Малышка с секретом (СИ) - Абанина Анастасия - Страница 56

— Нет я останусь, Сения должна прийти… я ее дождусь… — сказала я уверенно, встречаясь с опешившей на секунду мамой, убедившись в том, что я не шучу и все равно останусь, она только кивнула и ушла за печь.

— А, ну Корокоз поднимайся- говорила мама, шебурша чем-то за печью. Послышался плеск воды и мужицкая пьяная ругань.

— Ты чего?… Отстань… дура… — бормотал, разбуженный водой мужчина.

— А, ну пошел вон, скотина… — закричала оскорбленная матушка.

Послышалась возня, топот ног и удар открываемой двери в сени и провидимому, матушке удалось вытолкать пьяницу во двор.

Я так и продолжала находиться на постели, у метущейся Рогнеды, молясь про себя всем возможным богам, о благополучном исходе.

Глава 18. Часть 2. Последний день…

Вскоре вернулась матушка, подошла к нам за печь и поглядев на Рогнеду пару секунд, ушла обратно. Раздался шорох и какие-то стуки, видимо, матушка решила разжечь печку, затем послышался плеск льющейся воды.

— Да более или менее стерильная вода нам понадобится. — думала я, наблюдая за женщиной, измерив ей пульс заметила, что он где-то приблизительно сто ударов в минуту, немного повышен, но не критично. — Ну хорошо, что она пока держится, с кровопотерей сниженный уровень сердцебиения был бы куда более тревожным признаком, а так, сейчас у нас еще есть время, чтоб дождаться знахарку.

Пока матушка бродила по избе, разыскивая чистое белье и тряпки, я протирала влажный лоб Рогнеды, продолжая периодически измерять пульс.

— Впервые я была беспомощна, сидя рядом со слабеющей женщиной, просто считала быстро уходящие в никуда минуты. Раньше, в своей прожитой уже когда-то жизни Надеждой, я всегда была уверенна в себе и своих силах, и всегда знала, что, и какой препарат стоит поставить, чтоб убрать тревожащие меня симптомы у пациента… А сейчас, ничего не могла сделать и это чувство абсолютного бессилия, так не свойственного прежней мне, напрочь выбивало из привычной колеи. Я-то думала, что хоть в медицинских познаниях смогу быть уверенна, даже здесь, пока не столкнулась с суровой старославянской действительностью.

Матушка подготовив все необходимое, по ее мнению, села на принесенный табурет в изножье постели, и мы обе просто молчали.

— Время к обеду, скоро вернется с поля батька. Боже! Как же страшно жить. — проносились мысли в моей голове. — Ведь если Рогнеда не справится, и знахарка ей не поможет, она скорее всего умрет… А нам с матушкой, как и обычно, просто придется вернуться домой, кормить вернувшихся с поля мужчин… Заниматься моими сборами к переезду… А Франке возвращаться с братьями и сестрами в избу, где погибла ее мать и где, не обращая ни на что внимание, отсыпался отец, после очередной пьянки. Вот как так выходит? Мир настолько безразличен к чужому горю и несправедлив… За что бедным детям такая ноша? И тянуть ее придется Фране, как самой старшей. Почему во время стресса мозг начинает переключать внимание на абсолютно ничего не значащие в данный момент вопросы? Только бы не зацикливаться и не сойти с ума… — размышляла я, вновь измеряя пульс. — Девяносто. Держись Рогнеда, только продержись пожалуйста. Иначе за тобой погибнут и все, уже рожденные тобой дети…

Послышалось ржание коня…

Через какое-то время, не знаю правда сколько именно прошло, я полностью погруженная в свои мысли и не заметила, как, но в избу, стуча клюкой по полу, медленно подволакивая ногу и шагая вперевалочку, вошла Сения.

Старуха была все такой же, какой я и видела ее в последнюю нашу встречу. Примерно в том же темной одеянии, плюс, на тело была накинута довольно теплая жилетка поверх рубахи, скорее всего, чтобы спину не продуло.

Знахарка прошаркала ко мне за печь и остановившись на расстоянии пары шагов, внимательно и оценивающе посмотрела на меня и на вновь зашедшуюся в стоне Рогнеду. Опустив на пол какую-то сумку, перекинутую через плечо, она подошла ближе и сев на постель, задрала, находящейся почти без сознания женщине, подол, вымазанного в крови сарафана.

— Чем подсобить? Я многое знаю… — начала было я.

