Император двух Империй (СИ) - Бабкин Владимир Викторович - Страница 32

— Да, Ваше Святейшество, это действительно так. Касаемо вашего вопроса, то, насколько я могу предполагать, Государь не планирует включать Константинополь и Проливы в состав Российской Империи. Михаил Второй считает восстановление именно Восточной Римской Империи делом священным и важнейшим. Скажу даже, что он считает это своей исторической миссией.

Патриарх Герман V сверкнул глазами.

— Это воистину светлая новость, герцог! Восстановление великой греческой Империи будет важнейшим событием в жизни всего православного мира!

Князь Романовский с легкой иронией посмотрел на Вселенского Патриарха.

— Боюсь, Ваше Святейшество, не совсем верно истолковали мои слова. Мой Государь отнюдь не собирается вмешиваться в суверенные дела своего эллинского царственного собрата Константина Первого. Отнюдь.

— Но, вы же сказали, что Император Всероссийский собирается восстановить Восточную Римскую Империю? Как прикажете понимать ваши слова?

Имперский Комиссар улыбнулся:

— Буквально, Ваше Святейшество. Мой Государь в самом деле не планирует включать Константинополь в состав России и действительно собирается восстановить Восточную Римскую Империю. Но собирается взойти на Престол Второго Рима сам. В качестве Императора Ромеи Михаила Десятого.

— Но…

Повисло напряженное молчание. Александр Георгиевич спокойно отпил воду из стакана и заметил:

— На все воля Господа нашего. Именно он создал этот мир и именно он призывает на трон Государей. Наш долг покориться воле Его и возвести на Престол Помазанника Божьего. Однако, и руки того, кто осуществляет обряд должны быть чисты, а душа открыта, дабы не было сомнений в святости обряда коронации, не так ли?

Патриарх прищурился:

— Вы на что намекаете?

— Боже упаси, Ваше Святейшество, я ни на что не намекаю. Меня прислал Государь Император Михаил Второй за тем, чтобы я убедился, что доносы ваших недругов и завистников не имеют под собой оснований. Согласитесь, будет нехорошо, если подтвердится, что вы, Ваше Святейшество, действительно подписали обращение ко всем греческим митрополитам с предписанием каждое воскресенье, во время обедни, молиться за победу османского оружия над православной Россией. Да и в войне с Болгарией якобы имела место такая же история. А это, знаете ли, усиливает позиции ваших противников, прямо обвиняющих вас в сотрудничестве с врагом веры нашей и измене делу православия.

— Чушь!

— Ведь этого же не было, Ваше Святейшество?

— Сказано: Кесарю Кесарево, а Богу Богово! Церковь признает божественную природу власти и должна призывать своих верных чад к послушанию.

— Даже если это власть осман, преследующих и истребляющих добрых христиан?

— На все воля Господа и пути Его неисповедимы.

Герцог кивнул.

— Истинно так, Ваше Святейшество. Но, как говорят в России, на Бога надейся, а сам не плошай. Или, как говорят мусульмане, на Аллаха надейся, но верблюда привязывай, верно? Впрочем, османы ушли отсюда навсегда и теперь вся надежда на милость Его Императорского Величества Михаила Второго.

Отщипнув ягоду от кисти винограда, Романовский закинул ее в рот и спохватился:

— Кстати, я вам не говорил, что в Константинополь вскоре должна прибыть Высочайшая Следственная Комиссия?

Патриарх насторожился.

— Нет.

— Значит, я совсем замотался. Знаете, то надо сделать, это надо сделать. Всюду не поспеваешь. Комиссия опять же. Впрочем, это пустое. Высочайшая Следственная Комиссия всегда прибывает туда, где у нее есть некоторые вопросы. А в Константинополе наверняка есть у кого и что спросить.

Герман V ответил весьма раздраженно. Впрочем, герцог не мог не отметить, что голос того слегка дрогнул.

— У нас не было выбора. Сами понимаете, война и мы полностью во власти султана.

Романовский кивнул, соглашаясь:

— Я понимаю, Ваше Святейшество. Как и ваше пожертвование тысячи пар сапог османским солдатам, воюющим против русской армии, было сугубо вынужденным шагом с вашей стороны. Я понимаю. В конце концов, это сапоги, а не пушки. Но поймет ли Следственная Комиссия?

