Нечисть в мегаполисе (СИ) - Калина Анна - Страница 34

Лиза тут же вскочила на ноги, Рудик, звеня ключами, повел оперативников к своему авто, а мы все так же стояли на поляне у костра. Я и мужчина из моего прошлого. Потрясение мое граничило с шоком. Его слова, его поступок…

— Спасибо, Миша, — шепотом поблагодарила я.

— Не ожидала, да? — криво усмехнулся тот. — Не одна ты на все готова…

Мой шок крепчал. Я подошла и со всей силы обняла мужчину. Не ожидала от Миши такого жеста. Он хмыкнул и в ответ тоже обнял, покачав в объятиях.

— До рассвета, Настя, — холодно напомнил инквизитор. — Утром, если он не будет в норме, я его заберу. Иди, спасай свое счастье…

В машину я садилась потрясенная и дезориентированная. Кирилл посапывал на заднем сидении, Лиза и Рудик молча сидели впереди. Взревел мотор.

Глава 17

— Ася, ты это что удумала? А? — Семен шлепал следом за мной из гостиной в кухню, пока я с табуретом под мышкой шагала к антресоли.

— Детеныш, ты же не будешь… — встрял Рудик.

Буду. Еще как буду. Ради кого-то другого я бы сто раз подумала, но Кира не отдам!!! Моего Кира!!! Доброго, надежного и до безобразия спокойного. Я за его жизнь буду зубами и когтями бороться!!!

— Аська, не смей!!! — взвизгнул домовой, увидев у меня в руках потрепанную книгу.

— Отстань, Сеня, — я с грохотом швырнула книжку на пол в гостиной и уселась рядом, скрестив ноги.

— Не отстану!!! — взвился домовой. — Я тебя беречь обязан, я твоей бабке обещал я… Ты же там сгинешь!!!

— Это мое дело, — огрызнулась я, листая ветхие пожелтевшие страницы.

Я не брала ее в руки уже несколько лет, но страха нет. Есть только злость и беспокойство. Беспокойство за того, кто стал мне дороже меня самой. Как он там? Один, потерянный, дезориентированный, в чужом, враждебном, переменчивом мире. Как подтверждая мои страхи, Кирилл забился, дугой выгибаясь на полу. Клацали звериные зубы, во взгляде не осталось даже тени человеческого. Только безумие, только жажда крови. Я ускорилась, призывая силу предков.

— Не пущу!!! — взревел Семен и попытался вырвать у меня книгу. — Нет!!!

— Отпусти, — тихо приказала я и не узнала свой голос.

Семен побелел и отпустил краешек фолианта. Рудик напрягся, Лиза выругалась вслух. Значит, началось. Сила уже пульсировала в теле, призывая родовую память. А сила — она не просто врывается в тело, она его и меняет. Я ведь тоже нелюдь, следовательно, и свою изнанку тоже имею. Вот и сейчас,() глядя на друзей, знаю, что они видят бледную девицу с черными как ночь глазами без белков и такими же черными волосами, отросшими до талии. Мы, ведьмы, все так выглядим в момент единения с силой. У каждого нелюдя своя изнанка.

— Асенька, золотце, а может, не надо? — уже почти рыдал Семен. — Может, он еще того… сам.

— Он сам уже не может, — отозвалась Лиза.

— Но она же заблудится!!! — решил подебоширить вампир. — Ася, послушай Сему. Заканчивай играться…

— Или что? — глухо отозвалась я, чувствуя на губах ту самую жуткую ухмылку. НЕ мою.

Молчание, и мы просто смотрим на друг друга. Он боится, я понимаю, я ему как дочь. И пойти со мной не сможет. Его душа мертвая, ей в тот мир путь заказан. Лиза? Лиза нужна здесь, она знает, что делать с Киром. А я не могу просто сидеть и смотреть, как из Кирилла делают безмозглую машину для убийства. Я могу помочь, могу вытянуть его на свет. Сама могу не вернуться, но пугает ли меня это? Нет. Больше пугает, что вернусь без Кира. И буду без него жить…

Я принялась медленно раскачиваться, про себя читая выведенные на бумаге руны, и мир дрогнул: покачнулся и стал оплывать как воск со свечи. Смазывались очертания, выцветали краски, запахи. Остались только невнятные шорохи и леденящий душу страх. Ветер свистел над равниной, гоняя по черному небу косматые серые тучи. Пахло гарью и тленом. Безвременье, пустота, мир кошмаров и видений. Не тот и не этот. Ничей. С неба падал пепел, подобно снегу укрывая равнину и растущие на ней деревья. Скрюченные уродцы без листьев, с узловатыми ветками и паршивой корой. Мир ни смерти, ни жизни.

