Скользкая дорога (СИ) - Байдичев Константин - Страница 36

Мэр вскользь поинтересовался:

— Он есть ирландский клоун, яр-марка?

Меня вновь пробило на хохот. А кто бы удержался?

Середина июля 1867 года. Я снова в море, хоть и давал зарок не ступать на палубу корабля как минимум год. Не зря говорят — не зарекайся и не клянись.

Завтра мы сойдем на берег в Ново-Архангельске. Нас пятеро — комиссар американского департамента внутренних дел Бэзил Трамп (это я), мой секретарь и переводчик Жозеф Нильсон, охранники Ван Юн, Вэнь Юн, Сун Ли, в просторечии Ваня, Юра и Саша.

Лето на Севере… про него не расскажешь. Его надо пить всеми органами чувств. Пить взахлеб, как воду в полуденную жару. Слова могут передать только слабые отголоски переживаемого… одни киты чего стоят. Даже всегда невозмутимые китайцы оживились, а мой секретарь и подавно.

Корабль идет вдоль берега, настолько близко, что можно без бинокля рассмотреть отдельные деревья на сопках. Разнообразная живность оживляет и без того красивейшие пейзажи. У прибрежных скал кружат тучи морских уток и чаек. Топорки, каменушки, гаги, различные чайки и еще много таких птиц, которых я и не видел никогда, снуют в воздухе, садятся на оснастку корабля, кричат, плавают, ныряют в воде… В воде резвятся нерпы, белухи, касатки, киты. Синь неба и моря, на контрасте зеленые берега, разноцветные скалы, белоснежная полоса прибоя. Летний морской воздух с йодной ноткой ламинарии в смеси с запахами разогретых солнцем трав и спелого леса. Просторы моря бередят даже мою давно очерствевшую от бытовой суеты душу так, что хочется заорать от восторга бытия! Что тогда говорить о моих парнях… Ванька, Сашка, Юрка и Жозеф — почти мальчишки, им не больше восемнадцати. Жозеф не скрывает восторга, глаза аж горят, хотя морем удивить его сложно, он вырос в Сан-Франциско. Китайцы ведут себя чуть сдержаннее, но мальчишки есть мальчишки. Я быстро к ним привязался, они ненамного младше моих сыновей… что-то защемило у сердца, глаза защипало…

Николай, вы стали сентиментальны, это старость. Да будет вам, мистер Трамп! Я же русский. В отличие от вас, американских циников, мне положено глубоко переживать эмоции! Вдохнул морского ветра, на солнце разомлел, расслабился, вот и расчувствовался. Соберись. Собрался. Так-так… выбиваю дробь пальцами по поручню. Раздвоение личности, неуместные приступы сентиментальности и тэ дэ… шизофрения тихэсенько стучится в двери? Пускай, никто не узнает, я никому…! Тссс! Про что это я? А, про Север. Если ты полюбишь север — не разлюбишь никогда! Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним…

— Мистер Трамп, это русский народный песня? — у меня за плечом стоит Жозеф. Я пел вслух? Улыбаюсь парню:

— Да, Жозеф. Песня оленеводов России.

— Вы научить меня ее? А кто такие — оленеводы?

— Оленеводы — оленьи ковбои. А твой вопрос, Жозеф, правильно звучит так — вы научите меня ее петь? — занудствую, а что делать? Покажешь, что размяк — на шею сядут. Но его мое занудство нисколько не угнетает. Бегает босиком по палубе в рубашке и закатанных под колени брюках, с китайцами пересмеивается. Ну, те хоть просто сидят, скрестив ноги. Я опять являю свету жуткого зануду:

— Мистер Нильсен, вы государственный служащий, а выглядите легкомысленным мальчишкой. Приведите себя в порядок, хотя бы обуйтесь. На вас смотрят люди, от которых, возможно, уже завтра вам придется что-то требовать или давать им указания.

— О кей, мистер Трамп! — если я думал его смутить, то потерпел полнейшее фиаско. Мальчишка подбегает к китайцам, те из под себя достают его ботинки и обуваются сами. А потом всей компанией вприпрыжку бегут к ближайшему борту и восторженно взирают на окружающий их такой красивый мир.

Сколько же в них жизни и молодого задора! Завидую им! Кхе… Ты от зависти втравил их в свои плутни и тащишь за собой? Собрался их использовать в своих делишках? Да ты настоящий козел! Ведь неизвестно, как оно обернется и чем кончится.

