессу хоть за Антихриста, но не за внука короля, который не пришел им на помощь в трудную минуту.

Ответа все еще не было — никакого, даже отговорки, позволяющей прикинуть вероятное решение. И здесь Фридрих был согласен с Висконти и отцом Бруно, которые предположили, что они попросту ждут, чем завершится противостояние Австрийца и Империи или хотя бы куда приведет следующая ступень конфликта, чтобы понять, на кого лучше сделать ставку. Если так, это даже неплохо: совсем скоро верный выбор будет для них очевиден…

Слева послышался шорох, и Фридрих напрягся, сделав полшага назад, за миг до того, как сообразить, что это сменивший Йегера телохранитель. Как он появился здесь и сколько времени уже бесшумно стоял неподалеку, почти рядом — Фридрих не заметил.

Хорошее напоминание, мысленно усмехнулся он, развернувшись и возвратившись в шатер. Ложная скромность не есть хорошо, но и быть о себе слишком высокого мнения, недооценивая других, не стоит тоже. Австриец станет тяжелым испытанием для райхсвера, каковому еще не доводилось бывать в бою в его нынешнем виде. В таких масштабах ставку на постоянную армию, а не ополчение, не бойцов своих вассалов, не наемников — не делал еще никто, и за успехом или неудачей Империи будет следить вся Европа, и уж Франция-то точно не упустит возможности вцепиться в ослабленного врага, если все пойдет не так.