— Знанием делу не поможешь… Коли уйти не хочешь, сиди молча и не мешай… — перебила меня старуха, принимаясь осматривать роженицу.

Поцокав языком, при этом как-то осуждающе качая головой, знахарка пробормотала, будто себе под нос:

— Та-а-ак, ребенок уже помер… — протянула она. — Ну и хорошо… — сказала старуха, поднимаясь и подходя к своей сумке.

— Да как же вы можете такое говорить? Что тут хорошего? — воскликнула я, поражаясь такой бесчувственности.

— А, ну цыц! — грозно бросила старуха, доставая что-то из сумы и поднимая на негодующую меня взгляд. — Я мертвецов воскрешать не умею, потому мать щас точно спасу… А коли б он жив был, выбирать бы пришлось, кого вытягивать из-за грани. А так чего уж… — проворчала знахарка. — Боги сами уже все решили. И не мне с ними спор вести… — объяснила свое поведение бабка, взяв какой-то мешочек, сильно пахнущий травами и ушла за печь. Матушка поднялась и молча пошла с ней.

— Логика в ее словах конечно есть, но уж больно жестокая… Хотя в таких условиях, она наверняка столько смертей за свою жизнь видела, что для нее, даже в такой ситуации найдутся плюсы… — думала я, стараясь принять точку зрения старухи.

Она прошуршав чем-то за печью, вернулась и повозившись в подсумке в поисках еще чего то, вытащила на свет, то полотно и посох, которыми колдовала надо мной в первый раз, когда я ее увидела. Расстелив полотно по животу, только что затихшей Рогнеды, бабка стала трясти посохом над женщиной бурча какое-то заклинание.

Сидевшая подле роженицы я, почувствовала колебание воздуха и такую же концентрацию энергии, что и в день, когда просила богов за брата. Мне стало немного дурно, волнами накатывала тошнота, а в глазах темнело. Сения заметив, начавшую часто дышать после ее манипуляций меня, велела:

— Эвон как… А ну к, положи ладони ей на живот… Живее давай… Сама же помочь хотела… — бурчала недовольная моим замешательством старуха, тыча посохом в живот, прекратившей стонать и сжиматься женщины.

Я справившись с очередным рвотным позывом, сделала то, что велели, аккуратно, едва касаясь приложила руки к округлому, твердому животу.

— Да сильнее дави… раздраженно произнесла Сения, отложив посох и крепко прижав мои руки к ткани бордового сарафана Рогнеды. — Вот, так и держи… Я сейчас заговор читать буду, а ты, как бы худо не стало, рук не отнимай… Поняла? — спросила старуха, заглядывая в глаза, внимательно слушающей ее слова, мне.

Я в ответ молча и быстро закивала, завороженная ее цепким колдовским и сияющим взглядом.

— Чипка, а ну неси кружку сюда, настоялось уже!.. — крикнула старуха, находящейся за печкой матушке.

Мама быстро принесла небольшую, деревянную кружку, прикрытую такой же миской. Передав кружку знахарке, матушка пристально оглядела, навалившуюся на Рогнедин живот меня и спросила:

— Сения, а зачем это? Коли нужно, давай я подержу… Во мне-то сил поболи будет.

— сказала матушка, указывая на меня рукой.

— Не поможет тут сила твоя… Ведка, божью суть сквозь себя пропускает… Ты так сможешь? — усмехаясь спросила бабка, вылавливая траву из кружки пальцами и кидая прямо на пол.

Матушка удивлено посмотрела на меня, на Сению и отрицательно покачав головой, взяла тряпку с табуретки и принялась утирать, брошенную знахаркой мокрую траву с пола. Сения обошла кровать, встав в изголовье, приподняла голову, лежащей в беспамятстве женщины и стала вливать ей в рот отвар из кружки. Часть проливалась мимо, но как-то хитро прихватив ее щеки, Сения все-таки сумела влить большую часть снадобья.

— Ну, все держи крепко… Щас покойничка, не рожденного погоним… А дальше легче будет… Рук не отнимай… С тобой мне проще будет… — бормотала старуха, возвращаясь к ногам Рогнеды и беря посох в руку.

Я нахмурившись от ее слов и небрежности с которой она их произносила, сильнее надавила на живот. Лекарка тряся посохом, снова завела свой неразборчивый заунывный мотив. Меня опять начало ужасно мутить и пытаясь совладать с собой, я крепко зажмурившись, всем своим весом навалилась на женщину.