Машина пробуждения - Эдисон Дэвид - Страница 29

Как и двуликое божество порталов, чья статуя поддерживала один из самых больших мостов, перекинутых через водные пути, Ля Джокондетт смотрел сразу в две стороны – одним входом он был повернут к лежащему в руинах кварталу, а другим – к каналу. Когда-то заведение принимало посетителей с обеих сторон; теперь же гости если и прибывали, то только по воде, ведь прилегающие к крепости улицы более не были безопасны для сократившегося потока клиентов.

И все же бордель продолжал поддерживать атмосферу утонченности, какие бы унижения ни обрушивались на него за последние годы. Ля Джокондетт ни за что бы не позволил осквернить свои подсвеченные фонарями стены – замок встречал все невзгоды с гордостью приговоренной к казни королевы, отказывающейся склонить голову до тех пор, пока палач сам не прижмет ее к плахе.

У конца причала, стоя на фоне сверкающего Ля Джокондетт, дожидалась Леди, облаченная в одеяния из белой кисеи. Они были так похожи – и здание, и женщина казались лучом света посреди окружавшей их грязи, храня царственное величие при любых обстоятельствах. Леди встала так, чтобы ее силуэт выгодно обрисовывался светом фонарей и факелов, придававших особый шарм стенам борделя и изгонявших тьму, поглощавшую остальные здания. Фруктовые деревья обрамляли дорожку, ведущую от замка к пристани, и меж их ветвей витали подобные ленивым светлячкам мерцающие огоньки заклинаний.

От этого зрелища капитан Боул едва не разинула рот.

– С возвращением, друг, – окликнула женщина Тэма, и он поспешил нацепить на лицо победоносную улыбку.

– Как и всегда, Леди, я чувствую себя так, словно бы никогда и не покидал вашего гостеприимного дома. Если мужчина хоть раз побывал в чертогах Ля Джокондетт, то в сердце своем он их никогда уже не оставит. – Тэм согнулся в столь глубоком поклоне, что волосы его коснулись деревянного палубного настила, и Боул, пожалуй, даже рассмеялась бы, если бы только не мечтала как можно скорее сойти на сушу с полным карманом монет и забыть навсегда об этом похищении.

Женщина в белом кивнула и одобрительно улыбнулась лакею, но не сделала и шагу навстречу, когда тот ступил на причал. Она сохраняла все ту же идеально грациозную позу, оставаясь царственной во всем, пока Тэм следил, как экипаж Боул торопливо спускает их груз.

– Ну вот и все, – прошептала капитан, когда два ее матроса уложили закутанное в брезент тело на мрамор. Хозяйка Ля Джокондетт словно бы и не замечала ничего – ни привезенного ей человека, ни баржу, ни даже матросню, успевшую наследить канальной грязью на ее ухоженном причале.

Боул дернулась, когда Уолтер вдруг подошел к борту судна и поставил одну ногу на швартовную тумбу, прижимая шляпу к груди, точно томимый любовью воздыхатель.

– Всякий миг света иль тьмы есть чудо, – почтительно обратился он к Леди.

К изумлению капитана Боул, та грациозно поклонилась престарелому впередсмотрящему и ответила ему в том же духе:

– Рыбы, камни, волны, корабли с людьми на них. Какие чудеса могут быть удивительнее?

Показалось или Уолтер и в самом деле горделиво надул щеки? Он кивнул – вначале Леди, затем словно самому себе – и ретировался. Боул доводилось слышать и более странные беседы за то время, что она ходила под парусом по водам Неоглашенграда, и капитан нисколько не сомневалась в способностях этих мест преподносить сюрпризы. Тэм же демонстративно закатил глаза.

– Иди, юный Тэм Лин, насладись нашим гостеприимством, – произнесла Леди, и его раздражение вдруг как рукой сняло.

Он удивленно моргнул.

– Благодарю, великая Леди. Ваши достоинства не знают числа, как и удовольствия, что дарит Ля Джокондетт, в какой бы час и при каких бы обстоятельствах я ни заглянул к вам. – Не сводя глаз с женщины, Тэм указал на широкую полосу ухоженного газона позади нее. – Но я вынужден как можно скорее возвратиться к своей госпоже.

Леди одарила его загадочной улыбкой – словно бриллиант сверкнул на потаенной грани. У Боул сложилось впечатление, что у хозяйки борделя столько же улыбок, сколько и клиентов, а то и поболее.

