Стрелы Геркулеса - де Камп Лайон Спрэг - Страница 36

— Но ведь не все в равной мере настолько сильны в своей вере? — отважился спросить Сеговак.

Илазар вздохнул.

— Этот вопрос никоим образом не касается смертных. Но наши мудрые жрецы до сих пор не пришли к согласию в вопросе, как же смогли добрые боги допустить в мире появление такого количества зла? Когда-то давно, когда город был еще молод, народ Карфагена стремился жить в роскоши и пользоваться привилегиями. Но со временем, мы изменили свою позицию. Богатые заботятся о бедных, тем самым мы избегаем гражданских войн и конфликтов. Мы стремимся жить в трезвости и повиноваться божественной воле. И если так и дальше пойдет, я не сомневаюсь, что боги, — тут Илазар закатил глаза к небу и прикоснулся к груди, губам и лбу, — будут и дальше благосклонны к нашей республике, и вряд ли появится необходимость совершения обряда сожжения первенцев.

— Но, увы! Мне страшно за наше будущее! Скептики и так называемые философы из Греции несут в наш народ заразу нечестивых мыслей, утверждая, что богов просто нет! А если бы даже были, то вряд ли беспокоились бы о людских проблемах! Святотатство! — Илазар сжал руку в кулак. — А другие греки сбивают наших людей с пути истинного, показывая на собственном примере, как здорово терять время в пустых разговорах или детских играх атлетов.

Он затих, угрюмо уставившись в чашу с вином.

— Простите мою горячность, — проворчал он. — Признаюсь, меня нельзя назвать самым учтивым жителем Карфагена. Но эти вопросы касаются меня очень близко. Придать огню моего сына — все равно что вырвать из груди сердце! Но если боги потребуют, я беспрекословно подчинюсь. Здесь нет ничего смешного, тем более, что не только у нашего народа есть жестокие обычаи. Кельты сжигают пленников в плетеных клетках, Италийцы заставляют их биться друг с другом насмерть, а греки оставляют собственных младенцев на мусорных кучах на съедение собакам.

— А мальчик растет без матери? — невинно спросил Зопирион.

— Да нет, у него есть мать. Моя жена уехала погостить к родным в Мессану, и вернется нескоро.

— У тебя только одна жена?

— Конечно, с чего ты взял? Мы же не персы. К тому же, если бы люди могли брать столько жен, сколько могли себе позволить, богатые нахватали бы себе гораздо больше, чем нужно на самом деле. Тогда бедным ничего не оставалось бы, как вести целомудренную жизнь либо погрязнуть в тех омерзительных актах, которые так нравятся вам, грекам! — сердито смотрел на Зопириона Илазар. — Но хватит об этом. При нашей первой встрече вы завели разговор о какой-то миссии в Карфагене. Что у вас здесь за дела?

Инв принялся рассказывать о вербовке мастеров для Дионисия и выразил надежду, что Илазар сможет оказать им помощь в этом вопросе.

Илазар нахмурился.

— Вы говорите, в мирных целях? Я не доверяю этому хлыщу из крепости Ортигия, как не доверяю грекам вообще. Мне кажется, он, что он еще больший скряга, чем песчаный краб, и будет жрать до тех пор, пока способен двигать челюстями. Я знаю, вы — греки, и вам не по нраву скучный тяжелый труд и спокойное, миролюбивое создание уз взаимного доверия и честное выполнение обязательств, данных своему товарищу. Более того, вы всегда готовы быстро и безжалостно ринуться в атаку и построить свое благополучие на костях другого. Вы гордитесь своей культурой, однако во многих ваших городах каждый год происходит одно и то же: как только урожай собран, вы вооружаетесь копьями и щитами и, отправляетесь грабить самого удачливого из ваших соседей, сгоняя людей в рабство или попросту сея смерть. Как там в песне поется? — и Илазар запел мощным басом на прекрасном греческом языке.

Мое богатство — мое копье, мое состояние — мой меч.

Несу я пред собою щит из сыромятной кожи, —

Вот мои орудия: ими я пашу, и сею, и жну;

Я выжимаю сладкий виноград. Рабы, вы восхищайтесь мной!

