Список Мадонны - Форан Макс - Страница 6

6

Женщины были существами низшего порядка и не волновали его. Некоторые из них занимали его вполне сносными разговорами, и он знал нескольких, обладавших кое-какими скромными талантами. Бернард беспокоился только о своей собственной убежденности. Он был избранным, ожидавшим своей собственной участи. Когда наступит время, он получит сигнал. А пока должен вслушиваться во внутренние голоса и быть в состоянии готовности. Но все же, несмотря на то что его душевные побуждения говорили ему завоевать эту женщину и унизить Ренато, впервые в жизни он не спешил соглашаться с ними. Но сегодня он не должен был отступать. Тихий голос и пещерная Анжела могли оказаться правы. Он просто хотел, чтобы все быстрее закончилось.

Бернард едва расслышал стук в дверь. Он открыл ее и увидел Анжелу, смущенно стоявшую перед ним. Девушка была выше, чем он предполагал, он заглянул в ее темные глаза снизу вверх. Он стал жонглировать словами, стараясь изобразить игривое настроение, которого у него не было:

— Анжела, дорогая, от твоего вида просто дух захватывает. Заходи же, пока ты не исчезла в ночи, как прекрасный закат.

Бернард проводил ее в комнату и предложил сесть. Он уже выбрал тактику действий. Сначала лесть, чтобы расслабить и добиться ее восхищения. Стакан портвейна, пока читает стихи с надлежащими чувствами и интимностью. Потом слегка поцелует ее, затем крепче. К моменту, когда он разденет ее, он уже будет готов. Он был уверен, что будет. А после этого докажет, что он хозяин. И она будет только рада пойти и встретиться с его другом в кофейне Лоретти. Чтобы не рисковать, он получит ее лояльность, дав ей немного денег из кошелька отца. После следующего вторника она снова станет просто служанкой. Он, возможно, попросит отца уволить ее.

— Спасибо, господин Биру, — ответила Анжела, рассматривая залитую мягким светом комнату. Она тоже немного порепетировала в уме. Она будет покладистой и сделает так, чтобы у него все получилось легко, но без бесстыдства.

Она не села, а сразу направилась к книжным шкафам.

— Я трачу на уборку этой комнаты больше времени, чем на другие. Я не должна говорить вам почему. Но все же скажу. Как вы думаете, почему? — Голос ее звучал кокетливо, дразняще.

— Потому что с книг тяжело вытирать пыль? — спросил Бернард.

Анжела весело рассмеялась:

— Нет-нет, глупышка. — Она доверительно понизила голос: — Это из-за книг. Я их читаю. А одну как-то раз вечером я даже унесла к себе в комнату. Но вы никому не расскажете, правда?

— Ты их читаешь? — Бернард был удивлен по-настоящему.

— Не все. Только некоторые. — Она коснулась томика Вико. — Этот автор один из моих самых любимых. Я плакала, когда читала поэму о девушке, которая утонула, пытаясь спасти своего возлюбленного.

Бернард взял ее за руку, не обращая внимания на внезапную боль в глубине глазниц.

— Анжела, ты, кажется, самая замечательная девушка. А теперь ты сядешь вот здесь на кушетку, а я налью нам с тобой по стакану портвейна. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя свободно, когда будешь сравнивать мои стихи с романтической поэзией Вико.

Анжела села. Инстинктивно почувствовала беспокойство, но почему, она понять не могла. Она выдавила из себя ободряющую улыбку.

— Мне понравятся ваши стихи. Вы много пишете?

— Нет. Фактически большую часть своего свободного времени я перевожу книги или читаю. Предмет не имеет большого значения. Мне просто нравится накапливать знания.

Оказавшись за ее спиной, он нахмурился, раздражаясь на себя за свою откровенность. Он поднес два стакана портвейна к кушетке и сел рядом с Анжелой.

— За любителей поэзии. — Они чокнулись и выпили. — Кто научил тебя читать? Должен признаться, меня это заинтриговало.

— Когда я еще была маленькой девочкой, мой дядя жил вместе с нами. — Она улыбнулась и сделала приличный глоток портвейна. — Он научил меня и брата. Мама говорила, что для меня это пустая трата времени. Вы тоже так считаете, господин Биру?