Я поднялась, проваливаясь в пепел по щиколотки. Апатия, боль, отчаяние — вот что правит этим миром. Где-то там, вдали, послышался вой — одинокий, жалобный, полный муки и тоски. Ложь. Обман. Здесь Кирилл — человек, зверем он остался там, без поддержки своей души, а это миражи, навеянные моей памятью и силой этого мира. Снова свистит ветер, опадает на землю пепел. Нельзя потеряться, нельзя забывать… Я прикрыла глаза, воскрешая в памяти образы прошлого. Лето, наша кухня, аромат вишен, мука, рассыпанная по столу, я, со стаканом в руке, вырезаю кружочки на тесте. Бабушка и мама лепят вареники с вишней, из которой папа час выковыривал косточки. Мы смеемся и шутим, а за окном плывет от жары воздух и эхо разносит крики детей во дворе, а в небе носятся ласточки, выделывая немыслимые пируэты. Счастье, легкость, покой. Попыталась воскресить в памяти все подробности: запахи, ощущения, чувства, эмоции. Здесь реально только это. Почувствовала, как натянулась незримая нить, удерживающая связь с миром людей.

Хмурое небо как задымленное стекло, сквозь которое тускло светит солнце, и странные точки на небе. Здесь нет птиц, здесь нет живого. Я ускорила шаг, оглядываясь по сторонам и стараясь держаться ближе к странной уродливой растительности. Я искала след. Все, что угодно, что подскажет, где искать Кирилла. Дрогнула как струна нить, натягиваясь сильнее, напоминающая о том, что этот мир не мой, чужой, враждебный. Кир, где же ты? Я мысленно потянулась к нему: может быть, отголоски моих воспоминаний дойдут до него, станут той ниточкой, что поможет отыскать оборотню меня?

Вот начало учебного года, холодное, промозглое утро, и мы стоим на спортивном поле школы, дрожа от холода с цветами в руках. У меня смешные бантики на тонких косичках, ногам зябко из-за того, что стою в тонких ажурных колготках, а холодный ветер забирается под юбку форменного платья, перебирает складки передника. Ранняя осень, ненормально холодный день и синие от холода дети с хризантемами и астрами в руках. Тогда не было этих понтов со сложными букетами, мы дарили те цветы, что росли в садах осенью. Я стояла в стороне ото всех, по привычке, зная, что ни одна из компаний детей меня не подпустит к себе и близко. Я не боялась одиночества.

— Ася? Ворожба, — моя классная руководительница подошла ко мне. — Познакомься, ваш новый одноклассник.

Я рассеянно кивнула мальчику, стоящему рядом с учительницей. Щупленький и стеснительный, в непомерно больших очках и с непослушной светлой челкой, падающей на глаза. Такой смешной и милый, что я не удержалась от улыбки.

— Очень приятно, — серьезно произнес паренек. — Я Кирилл.

И протянул мне руку, такой серьезный и взрослый. Кир всегда был серьезным, даже слишком. И я пожала его ледяную ладошку, уже тогда ощутив то, чему смогла дать название только встретив вновь. И промозглый день стал другим: серость и скука отступили, не было того беспросветного одиночества, что жрало меня изнутри год за годом. Мы так и пошли в класс, держась за руки и весело болтая, и сели вместе. Рядом со мной место всегда пустовало, а учительница только радовалась обретению мною друга. Это были самые счастливые годы моей жизни, пока Кирилл не уехал. Именно тогда я и докатилась до того, что шагнула за грань. Без Кирилла меня тот мир уже мало привлекал. А ведь пропади я тогда, мы бы уже никогда не встретились…

— Кирилл… — заорала я.

Припадок отчаяния. Этот мир гасит звуки, в нем нет эха; но я не могу молчать, так легче гасить страх.

— Настя… — голос за спиной. — Настя, остановись, стой, не ходи…

Я испуганно оглянулась. Она стояла у дерева, взволнованно глядя на меня. Такая, как я помнила ее. Высокая, статная, с гордой осанкой и высоко уложенным узлом волос. Бабушка.

— Настенька, стой, туда нельзя…

Это мираж, рожденный страхом сознания перед гибелью. Я все глубже уходила в черную пустыню, нить за спиной жалобно звенела, натягиваясь до предела. Да, отнять душу не легко, ее держат сотни нитей в том мире, где остались близкие и любимые люди. И не в том мире тоже…