—  Разве это не жизненное кредо отменного пирата? Но вернемся к теме нашего разговора. За исключением нескольких мастеров, специализирующихся в строительстве жилых домов — они умеют создавать чертежи и делать расчеты, — я практически никого не знаю.

— Но, — начал Зопирион. Следующим словом, чуть было не сорвавшимся с их губ, было «Коринна», но юноша вовремя спохватился. — Абариш рассказывал, что ты работал на защитных сооружениях. Значит, ты должен быть в некоторой степени осведомлены о строительной науке и о мастерах.

— И что из этого? — проворчал карфагенянин. — Ты хочешь, чтобы я вывернулся наизнанку, фактически сделав за вас всю работу, указав вам конкретных людей. А мне-то что с того?

«Ага, вот теперь он высказался вполне конкретно», — подумал Зопирион и улыбнулся Инву. Тот тут же подхватил нить разговора.

— Ах, да, мы хотели предложить тебе за услуги определенную сумму, господин Илазар. Тебя устроит разумный процент с оклада людей, которых ты отыщешь для нас?

Илазар задумчиво почесал блошиный укус.

— Очень скользкое это слово — «разумный», — со зловещей улыбкой на лице произнес он. — Участие в подобном проекте не доставляет мне большой радости. Но если я не помогу вам, это сделает другой. Поэтому поговорим о гонораре. Скажем — заработную плату за первые три месяца?

— О боги, нет! — вскричал Инв. — Учитывая размер оклада, который предлагает Дионисий — две драхмы в день — он никогда не согласится выплачивать такой гонорар. У него и так слишком много расходов.

— Могу себе представить. Наверное, целая конюшня милашек-мальчишек? — пошел в наступление Илазар.

— На этот счет у вас неверная информация, — невозмутимо ответил Инв. — Он ведет трезвый и умеренный образ жизни, насколько я сам имел возможность наблюдать. Но управление городом требует чудовищных затрат.

— Хорошо, и сколько вы сами хотели мне предложить?

— Скажем, десять драхм за человека — 5-ти дневная заработная плата. Если ты найдешь десятерых, то в этом случае…

— Вы меня обижаете, клянусь зубами Танит! — вскричал Илазар. — Жалкие гроши! Мелочь в кружке у нищего! Я что, собака? Я грязный раб, работающий бесплатно? Да стоимость одних писем и то выше!

Зопирион дал знак прислуге, чтобы ему подлили вина, и откинулся на стуле, с интересом наблюдая за словесным поединком. Сгущались сумерки, над головами собравшихся то и дело проносились летучие мыши, а на небе загорелись звезды. Зопирион посчитал звезды и с задался вопросом, какая же из философских теорий о небесных светилах наиболее близка к истине. Он и раньше видел, как торгуются финикийцы, и прекрасно знал, что прежде, чем будет достигнуто соглашение может пройти и час, и несколько часов, а то и несколько дней. Финикийцы практически не занимались гимнастикой, не знали ни драмы, ни поэзии, ни науки или философии — ничего из того, что помогает человеку приятно и с пользой проводить досуг. Торговля (если не считать их варварской религии) была их основным развлечением.

Юноша смотрел на сидящего напротив него Илазара. Все внимание финикийца было поглощено одной целью: вытрясти из Инва все до последнего пенни, независимо от того, нужны ему деньги или нет. Чем дальше, тем большее отвращение испытывал к нему Зопирион. Причиной этому не в последнюю очередь было ожесточенное неприятие Илазаром всего греческого. В своих речах финикиец был не так уж и далек от истины, чтобы юноша мог ощущать себя комфортно в его обществе. Симпатии Зопириона, если отбросить обычные предрассудки, были на стороне сбежавшей от Илазара Коринны. Финикиец был не более, чем ворчливым, угрюмым, жадным невежей, и плюс ко всему, самодовольным религиозным фанатиком. С другой стороны, нельзя было и недооценивать его — умного, энергичного и предприимчивого, искренне любившего своего сына. Его грубоватая манера говорить была ничуть не хуже елейной и льстивой учтивости, присущей множеству финикийцев.

Торг продолжался до следующего утра. Не был он закончен и к завтраку. Наконец, Илазар вытер губы о край скатерти и знаком попросил слугу подлить ему воды.