— Никакая светская комиссия не может вмешиваться в дела духовные!

— Ну, возможно, следственная и не может, а Помазанник Божий может, и вы это прекрасно понимаете. Опять же, право на вмешательство в дела Церкви со стороны того же османского султана не вызывало у вас сомнений.

— Я должен был защитить верных чад православной Церкви от возможных преследований во время войны.

Герцог вновь кивнул.

— Это важный аргумент, Ваше Святейшество, благодарю вас. Эта позиция заслуживает понимания и, возможно, уважения. Но, опять же, как быть доносами ваших недругов о вашей позиции относительно поддержки власти султана и победы осман в войне? И это в то время, как почти восемьсот тысяч греков были османами насильственно отправлены в трудовые лагеря, где четверть миллиона из них уже погибло. Я уж не говорю про резню армян и прочих христиан. А это, скажу я вам, весьма и весьма… Родственники погибших вопиют к справедливости и надеются на Императора.

— Я протестовал и обращался к султану!

— Понимаю. Но Османской империи больше нет, ее капитуляция лишь вопрос дней, а султан Мехмед V сбежал в неизвестном направлении. В Константинополе русские войска и нам всем остается уповать на мудрость, терпение и христианское милосердие Его Императорского Величества Императора Всероссийского. Как, впрочем, и на его прекрасные отношения со своим царственным собратом Константином Первым Эллинским. Я слышал, что там вскорости будет новый патриарх, и уверен также в том, что Государь наш будет рекомендовать ему кандидатуру признанного патриота Греции и истинного архипастыря, который доказал свою верность православию и свое глубокое понимание исторического момента, равно как и осознание своей роли в происходящих эпохальных событиях.

КРЫМ. ДВОРЕЦ «МЕЛЛАС». КВАРТИРА ИХ ВЕЛИЧЕСТВ. 10 (23) августа 1917 года.

Маша встревоженно смотрела мне в глаза.

— Все так плохо?

Киваю.

— Да. Я должен лететь.

— Я с тобой!

— Нет.

Жена с каким-то отчаянием смотрела на меня. Мое короткое «нет» показывало, что я не стану это обсуждать. Слишком уж хорошо Маша знала вот это «нет», которое не так и часто возникало между нами.

Она без сил опустилась в кресло и закрыла лицо руками.

— Я так боюсь. Там ведь настоящая война…

— Я должен.

— Я знаю…

Никогда не видел ее такой испуганной. Присаживаюсь перед ней на корточки и беру ее ладошки в свои. Шепчу мягко:

— Ну, что ты в самом деле. Что со мной может случиться? Я же не пойду в атаку на пулеметы. Буду от линии фронта далеко-далеко сидеть, в крепком и надежном бункере, откуда и боя-то даже не будет слышно.

Маша горько усмехается.

— Ты разговариваешь со мной, словно с маленькой. Если бы это было так, ты бы не летел. Ты бы командовал отсюда, если бы мог.

— Я не могу. Без меня они там не справятся. Я должен, понимаешь?

Вздох.

— Понимаю. Видимо за это тебя и любят твои солдаты.

— А ты?

— И я…

Целую ее пальцы.

— Ваше Величество, остаетесь тут за старшую. Ваше кресло в Ситуационном центре, если вы не забыли.

Грустная улыбка.

— Я помню.

— И за остальными присматривай, чтобы не безобразничали тут без меня.

Вздыхает.

— Обязательно. Натали с пистолетом поможет.

— Да, уверен, что вы разберетесь.

За окном просигналила машина и нарушила наш долгий прощальный поцелуй.

— Ну, мне пора. Я буду писать.

— Я буду ждать…

Закрыв за собой дверь слышу, как Маша рыдает…

ПИСЬМО ИМПЕРАТОРА ВСЕРОССИЙСКОГО МИХАИЛА ВТОРОГО ПРЕЗИДЕНТУ США ВУДРО ВИЛЬСОНУ. 10 (23) августа 1917 года.

Excellency, Mr. President!

Наш добрый и великий Друг!

Благодарим Вас за письмо и теплые слова в адрес страны Нашей. Известно, что именно в дни испытаний, в дни войны проверяются настоящие друзья и Нам отрадно знать, что дружба наших стран, закаленная сражениями времен Гражданской войны в США и поддержкой, которую всегда оказывала Америка России, все так же крепка.