Малышка с секретом (СИ) - Абанина Анастасия - Страница 60

— А на кого смотреть? — возмутилась Боянка. — На Василка что ли? Так он, что тот пень — маленький и деревянный… — распалялась сестра. — Или на Гордея? Так он вечно нос задирает, а сам даже счету не обучен… А нет, погоди, знаю!.. На косого Земана, то-то жених… Прямо по мне! — выкрикивала, размахивая вымазанными в тесто руками, девочка.

— Да и не их можно, вдруг весть о красе твоей неземной по земле пойдет и со всех краев женихи сбегутся? — едва улыбаясь, говорила я. — А ты все о Мстишко так и промечтаешь и счастье свое упустишь. — ответила я на ее тираду.

Боянка замолкнув, как-то озадаченно и зло какое-то время меня рассматривала, а потом молча стала месить тесто дальше, жестоко отбивая его об столешницу.

От шума и криков проснулся Зелеслав. Он шустро проскочил к двери и выбежал в сени даже не поздоровавшись. Я закончила возиться с репой и отложив нож в сторону, вытирая руки о тряпицу, произнесла:

— Боян, ты просто не спеши, твое время еще придет и замуж ты обязательно выйдешь… Только не лишай себя надежды на хорошего и понимающего мужа, и счастливую семью. — в попытке сгладить впечатление от своих слов, проговорила я.

Сестрица пожелав что-то сказать, но не успев ответить, обернулась на звук открывающейся двери, ведущую в горницу, в которую вошла взмыленная и немного нервная матушка. Она бегло оглядев чем мы заняты, прошла к печи и стала ее разжигать.

— Что пичужки притихли? — спросила не глядя.

Мы переглянувшись друг с другом, промолчали, но мама, так и не обратив на это внимание, стала ставить прихватом котелок с кашей в очаг.

— Ну как дочки? Напечем пирогов? А то на жертвенник не с чем идти… — сказала мама, подходя к столу и забирая готовую репу.

— Угу- гукнула я.

— Да… — бросила Боянка, отставляя тесто к печи, чтоб поднялось.

Мы занимались приготовлениями еще какое-то время. Поставили печься хлеб, налепили пирогов, наварили несколько котелков каши, Боянка сбегала в хлодник за вечерним молоком, чтоб допить его за завтраком. Когда все было готово, взялись накрывать на стол, а закончив, позвали отца и братьев, что уже впрягали Кучура в телегу.

— Вот-вот нужно будет отправляться… — заметила я для себя.

Рассевшись по лавкам, шустро принялись завтракать. Быстро все съев, матушка поднялась и стала укладывать в небольшую, походную корзину: котелок с кашей, пироги, молоко, свежий хлеб. Пока она металась по светелке от печи к столу и обратно, мужчины допивали кисель и молоко оставшееся в стаканах.

— Ну дочка, пора отправляться… Солнце высоко… А то нам еще на празднество идти… — произнес батюшка, отставляя стакан и поднимаясь.

Матушка от его слов замерла на месте, так и продолжив держать руки в корзине с едой. Отец проходя рядом с ней, положил руку ей на плечо и погладив утешая опечаленную расставанием жену, молча отправился к двери. Все стали тихонько подниматься с мест и выходить из дому. В комнате остались только мы с матушкой.

Я смотрела на эту прекрасную женщину, что на самом деле была одной из самых заботливых и самоотверженных матерей и видя ее наполненные слезами глаза, поднялась с места и подойдя ближе, обняла присевшую на свободный край лавки женщину.

— Не грусти… — сказала я, сглатывая ком в горле. — Я буду не так уж и далеко, если очень соскучишься, можно будет приехать…

— Ох, доча, это я тебя утешать должна, а не ты меня? — с каким-то счастливым отчаянием произнесла мама. — Когда ты такой стала? И в чем секрет?… Ни у кого больше таких необычных детей нет… Да и братья и сестра твои такими не были… — поднимая мое лицо от своей груди и поправляя выбившуюся из-под ленты прядь, произнесла матушка. — Малышка ты моя… с секретом… — усмехнулась своим словам женщина.

Устало вздохнув, но уже немного успокоившись и встряхнувшись, матушка поднялась с лавки и прихватив корзинку, взяла мою ладошку в свою руку и глянув на меня, спросила:

— Ну пойдем?

— Пойдем — уже уверенно кивнула я, принимая грядущие перемены.