– Мы занесем гостя маркизы к себе и окружим его заботой, – заверила Леди, беря Тэма за руку и ведя его по направлению к безупречно чистому зданию. – Что же до тебя, то мы снарядим самый быстрый экипаж.

Под их ногами ломались хрупкие стебли травы, пробившейся между плитами дорожки. Леди, так ни разу и не посмотрев на тело Купера, ушла вместе с Тэмом в сад и скрылась за фруктовыми деревьями и розовыми и голубыми пушистыми шарами гортензий. На Боул, ее судно и невменяемый экипаж никто не обращал внимания.

Капитан уже собиралась окликнуть Тэма, когда увидела полный монет кошелек, брошенный им возле головы Купера. Одним движением мясистой ручищи Боул сгребла свою награду и взбежала на борт, приказывая экипажу отдать швартовы.

– Отчаливаем. – Добавлять это было совсем не обязательно, но девушка-матрос, отвязывавшая канат от кнехта, едва заметно кивнула.

Они понимали друг друга, капитан и ее экипаж. Понимали, что провернутое ими дельце было хоть и отвратительным, зато прибыльным. Сегодня они лягут спать с набитыми животами, безмятежно покачиваясь в своих гамаках. А Смерть и психическое здоровье могут идти к черту.

Когда баржа скользнула в ночь, Уолтер вновь занял позицию на носу и, как всегда, завел свои безумные песни.

– Твоя плоть, – прокаркал он, глядя на блистающий великолепием Ля Джокондетт, – сама твоя плоть достойна великой поэмы!

Никсон пискнул, угодив в тиски рук Эшера, сдавивших грудную клетку неребенка с такой силой, что тот не мог дышать, не говоря уже о том, чтобы отвечать на вопросы, заданные серым человеком. К тому же Никсон и не знал ответов – он вовсе не шпионил в пользу нападавших, а если бы был их информатором, то и сбежал бы вместе со всеми. Вместо этого, он, оглушенный, валялся у дверей, пытаясь избавиться от гула в ушах и прижимая руки к отбитым ребрам, – бандиты избили его, застав врасплох. Он попытался бы донести все это до Эшера, но серый болван никак не прекращал его трясти, не давая предъявить доказательства невиновности.

– Ах, да, да! – осклабился великан, разражаясь язвительной пародией на те объяснения, к которым собирался прибегнуть Никсон. – Ты просто гулял тут неподалеку? И это не ты привел к нам целую банду вооруженных людей? «Конечно же нет, сэр!» – Тут Эшер издал тонкий писк, подражая подлому хихиканью нахального мальчишки. – «Нет, сэр, разве я бы осмелился причинить вред столь благородному господину, как вы, сэр?» Это ты собирался сказать? Думаешь, я такой же зеленый юнец, как тот парень, которого твои приятели умыкнули через окно? За дураков нас держишь, да?

Никсон протестующе захрипел, но если Эшер и заметил это, то виду не подал.

– Мертвые боги, утонувшие и сгоревшие! Вначале тебе заплатили за слежку, а теперь ты привел их прямо к моему порогу? Ты глуп, немальчик, и если я ошибался насчет Купера… если мы с Сесстри ошибались и ответ действительно заключен в нем, а ты украл его у меня, тогда я вырежу у тебя все кости одну за другой и разгрызу их.

Сесстри коснулась пальцем бедра Эшера. Его глаза тут же устремились к ее лицу, такому милому, даже несмотря на брызги крови на припорошенной веснушками щеке.

– Пожалуй, если в тебе есть хоть крупица милосердия, я хотела бы услышать, что он скажет, прежде чем ты вырвешь ему руки и подашь их нам на обед.

Эшеру хватило здравомыслия сконфузиться и потрясти головой, сбрасывая с себя наваждение. Он опустил неребенка на пол, хотя и продолжал удерживать одной рукой зажатым в углу между дверью и гардеробом.

Никсон закашлялся и принялся отплевываться – весь его мир сократился до крошечного сгустка боли там, где полагалось находиться легким. Вдох. Выдох. Вот зачем его постоянно так сильно душат?

– Полагаю, ты понимаешь причину нашей озабоченности.

Сесстри стояла плечом к плечу с Эшером, глядя на мальчишку сверху вниз. Она предотвратила его случайную гибель от недостатка кислорода, но Никсон был не настолько глуп, чтобы ожидать от нее хоть какого-то сочувствия. Боже Иисусе, пусть эта пташка и хороша собой, но сердце у нее холоднее, чем сиськи у Киссинджера[14].