Слышь, неугомонное мое второе я, заткнись, а! Я не собираюсь их вовлекать в явную уголовщину. И сам ей заниматься не намерен. Пока, во всяком случае до весны, только уставная служба. Исполнять инструкции, служить стране, которой я дал клятву на верность, укреплять дисциплину и правопорядок. Ага, годный стёб! Неча из себя правильного корчить. Кун тебя внедрил сюда шпионить для него. А шпион и есть шпион. Прикажут в говно нырять — максимум, что спросишь, насколько глубоко. И не кривляйся, хотя бы перед самим собой, тупого не изображай. Не в уголовщине дело, а тебе, Коля. Их же до смерти запытают, если всплывет кто ты и что ты… Заткнись, а? Не порти настроение, хотя бы пока. Да и поздно уже, карты сданы, будем играть тем, что есть.

Надо признать, что половина дела удалась — получил легальный и весьма высокий статус, осталось чуть-чуть до обретения американского гражданства. Теперь надо выполнить вторую часть плана — хапнуть денег. И можно делать ноги на Родину. Но провернуть все нужно так, чтобы меня не искала полиция и хозяева денег. Хозяева?

Скашиваю глаза на палубу. Полпарахода сволочи набилось, едут прицениться, едут урвать. Внешне настоящие джентльмены — в костюмах, шляпах, уверенная речь, исполненные достоинства жесты и позы… Мелкое калифорнийское жулье, маклеры-спекули дутыми акциями и прочая шушера. Кун перед отъездом подсветил мне подноготную многих из них. Хват мужик, и когда все успевает! Целое досье на них выкатил — кто, откуда, с кем связан, на кого работает, сколь за душой имеет… Дерьмо народец, в основном. Жалеть там некого. И при возможности я огорчу их до самой невозможности. Нет, эти не хозяева. Это мясо я обдеру до костей. И вышвырну отсюда. Главное, не столкнуться в лоб с главными! Каламбурами заговорили? Нахватались литературщины? А чего во множественном числе? Кто такие мы? Или должность в голову ударила? Да нет же, просто нас теперь двое — Коля и Бэзил! Вот и… Завязывай, Колян! Дошутишься!

Кстати, насчет литературщины. Тот шелкопер, что расписал нашу перестрелку — Марк Твен и есть. Тот самый, что про Тома Сойера написал… нет, потом напишет. Я сразу как-то недотумкал, кто автор, хотя еще в первую встречу с Куном имя журналиста показалось смутно знакомым. Но просквозило мимо сознания, не зацепившись. А по настоящему мы познакомились на днях. С подачи мэра. Мистер Кун ничего не оставляет без внимания, я его даже побаиваться начал. Так, слегонца. Все контролирует! И когда успевает…

Пересекшись в его приемной, мы были представлены друг другу и мэр посоветовал подружиться, мол, жизнь богата сюрпризами, а много друзей это гуд! Гуд так гуд, мы зацепились языками, благо повод был и пошли в город. Особых дел у обоих не оказалось, с утра день был хороший, какие тут редко весной бывают, чего бы не погулять. Я про город расспрашивал, он — про меня, про русских и Россию. Сразу пришлось врать, что контуженый — опять задвинул краткую версию своей легенды… Ходили мы по Сан-Франциско долго. Мне раньше недосуг было без дела шароё… хм, разгуливать, а тут такой гид. Вряд ли когда еще такая шара выпадет.

Сначала я его ругательски ругал за ернический стиль, который, по моему мнению, совсем не годился для описания трагедии в Сакраменто. Какие могут быть шутки, когда погибли и ранены люди — отец Михаил, хозяин сгоревшего бара, да много еще кто. Однако Сэм жестко огрызнулся, что журналистский стиль его визитная карточка и менять его в угоду сиюминутным обстоятельствам не собирается, что бы там такие фраера, как я не думали. Чуть всерьез не разосрались. Меня залупила его молодая наглость, а его — мой назидательный тон. Но унялись как-то, хватило ума.

Упертый он парень, по жизни ехидный и въедливый. Вопросики задает как матерый опер. Журналист, хуле… Выпить, кстати, совсем не дурак, что выяснилось, когда внезапно начавшийся дождь нас загнал в портовый кабакторий. Языковый барьер тоже куда-то исчез. Походу, между пьяными его не существует! Чем дольше мы там сидели, тем проще было общаться. Сэм понимал мои шутки и анекдоты с полуслова. А я — его. В кабаке нашу компанию разбавил, или влился, не знаю, как будет точнее, мой старый знакомый Питер! Он только с Камчатки вернулся. Зашел к местному бармену за свежими слухами да рюмаху опрокинуть, а тут мы нарисовались.