Мы вышли на крыльцо и пошли мимо будки Лашека к открытым настежь воротам, в которых виднелась телега, запряженная конем и сидевшим к нам спиной на передке батькой. Приблизившись, матушка остановилась и поставила в груженный вещами возок корзинку, прикрытую плетеной крышкой. Ко мне подошла Боянка, присев на корточки, обняла меня крепко, прошептав:

— Я не серчаю, я подумала может ты и права…

Я кивнув, улыбнулась и расцепив объятья, тут же оказалась в руках Отомаша, что впервые задорно улыбался:

— Ничего там не бойся… Сения только на вид грозная, а так я много доброго о ней слышал…

— Угу, — улыбнулась я в ответ и утирая незаметно начавшие бежать по щеке слезы. — Я не буду… — промямлила я.

Меня перехватили Бивой и Бенеш, потискали и повстряхивали мокрощекую меня, сверкая улыбками:

— Бывай сестрица, не забывай нас там и наведывайся, как сможешь — говорили на перебой близнецы, чмокнули в щеки и немного успокоенную поставили на землю, где передо мной уже остановился мой самый стеснительный и милый братик Зелеслав, с жмущимся к его ногам Лашеком, вывалившим язык из пасти.

— Приезжай домой скорее, мы скучать за тобой будем… — пробормотал мальчик и быстро меня обняв, отстранился, придерживая, рвущегося вылизать меня, пса.

Матушка, взяв меня на руки, еще раз крепко обняла и постояв так с минутку, усадила в телегу, поцеловав на прощание.

— Все будет хорошо, мы скоро к тебе приедем Веда. — сказала мама, отходя и утирая слезы.

К ее боку прижалась расстроенная и плачущая Боянка, в поисках утешения и поддержки.

— Ну все! Поехали, а то всю улицу затопите — буркнул батька, заметив зареванные лица и гикнув, стеганул коня.

Я сидя в возке, сильнее прижалась к бортику телеги и махала на прощание рукой, стараясь как можно лучше запомнить лица родных, сквозь вновь льющиеся из глаз слезы.

Матушка прижав ладонь ко рту, чтоб не реветь в голос, тоже махала мне в след, как и все братья грустно улыбающиеся, и Боянка, что прижималась к матушкиному боку.

Мы все дальше ехали по деревне… Миновали колодец, дома соседей: дядьки Власа, старца Болета и проехав за ее границы, выехали на колею, ведущую в сторону леса

Телега неспешно катилась по дороге, покачиваясь и задорно поскрипывая осями колес.

Выплакав все переживания и затихнув, я наблюдала, медленно проплывающее неподалеку от тракта, поле, чувствуя себя опустошенной. Всегда тяжело кардинально менять что-то в устоявшемся образе жизни. Так крепко прикипаешь к уюту и привычным, хоть и ставшим рутинными вещам, что уже не мыслишь себя без всего этого.

Батька присвистнув, погнал Кучура резвее.

— Да спешить надо, а то скоро воздаяния начнутся и отцу обязательно нужно к тому времени поспеть… — думала я, разглядывая русые волосы и спину батюшки в серой рубахе.

Через какое-то время мы приблизились к лесу и проехав по нему с пол часа, снова оказались перед той самой развилкой. И телега вновь, как и в прошлый раз, поворачивает влево в темную и глухую часть, расходящейся на двое, дороги.

Здесь уже чуть медленней бежит конь, но все так же быстро крутятся колеса возка, приближая нас с каждым оборотом к намеченной цели. Где-то через час, впереди уже виднеется просвет, ведущий на поляну, где стоит избушка знахарки. Выехав из чащи, мы приблизились к мрачноватому, но идеально вписывающемуся в здешний пейзаж домику и остановились неподалеку.

На крыльцо прихрамывая вышла Сения, такая же, как и прежде.

— Прибыли? — крикнула она нам. — Я ж сказала на рассвете… — ворчала старуха, махнув мне рукой. — Ведка в избу проходи покуда отец твой телегу разгрузит, покажу что да как. — прокричала бабка и вошла внутрь дома.

Я с помощью, сошедшего с передка отца, спустилась с телеги и улыбнувшись ему в ответ, на его поддерживающую улыбку, пошла к избенке.

Я шла к черной зияющей дыре дверного проема с, единственной крутящейся в голове мыслью:

— Моя жизнь больше никогда не будет прежней…

Приподняв повыше подол сарафана, чтоб меньше цеплялся за растущую на поляне траву, доходившую мне до коленей, я добралась до вытоптанного участка перед крыльцом. И поднявшись на крыльцо, прошла в избу.