— Конечно нет, — ответил Бернард, широко открыв глаза в притворном изумлении. — Если, разумеется, не думать о том, что, не умей ты читать, не прочла бы Вико, а следовательно не поняла, насколько действительно плохи мои стихи.

Оба нервно рассмеялись, и Бернард поймал себя на том, что ему захотелось быть где-нибудь подальше от этой замарашки. Собравшись, он наклонился и коснулся ее колена.

— Пожалуйста, Анжела, зови меня Бернард. Сегодня вечером мы просто два человека, говорящих о поэзии.

Анжела опустила глаза, не убирая колена из-под его задержавшейся руки. Холод, шедший от руки, чувствовался даже через платье.

— Хорошо, Бернард. Давай послушаем твои стихи.

Бернард отошел к письменному столу и взял лист бумаги. Он написал поэму второпях несколькими часами ранее. Это были на удивление плохие стихи, и он знал об этом.

— Я написал это год тому назад, кажется, во время поездки в твой родной город, Специо. Мне было тогда одиноко, и скала у мола, смотревшая на море, казалось, разделяла мое одиночество. — Он сел рядом с Анжелой, затем подвинулся ближе, пока не почувствовал своей ногой тепло ее бедра. Он улыбнулся ей. — Здесь светлее, ты согласна?

Анжела ответила на его улыбку, прижав свою ногу к его.

— Да, так гораздо лучше, — с придыханием сказала она.

Бернард приступил к чтению. Он надеялся, что эмоции, которые он вкладывал в интонацию своего голоса, были убедительными.

Ты в одиночестве тщетно Взор свой и слух напрягала, До последнего вздоха, желая дождаться… Ветер рвал твои волосы, дождь шумел, Не давая покоя. До вечного сна Оставалось всего лишь… Если б я был с тобою, сумели б мы вместе Устоять перед всеми ненастьями, Души свои сохранив…

Время приостановилось, когда Бернард, положив бумагу, посмотрел на Анжелу. Ее глаза стали влажными, а ладонь легла на его руку. Слыша свое собственное затрудненное дыхание, тиканье часов и даже шум далеких волн, Бернард задумался на миг, после чего предпринял решительный шаг.

Анжела не противилась его объятиям. Ее губы были мягкими и податливыми. Ему показалось, что это был долгий поцелуй, он чувствовал ее ищущий язык. Его руки напряглись, когда он опускал ее спиной на подушки. Она притянула его к себе. Но даже плотнее прижимаясь губами к ее рту, он чувствовал, как пропадает его решимость. Он начал ловить воздух, задыхаясь, потом почти вслепую просунул руку между ее бедрами, подав вперед. Он не отдернул ее, щупая в отчаянном ожидании каких-либо перемен. Ничего не произошло. Но ему нужно было продолжать. Он опустил бретельку ее платья, обнажив грудь. Уродливые холмы вызывали у него отвращение. Она обняла его руками за шею, притягивая его голову к плоским соскам.

Даже прижимая его голову к своей груди, Анжела чувствовала сопротивление своего тела. То возбуждение, которое обычно являлось ответом на касание губ или дрожащих рук, пропало в сумятице других эмоций. Поведение Бернарда было почти таким же, как и у тех, кто заставлял ее стонать и извиваться, но с ним она чувствовала себя бесстрастной, как неодушевленный предмет. Обычно ее возбуждало то удовольствие, которое испытывали мужчины от ее обнаженного тела. Сейчас же Анжела была смущена. Давление его губ и ищущие пальцы не возбуждали в ней желания. Но, несмотря на смущение, она помнила то, что обещала себе. Ее руки принялись расстегивать пряжку на его ремне.

Бернард чуть не плакал. Хотя его и воротило от солености ее соска, он не отрывал от него губ, пытаясь сдержать подкативший к горлу комок. Он почти не чувствовал, как рука девушки возилась с его брюками, и ничего не познал, когда она коснулась его бессильного члена. Зато ясно ощутил, как горькая желчь неудержимо стремилась сквозь его зубы на белую грудь Анжелы. Открыв глаза, он неожиданно встретился с ней взглядом. Ее большие глаза смотрели испуганно. С криком он вскочил и помчался к открытой двери балкона. Его стошнило.